Светлана Фетисова - Зеленое платье Надежды

— Давай выпьем за то, чтобы этот плот… — Надя погладила ребристую поверхность матраса, — перенёс нас в чудесную страну, в которой я ещё не бывала…

— Интересно, а я бывал?

— Не знаю, не знаю, ты мне об этом ничего не рассказывал, так что мне приходиться только догадываться…

— Хочешь расскажу? Прямо сейчас?

— Сегодня, наверное, уже не хочу. Мои вещи здесь и поздно пугаться. Так что, оставь свои секреты при себе… они, наверняка, меня расстроят. Кстати, сегодня мы обмываем девственность этого матраса и я прошу тебя скинуть с него весь ненужный груз, твои секреты и прошлое, а то мы можем не доплыть до берега. Кидай.

— Ты права, я готов отказаться от груза, но готова ли ты плыть налегке? Возможно, в пути нас ждут испытания…

— Наверняка. Но я надеюсь, что это будет что-то новое, а не призраки прошлого. Давай.

Они выпили и символически бросили стаканчики назад через плечо.

— Интересно, смогу ли я спать здесь? У меня проблемы со сном вне дома, если я не в своей комнате…

— Теперь это твоя постель и кроме того, здесь нет никакой альтернативы.

— Это то и пугает. У человека всегда должен быть выбор, это и есть свобода.

— Если хочешь, из коробок сооружу тебе что-нибудь альтернативное?

— Нет, спасибо. В крайнем случае сбегу домой.

— Я тебе сбегу.

Шутя, Толик притянул Надежду к себе, еда последовала за ними, помидорчики, маринованные огурчики, оливки по-хулигански сбежали с бумажных тарелок и попытались укрыться под ногами у Нади. Толик освободил матрас от продуктов и они завалились на спину, так и лежали, глядя, как причудливые тени пляшут на потолке.

— Я так соскучился.

Голос Толика слегка осип от переизбытка чувств, он уткнулся в плечо любимой. Она погладила его по голове, сначала — как утешают ребёнка, нежно, потом стала медленно пропускать волосы сквозь пальцы и не могла остановиться. Толик, очень осторожно, словно обезвреживая мину, стал освобождать Надю от одежды, попутно исследуя губами каждый завоёванный сантиметр территории.

Именно в этот день, Надя впервые поняла, как должна выглядеть та дивная страна, в которую они оба стремились.

У каждого дождя, как и у человека, свой характер. В солнечный день в каждой капле отражается свет и даже звук падения этих капель похож на музыку. Бывает дождь приходит с туманом, тогда он застенчив и тих, и пугается малейшего дуновения ветерка. Яростный и злой дождище хлещет по лицу в тщетной попытке унизить и оскорбить каждого, кто осмелиться не испугаться и бросить вызов стихии.

Сегодня был неуверенный и занудный дождь, он то начинался и грозил разогнаться на полную катушку, а потом, словно испугавшись собственной наглости, вдруг затихал и прекращался совсем, но подумав минут десять, начинался снова. Снег местами сошёл и оголил неприглядного вида землю, щедро усыпанную прошлогодним мусором и многомесячным собачим дерьмом.

За несколько недель Надя впервые оказалась наедине сама с собой, она шла по двору, лавируя между кляксами луж, она чувствовала себя странно, как-будто она идёт босиком по улице или потеряла ключи от дома, ей чего-то не хватало, или кого-то. И когда она успела так прирасти к Толику? И где она сама? Она совсем позабыла своих друзей, свои любимые занятия, свой дом, в конце концов — маму. Надежды как-будто нет, как отдельной личности, есть только «они». Они работают, они делают ремонт, они любят. Нельзя сказать, что осознание этого факта, её напугало, нет, лишь по спине пробежал неприятный холодок.

«Надо позвонить маме. А что сказать? Она опять будет чего-то ждать от меня… надо будет спросить, как ей удавалось высушить мои ботинки».

Эту проблему Наде пока не удавалось решить, ботинки всё время были влажными и не успевали просохнуть за ночь, вот и сейчас они напоминали о себе. Хотя, эти неприятные ощущения вполне гармонировали с мыслями, которые роились в голове девушки.

Совсем скоро съёмки сериала в павильоне заканчивались, ещё несколько дней и наступит неизвестность, пока никаких предложений по работе не поступало, неужели придётся возвращаться на старую работу, не дай Бог! Небольшая часть группы уедет в Сочи на досъёмки натуры и Толик вместе с ними, а она останется одна в этой неуютной халупе на целых две недели. Когда Надя заикнулась о том, что уедет к маме на время командировки Толика, он ничего не сказал, но глаза потухли и сам как-то поник и съёжился. В этот момент она подумала, что никогда, никогда она не сделает ему больно.

Съёмная квартира, павильон, троллейбус, на котором приходилось теперь ездить на работу, всё потеряло свои чёткие очертания и границы, всё таяло вместе со снегом и растекалось в бесконечности. Мама и отчий дом вообще потерялись где-то на задворках вселенной. Люди, когда-то имевшие значимость, плотность и цвет, превратились в придорожные тени. Время тоже изменилось, чёткие ориентиры растворились и не стало ни выходных, ни недель, ни минут, только свет или поиск источника света, первое мгновенно и бесконечно, второе — тягостно. Единственное, что было реально в этом зыбком мире — это мокрые ботинки на ногах.

И значимые ранее события: команда «мотор!», одобрение начальства и осуждение курящей толпы — всё кануло в Лету, и хотя, они все попрежнему осуждают или одобряют, но это уже ничего не значит, это пустота и суета. Окончание съёмок, поиски новой работы, забота о будущем, вроде бы, должны волновать, но не сейчас, всё не сейчас. Сейчас имеет значение только мгновение, когда её рука крепко сжата в ладони Толика. И всё. Остальное подождёт.

Не было никаких «милый», «любимый» и объятий на показ, в этом не было необходимости, да, и вообще, в словах не было необходимости, всем было видно всё и так, по глуповатым улыбочкам на их лицах, когда они смотрели друг в друга.

Надя и Толик просто держались за руки, всё время, когда была такая возможность и никто ничего не говорил, даже Вика, увидев их впервые, сцепившихся воедино, собиралась пошутить, но так и осталась стоять с открытым ртом, когда они сомнамбулами проследовали по коридору, лишь безнадёжно махнула рукой им вслед. Старшие товарищи по группе только грустно улыбались им, они то знали, как хрупок мир, в котором им посчастливилось оказаться, на них не кричали за ошибки, им прощали всё, лишь по отечески журили и давали возможность исправиться.

В темноте павильона№3, среди суеты, вокруг парочки возник островок света и покоя, как-будто невидимая граница разделяла всех, на тех кто в круге и кто вне, так смотрят из темноты зала на прекрасную пару, танцующую адажио под божественную музыку творца.

— Мне кажется, Вы зря волнуетесь, Зоя Сергеевна.

— Ну, как зря? Она со мной разговаривать не хочет, только: «всё хорошо, всё нормально, мам».