Ричард Фланаган - Первое лицо

Когда мельбурнский рассвет начал таять и стекать по тесноте заднего сиденья нашего такси, по Рэю, по мне и по двум девицам, которых Рэй окрестил Розочкой и Фиалочкой по цвету платья каждой, я задал ему вопрос насчет контейнеров, о которых не раз упоминал Хайдль.

Не могу понять, признался я. Сотни контейнеров, под завязку набитых оборудованием на миллионы долларов, а АОЧС якобы не получала прибылей.

Мой стиль жизни – лайфсерфинг, объявила Розочка.

Ага, подхватила Фиалочка, мой тоже. Мы это… вжжух! На месте не сидим.

Вжжух! – захихикала Розочка. Вжжухи-вжжух!

Розочка и Фиалочка могли поддакивать и Рэю, и друг дружке, потому что им, как и нам, больше некуда было деваться.

Да пусто в них, бросил Рэй, запуская пятерню под мини-юбку Фиалочки.

А вообще идея потрясная – запчасти, экспертный потенциал, заметил я.

Контейнеры стояли пустые, произнес Рэй с дурашливым акцентом.

Но денег не принесли, напомнил я.

Еще раз, откуда ты? – спросила меня Фиалочка.

Да из Норвегии он, вклинилась Розочка, тебе же сказано. Он – норвежский писатель.

А я обожаю Джеза Демпстера, призналась Фиалочка. Правда, я его еще не читала… Но обязательно прочту.

Поэтому он так смешно разговаривает, втолковывала Розочка. Скажи-ка что-нибудь, Рэйбан.

Олли-болли.

Во дает.

Серьезно, произнес Рэй еще более дурашливым тоном, они были пустые.

Эй! – взвизгнула Фиалочка. Ты что там вытворяешь, нахал?

Я обернулся: Рэй, как мне показалось, облизывал ухо Фиалочки.

Что ты сказал? – переспросил я Рэя.

Хайдль не велел тебе говорить, пробормотал Рэй, покусывая ушко Фиалочки.

Так в них вообще ничего не было?

Ну разве что пауки.

Скажи чего-нибудь на датском, попросила Фиалочка.

Вообще ничего?

Ага, вообще, ответил Рэй, продолжая забавляться с Фиалочкой, – двести клятых грузовых контейнеров, а внутри – шаром покати.

Это не датский, заныла Фиалочка, что ж я, датский, что ли, не отличу?

За окном Мельбурн тонул в потоках нескончаемого дождя, а огни автомобильных фар и светофоров смешивались в сплошное пятно. Все вокруг куда-то медленно текло, закручивалось, будто в воронке, а мы ехали дальше, в глубь этого калейдоскопа гноящихся красно-зеленых ран. Розочка попросила остановиться, чтобы ее не стошнило прямо в такси.

Водитель ударил по тормозам и приказал нам проваливать.

Пустые?! – повторил я еще раз.

Выметайтесь! – заорал водитель.

Мы стояли на краю эспланады Сент-Килда, и, пока Розочка блевала, а Рэй хохотал, я поднял голову и увидел, как в темноте и потоках дождя вырисовывается огромная разинутая в улыбке пасть, нависающая надо мной с пятиметровой высоты, и пасть эта – часть гигантской белой физиономии с выпученными, дьявольски-голубыми глазами, а выше – красные и желтые расходящиеся лучи, смутно напоминающие о восточном театре.

Оказалось, мы приехали к знаменитому входу в Луна-парк, а над нами нависло его главное украшение, Мистер Мун. Его широко раскрытые, кроваво-красные губы, глубокие борозды щек, странным образом изогнутые выщипанные брови смотрелись чудовищно – точь-в-точь грязный, ухмыляющийся Мефистофель.

Да это ж какое-то кривое зеркало, сказал Рэй. Если долго смотреть на Хайдля, тоже в конце концов увидишь себя, никого другого.

Фиалочка обиделась и пригрозила, что они сейчас уедут домой, а мы можем катиться хоть на Северный полюс.

Только увидишь уже как полного урода, добавил Рэй.

У нас на глазах девицы, пошатываясь, переходили на другую сторону, чтобы поймать такси.

Я кое-что усвоил, просто понаблюдав, как он ест вилкой, сказал Рэй.

Тасманцы-голодранцы! – выкрикнула Розочка, садясь с подругой в такси, а Фиалочка показала нам третий палец.

Валите уже, голые-драные! – заорал в ответ Рэй и весело помахал.

И что ты усвоил?

Не имею права говорить, отрезал Рэй, посылая воздушный поцелуй вслед машине.

Да ладно тебе.

Много всякого.

После двухчасового сна я проснулся с пересохшим языком и опоздал на работу. Хайдль уже сидел за своим столом спиной ко мне и разговаривал по телефону.

Я так и сказал, выговорил он приглушенно и вроде бы с раздражением. Ноулз. Эрик Ноулз.

Чтобы не мешать ему, я готовился к предстоящей работе бесшумно, раскладывал на столе бумагу, наметки и блокноты, а Хайдль все не вешал трубку.

Устранить. Десять тысяч. По рукам?

Я запустил «Мак-классик», и от его жужжания Хайдль резко развернулся в кресле.

Благодарю, произнес он, сверля меня взглядом. С вами приятно иметь дело.

Я отвел взгляд, а когда вновь посмотрел в его сторону, он улыбался своей отвратительной улыбкой.

Славная была ночка, сказал я и уточнил: Рэй.

И стал стучать по клавиатуре, как будто погрузился в работу. А сам думал: устранить? Эрика Ноулза?

Я догадывался, что Зигфрид Хайдль на многое способен… но не до такой же степени!.. Похоже, он спланировал заказное убийство… это меня потрясло. Но почти сразу я усомнился. Что, собственно, такого он сказал?

Хайдль встал и объявил, что отправляется на встречу с известным адвокатом, который хочет на него работать.

Мне казалось, ваши интересы представляет Томми Хиллер?

Так и есть, ответил Хайдль. Но много ли он смыслит?

Выждав десять минут после его ухода, я приблизился к директорскому столу и сразу отметил, как Хайдль успел изменить его под себя: добавил несколько офисных сувениров, документы, две семейные фотографии и одну профессиональную, совсем свежую, а также выцветший полароидный снимок, где он с маленькими детьми сидит на природе у костра на фоне бело-красного «Ленд Крузера» пятьдесят пятой серии. Подняв телефонную трубку, я нажал кнопку повторного набора. Пока шли гудки, кто-то постучал в дверь.

Здравствуйте, прошуршало из трубки записанное сообщение. Вас приветствует «Паста и пицца от Берти» в Глен-Хантли.

Тут распахнулась дверь и вошел Джин Пейли, впервые переступивший порог нашего кабинета. Я замер, не отрывая трубку от уха и сохраняя, как мне хотелось верить, видимость изумления.

Я видел, что Зигфрид ушел, объяснил Джин Пейли. Просто хотел сказать, что с нетерпением жду завтрашней возможности прочесть твои наброски.

«В данный момент наш ресторан закрыт, мы открываемся в…»

Вы мне очень помогли, сказал я в трубку автоответчику заведения «Паста и пицца от Берти». Благодарю вас. И положил трубку.

Как продвигается? – поинтересовался Джин Пейли.

Вроде бы я нащупал твердую почву.

Отлично, произнес Джин Пейли, щелкнул языком и подмигнул. За пределами личного офиса он, казалось, терял все свои преимущества и проявлял странную, неестественную нервозность.

Да, сказал я. Просто отлично.

Зигфрид, по-моему, в кабинете не засиживается.