София Кульбицкая - Красная верёвка

Дежурная врач надавала Гале массу ценных указаний, видимо, приняв её за жену своего любимого пациента (в «районке» Галину Лаврову знали плохо — она предпочитала лечиться у платных специалистов). Опровергать приятное заблуждение доктора Галя не стала — оно избавляло от ненужных объяснений, на которые ей просто жаль было времени, ибо впереди ждали великие дела.

На несколько дней она почти поселилась в этой роскошной квартире-музее, чтобы трогательно и нежно ухаживать за хозяином — отпаивать чаем с малиной и лекарствами, выносить судно, ежечасно менять мокрую ткань на лбу мечущегося в жару страдальца. Отлучалась только в туалет, поскольку своего туалета у Геннадия теперь не было. Там вовсю орудовала бригада мастеров, меняя насквозь прогнившие «брежневские» трубы на новенькие — чистые и блестящие. (Между прочим, напрасно Гена их так боялся. Ребята оказались чудные, интеллигентные, принципиально непьющие — и в священном ужасе отшатнулись, когда Галина Викторовна попыталась сунуть им пару сотенных «на чай»). После семи вечера она их отпускала и дежурила с книжкой в вольтеровском кресле, лишь изредка нервно вздрагивая — когда рассыхающаяся от старости рама, в которую была упакована знаменитая «реплика Левицкого», принималась скрипеть и стонать почище её незадачливого владельца.

Окончание работ мистически совпало с наступлением кризиса у Гены — за его жизнь можно было больше не беспокоиться. В глаза его понемногу вернулся масленый блеск, и он уже вполне осознанным взглядом следил за хлопочущей в квартире шикарной женщиной. Когда в один прекрасный день, будучи бережно протираем ароматической салфеткой, он попытался погладить Галю по заднице, она поняла, что её миссия закончена. Помогла ему встать, подставила — в видах возможного головокружения — плечо, привела в туалет, настежь распахнула обновлённый сантехнический шкафчик — и, не дожидаясь, пока её кавалер рассыплется в преувеличенных восточных благодарностях (она уж и так наслушалась их под завязку), коротко оповестила о том, что поменяла все коммуникации за свой счёт — так что если теперь с её потолка упадёт хотя бы капелька, виновник заплатит ей и нижним соседям за ремонт по полной стоимости.

После чего удалилась к себе — отсыпаться после тяжелой недели.

На этом их роман и закончился — навсегда. Как и следовало ожидать, ранимая душа горца не выдержала такого унижения. Больше он не звонил, не писал и не появлялся на её пороге. Разве что изредка Галине теперь случается увидеть, как Геннадий Вартанович, понуро свесив крупный нос, плетётся из продуктового магазина с добротной хозяйственной сумкой, доверху набитой снедью. В такие минуты он, по паспорту на десять лет её моложе, кажется ей глубоким стариком — и она искренне благодарит судьбу, что избавила её от такого подарка.

Есть женщины, для которых любовь синонимична жалости; есть и такие, чьи чувства жалость убивает. Наша героиня относится ко второй категории.

Жалеет ли она — хотя бы втайне от себя самой, — что всё закончилось так прозаично? Едва ли. Думается, она из тех женщин, которым не свойственно вообще ни о чём жалеть. Нам почти ничего не известно о её прошлом, но ходят слухи, что в молодости она была чем-то вроде дорогой куртизанки. Называется даже несколько громких фамилий… но тссс… мы не хотим порочить ничьё доброе имя. Тем более что слухи эти распространяют её менее удачливые товарки, которым, конечно же, нельзя верить.

Да и можно ли верить самой Галине Викторовне? Произошла ли вся эта история на самом деле? Неизвестно, да и неважно. Даже если и не было никакого Геннадия Вартановича, мы, благодарные слушатели, притворимся, будто он существует. Почти всех нас в недалёком будущем ждёт печальная старость — и мы так нуждаемся в положительных примерах, которые дали бы нам надежду перенести её достойно. Мы нуждаемся в этом куда больше, чем в декоративной косметике и омолаживающих кремах компании «Орион».

Галина Викторовна, её бриллиантовый директор, умело продаёт нам и то и другое. За что мы готовы простить ей и лёгкий цинизм, и склонность к обману, и жестокость, — словом, всё, что делает эту милую старушку настоящей женщиной, Женщиной с большой буквы, несомненно, достойной подражания.

Рано, слишком рано Владлен понял, что он — не такой, как все. И решил до последнего издыхания мстить этому жестокому миру, так подло захлопнувшему перед ним створки своего маленького рая. Загадочного и простого, доступного всем, кроме него.

Словно в насмешку, судьба одарила Влада мужественной внешностью, глубоким бархатным голосом с чуть вкрадчивыми нотками, а ещё — брутальным обаянием и крайне чувствительными пальцами. Уже к тридцати годам наш Влад полностью овладел искусством использовать всё это (казалось бы, ненужное ему!) богатство в своих коварных целях.

Для охоты он вовсе не всегда выбирал дорогие и фешенебельные курорты, хотя мог себе позволить многое. Порой его тянуло на развратные коктебельские пляжи или на Красное море, а то и в тихие, уютные подмосковные пансионаты с дискотекой, утиным прудиком и симпатичными старичками-соседями. Он знал — для него везде отыщется дичь.

Он узнавал их сразу — по хищным оценивающим взглядам, яркому макияжу и крепким словечкам, которыми они как бы давали понять всем и каждому устрашающую степень своей доступности. Но тут Влад проявлял неожиданную разборчивость. Случайные жертвы были ему не нужны. Он отмечал лишь тех, кто выбрался на отдых с единственной целью — приятно поразвлечься и мимолётной изменой поднять свой жизненный тонус.

Влад ненавидел и презирал их. Они казались ему абсолютным воплощением того загадочного земного ада-рая, что по нелепой прихоти судьбы был закрыт для него навсегда.

Он умел ухаживать необычно. Эстет по натуре, он не желал растрачиваться на пошлые ухарские жесты в дымных барах или долгие, занудные, утомительные разговоры «об умном». Он был мастером намёка и парадокса. Он мог весь вечер молчать, терпеливо слушая унылые излияния дамы, а когда она уже начинала сомневаться в его речевых способностях, небрежно, вскользь бросить фразу — одну-единственную, но такую, что сразу давала ошеломлённой собеседнице понять всё ничтожество её жалкого интеллекта. Утром он мог прислать избраннице в номер дорогущий букет или бутылку шампанского, а вечером, в открытой кафешке, отказать ей в кофе и мороженом, жёстко заявив, что не платит за женщин из принципа. О-о, наш Влад был мастак сносить крыши!..

А то, заблаговременно подкупив начальника лодочной станции и бдительную бабушку-вахтёршу, он похищал свою даму ночью через готовно распахнутое окно, уводил её зловещими аллеями к безлюдному санаторскому пруду, увозил, тихо плеща вёслами по невидимой воде, в самый дальний, тёмный и мрачный уголок, остро пахнущий подгнившими водорослями и тиной, — и там, изводя её изысканными, но всегда недостаточно глубокими ласками, грубо шептал в ухо: «Сейчас я утоплю тебя… никто никогда не найдё-ё-ёт…» — заставляя бедняжку разрываться между животным страхом и почти нестерпимым желанием. Иногда он даже и не касался своей дамы, одним только шёпотом доводя её до такого состояния, что, когда она чуть позже пыталась вылезти на слабеющих ногах из качающейся лодки, то спотыкалась и больно ударялась о бортик или о доски причала. Это, конечно, само по себе радовало Влада, но главное было ещё впереди.