Хилари Мантел - Перемена климата

— Мы уже видели вас раньше.

— Да, я тоже вас видел.

— Заезжали на ферму внизу?

— Да.

— По делам или просто так?

— Просто так, — ответил Ральф. — Катаюсь, знаете ли, по Норфолку, заглядываю на фермы, когда бываю в настроении. — Он распахнул дверцу, вылез наружу. — Что вам нужно, офицер? Хотите заглянуть в багажник? — Обошел машину, щелкнул замком. — Вот, любуйтесь, сколько влезет.

Полисмен очевидно понимал, что ничего крамольного не найдет, однако тщательно осмотрел багажник «Ситроена», поочередно проверил пару непромокаемых плащей, домкрат, набор инструментов и пачку старых газет.

— Все в порядке? — спросил Ральф. — Послушайте, это какая-то бессмыслица. Если вы решили, что я привожу на ферму ворованные вещи, почему не осмотрели машину на пути туда?

— Мы ведь можем обыскать ферму, — заметил другой констебль, стоявший у полицейского автомобиля.

— Вы преследуете миссис Гласс, — заявил Ральф. — Вам отлично известно, что на рынках она торгует совершенно законно, что скрывать ей нечего, но вам доставляет удовольствие изводить беззащитных женщин, которым нечего противопоставить вашему произволу. Зато я могу вмешаться и обязательно вмешаюсь; я знаю, как правильно подавать жалобы на полицейских, знаю, когда лучше это делать и каким образом обеспечить жалобе ход.

— Что, приходилось много кляуз сочинять?

— Господь свидетель, — процедил Ральф, — поверить не могу, парни, что у вас до сих пор целы все передние зубы. Ко мне претензии есть?

— Нет, сэр. Если что, мы теперь располагаем вашим именем и адресом.

— Не надо пустых угроз. — Ральф сел в машину, хлопнул дверцей, высунул голову в окно. — Думаю, скоро мы с вами снова увидимся.

— Будем ждать с нетерпением, — ответил полисмен.

На следующее утро Мелани не вышла к завтраку.

— Не страшно, — сказал Ральф. — Пусть отдохнет.

За завтраком он попытался вразумить свою младшую дочь.

— Пожалуйста, будь подобрее к Мелани, — попросил он.

— Почему? — спросила Ребекка.

Ральф развел руками, словно недоумевая, почему она не понимает.

— Потому что добро приносит пользу. И наоборот.

— Твоя Мелани грязная и противная.

— Может быть. Но как ей стать лучше, если люди не будут относиться к ней по-доброму? Кроме того, Бекки, спроси себя: виновата ли она в том, что она такая, какая есть? Мелани страдает тем, что принято называть раздвоением личности.

— Да брось, папа! — вмешался Робин. — Какое еще раздвоение? Было бы чему раздваиваться! Она сидит на кровати, отвесив челюсть, и пялится в стену. Тоже мне, личность!

— Будь ты прав, никаких проблем с нею бы не возникло. Однако я опасаюсь, что все не настолько просто. Постыдись, Робин. Твоей сестре простительно, но ты-то должен обладать хоть толикой здравого смысла, в твоем-то возрасте. Мелани провела под нашей крышей меньше двадцати четырех часов, когда ты успел узнать о ней хоть что-то? Прошу, не дразните ее и не провоцируйте, она имеет тягу к насилию

— Ну, этим нас не напугаешь, — вступила в разговор Кит. — Если что, Робин справится с нею одной левой.

— Вы не понимаете. — Ральф вздохнул. — Я имел в виду насилие против себя. — Он выразительно помолчал. — Когда она спустится, присмотритесь к ее рукам. На тыльную сторону смотрите. Там полным-полно старых шрамов.

— Она резала вены? — уточнила Анна. — Бритвой? Или чем-то другим?

— Значит, ты заметила?

— Разумеется, заметила. — Анна дернула плечом. — По-твоему, я такая же невнимательная, как твои дети?

— Извини, — проговорил Ральф.

— Одним извинением ты не отделаешься. Вчера днем ты оставил меня с ней, предупредил насчет жидкостей и порошков, но и словом не обмолвился насчет ножей и ножниц. Когда я увидела шрамы на ее руках, пришлось долго бегать по дому и прятать все острое.

Ты права. Мне следовало предостеречь тебя, но вены она пыталась вскрыть довольно давно, а теперь у нее, похоже, появились иные способы снимать стресс. В школе над нею издевались, с этого все и началось; она сперва стала прогуливать, потом связалась с дурной компанией девочек постарше, и ее втянули в магазинные кражи.

— Обычная история, — сказал Робин.

— Да, обычная, — согласился Ральф. — Но есть одно немаловажное отличие. Ее отдали под опеку, а через три месяца разрешили вернуться домой. Выяснилось, что родители продали ее проигрыватель и все пластинки, раздали игрушки, оставшиеся с детских лет, и одежду. Все, что нельзя было продать или отдать, они попросту выкинули на помойку. Возможно, социальные работники отнеслись к ситуации спустя рукава; возможно, родители не слушали разъяснений, не усвоили того, что им рассказывали. Так или иначе, они явно не ждали, что их дочь вернется.

Дети молчали.

— И что она сделала? — спросил наконец Робин. Теперь в его тоне не было и намека на сарказм.

— Возле многоэтажки, где квартира родителей, есть пустырь, и там она нашла часть своей одежды. Как говорит, в мусорном ящике. Походила по округе, поискала, кому родители продали ее вещи, стучала в двери, требуя вернуть купленное, но, естественно, люди заплатили деньги и не желали расставаться с добром, которое уже считали своим. Висяк, как говорят в полиции. Что было дальше, я не знаю, она упорно не хочет рассказывать. Примерно через десять дней она объявилась в Лондоне. Когда ее привели в хостел, при ней не было ни пенса. Зато была мусорная корзина. — Ральф снова вздохнул. — Мы купили ей кое-какую одежду, но она отказывалась все это носить. Видимо, до сих пор надеялась вернуть свое. Вышла на задний двор и развела костер…

Кит перестала есть.

— Жуть какая! — сказала она. — Что это за родители, которые так относятся к собственному ребенку?

— А чего ты ожидала? — Анна отодвинула тарелку. — Мы живем в мире, где над детьми издеваются и бросают их каждый божий день.

— Тсс! — Ральф приложил палец к губам. Еще не хватало, чтобы Ребекка — или кто-то другой, если уж на то пошло, — начала задавать уточняющие вопросы. И где Джулиан, кстати? Он не видел старшего сына с того столкновения в подвале, две ночи назад. Джулиан уехал на побережье и не торопился возвращаться. Самому Ральфу настолько хотелось снова увидеть Эми Гласс, что это желание причиняло физическую боль. Конечно, поездка на ферму чревата новой стычкой с Джулианом, но что прикажете делать? Надо во всем признаться, думал он, надо открыться Анне — либо порвать с Эми, пока не стало слишком поздно, потому что все становится чересчур серьезно. Все эти годы, мысленно твердил он, я не смотрел на других женщин, даже не думал о них, эта часть моей жизни была под замком, в моих расчетах другие женщины не фигурировали.

Вот бы Джулиан наконец вернулся. Тогда я нашел бы какой-нибудь предлог, прыгнул бы в машину, уехал…