Наталия Миронина - Московский принц для Золушки

– В Москве купишь, зачем тебе здесь у этой нашей Анжелики шить?! – говорил дядя Слава.

Людмила Савельевна, пожалуй, впервые во втором браке настояла на своем.

– Свадьба – это событие. Я поеду со своим платьем.

Пришлось дяде Славе раскошелиться. И вот в Москве Тата, похвалив платье с широкой оборкой, повезла маму покупать новое. Одним словом, Людмила Савельевна, хоть и помалкивала, многое не одобряла. Ей понравился Денис – веселый, ровный и даже рыжий, как дочь. Но одет он был как-то странно, и выглядел совсем мальчишкой, и говорил про не очень понятные вещи – галерея, вернисаж, выставка. То есть Людмила Савельевна обо всем этом знала, но какие доходы это может принести, она не понимала. А потому ей казалось, что дочь торопится и вообще делает «не по уму». Но с Татой спорить она не смела. Общий вид «московской жизни» впечатлил мать. К тому же сильнейшее чувство вины из-за проданного дома не оставляло Людмилу Савельевну. Поэтому она молчала.

Дома Тата достала свадебное платье.

– Ох, – только и сказала Людмила Савельевна.

– Да, платье шикарное! – довольно улыбнулась Тата. – И свадьба будет шикарная, хоть и небольшая.

– Ну, дай-то бог! – Людмила Савельевна покачала головой и добавила: – Денис хороший, но художник все-таки…

– И? – обернулась к матери Тата.

– А ты точно его любишь?

– Мам! Я завтра выходу замуж! Если бы я его не любила, разве я бы пошла на это?

– Может, ты просто торопишься, боишься чего-то…

– Давай ложиться спать. Завтра Машка с утра за нами заедет, а она все любит заранее делать. Примчится ни свет ни заря.

Тата приготовила белье, чулки, проверила сумочку, теплую накидку и туфли. Она сейчас не хотела ни о чем думать и не хотела ни в чем сомневаться. Она знала, что стоит только дать себе волю и невозможно будет удержать бессмысленные теперь сожаления. Все, что она сделала сейчас, она сделала не только ради себя. И не только из меркантильных соображений. На лукавство и обман она пошла ради мамы (так она говорила себе), из-за женского страха и от усталости. Тата, сама того не замечая, прожила эти московские годы в таком напряженном ритме, что иным их хватило бы на пару жизней. Она же умудрилась вместить в несколько лет многое – образование, одни отношения, другие, тоску по отцу, новую профессию и беспокойство за мать. К этому надо было добавить все коллизии, связанные с арендой жилья, регистрацией, поликлиниками и прочими бытовыми вопросами.

– Видишь ли, – сказала ей как-то раз Маша Кошкина, – это путь почти всех, кто приезжает в Москву. Это нам, москвичам, повезло в определенном смысле. Мы подчас очень расслаблены. А остальным приходится вкалывать до пота, до кровавых мозолей, до неврозов и депрессий.

Тата ничего не ответила тогда, но про себя подумала: «Да, верно. И ты, Маша, захотела жить отдельно и поэтому сняла квартиру. Тебе всегда есть куда вернуться. Мне – некуда. В Сочи? Где нет ничего уже родного? И потом, какое мне дело до остальных?! Мне дело до себя. И я хочу нормальной жизни! С мужем, в своей квартире. И с мамой, которая не будет горбатиться на семью какого-то дяди Славы!» Тата Белозерова была не дурой, все понимала, но ради собственных интересов вполне допускала отклонения от прямого пути. Так или иначе, сейчас, накануне свадьбы, Тата уже ни о чем не думала – все сомнения были позади.

Утро тридцатого апреля было теплым. Весна в этом году вообще была очень солнечной. Тата проснулась рано. Спешить ей не хотелось. «Еще немного, и стану Собакиной, – подумала она и тут же ойкнула про себя. – Тата Собакина? Нет! Это же звучит ужасно! Останусь Белозеровой. Надо будет только Дениса уговорить. Собакиных и так очень много. Только я знаю три семьи!»

Причесываясь, подкрашивая глаза, примеряя серьги и вообще занимаясь тем, что вызывает трепет почти у всех девушек, Тата недоумевала. «Почему в кино всегда показывают эту безумную суету с подругами-дурочками, подругами-завистницами, подругами-простофилями? Почему все эти сборы под венец наполнены дурацким кривлянием?!» – думала она. Сама Тата собиралась сейчас точно так же, как собиралась каждый день на работу в банк. Только вот платье сегодня было поистине королевским.

– Таточка! Какая же ты красивая! И платье! Платье просто прекрасное! – воскликнула Людмила Савельевна.

Сама она тоже уже была готова и выглядела очень элегантно в костюме, купленном накануне.

– Да, все как надо! – Тата посмотрела на себя в зеркало. Впрочем, ее замечание относилось не к собственному отражению, а к предстоящему событию.

Кошкина позвонила вовремя.

– Невеста, спускайся! – торжественно провозгласила она.

– Спускаюсь! – рассмеялась в ответ Тата.

Когда она вышла во двор, она прям-таки почувствовала десятки взглядов, которые проводили ее из соседских окон.

– Королевишна! – Машка осторожно поправила платье Таты и поздоровалась с Людмилой Савельевной: – Доброе утро! Поздравляю вас с таким событием.

– Спасибо, – засмущалась Людмила Савельевна.

– Не за что, – рассмеялась Машка. – Вы меня тоже можете поздравить. Я – сестра жениха.

– Ой, да, я же знаю, мне Тата рассказывала о вас и… – Людмила Савельевна запнулась.

– И о нашей большой, непростой семье! – закончила фразу Машка.

Тут уже все рассмеялись. Пока они ехали, Людмила Савельевна рассматривала город и беседовала с Машей. Тата все больше молчала – на какое-то мгновение она почувствовала страх. Страх, что где-то ошиблась, что-то сделала не так, в чем-то просчиталась. Тата отчетливо вдруг поняла, что сегодняшнее событие было подготовлено давно, еще «при Рябцеве», с его помощью, а все изменения внесла она сама, своей рукой. В силу известных обстоятельств она и близко не подпустила Собакина к предсвадебным мероприятиям. Справедливости ради надо сказать, что он особо и не рвался.

– Тата, раз ты уж начала, делай все сама. У тебя лучше получится, а все деньги в твоем распоряжении, – сказал как-то Денис.

Белозеровой это и надо было. Нет, не деньги, а вот эта свобода действий и отсутствие необходимости что-либо объяснять. Сейчас, подъезжая к загсу, Тата испугалась, что могла что-то упустить из виду.

– Так, отлично! Мы вовремя и даже немного раньше. Это хорошо. Пока слегка причешемся, губы накрасим, появятся остальные, – взяла на себя роль распорядительницы Маша.

Тата вошла в загс и ахнула. Яблоку негде было упасть – сплошные женихи и невесты.

– Понятное дело, никто не хочет в мае расписываться, все в апреле явились, – сообщила шедшая мимо заведующая. Та самая дама, с которой договаривалась Тата. Заведующая была с высокой красивой прической и в строгом платье.

– Зачем же маяться, – рассмеялась Белозерова и добавила: – Мы вас ждем, в приглашении все написано.