Денис Горелов - Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката

Богатые из-за нефти.

Из-за нее же дорогие.

В биатлоне лучшие. Бьерндален бог, и сам того не знает.

Граничат с нами на таких чертовых рогах, что трудно поверить. Самый верх карты.

Граница сближает – что случается редко. Когда их звали в крестовый поход на СССР, заартачились. Русские, говорят, у немцев Керкенес отбили и нам вернули. Претензий нет, одно пионерское спасибо.

Лучший писатель Гамсун поддержал фашистов. Его за то судили, как рядового, без скидок на возраст и нобелевку.

Лучший драматург Ибсен породил «новую драму» аж в конце XIX века.

Твердая, умелая, справедливая страна.

У нас тоже претензий нет.

Норвегия, 1975, в СССР – 1979. Flaklypa Grand Prix. Мультфильм. Реж. Иво Каприно. Прокатные данные отсутствуют.

Высоко в горах к северу от большого фиорда по-над самой деревней Питклиф живет велосипедных дел мастер Теодор Римспог с уткой-модником Санни и ежом-недотепой Людвигом. Тащить в гору велосипед не каждому по нутру, так что бизнес идет ни шатко ни валко – оставляя умельцу время для изобретения всякой полезной всячины типа турбонасоса для сбора малины, а вечером – для музицирования на губной гармошке с видом на луну. Прознав, что его бывший подмастерье Рудольф Густолип, стянув пару новинок, вызывает всех на гоночные соревнования, Теодор с помощью вовремя подвернувшегося нефтяного шейха строит чудо-болид «Иль Темпо Гиганте», выигрывает гонку и садится играть на губной гармошке с видом на луну.

И все это, черт побери, кукольный мультфильм. Да. Как пелось в детстве, Чебурашка наводчик, крокодил – пулеметчик, 38 попугаев в парадном строю над Красной площадью. Кукольный фильм про гонку «Формула-1», в котором собственно трасса с ревом и выхлопом занимает 17 (семнадцать) минут экранного времени. В это невозможно поверить, но это можно потрогать, в торренте есть. Норвежский итальянец Иво Каприно соединил скандинавскую обстоятельность (если не сказать: косолапость) кукольного кино, луну и губную гармошку – со средиземноморским драйвом, перцем и бешенством гоночного трека, на котором итальянские пилоты и сборная «Феррари» имеют лучшие позиции вот уже на протяжении века. Скрежет и вой, грай телерепортеров, массы голубоглазой публики, которая вся смотрит налево, а через секунду уже вся смотрит направо, американские горки неровной трассы – как все это не вяжется с врожденной неповоротливостью кукольных персонажей. Автор малометражек «Парень, состязавшийся в обжорстве с троллями» и «Кариус и Бактериус» по Турбьерну Эгнеру, писавшему некогда про разбойников из Кардамона, – благодаря своему ажурному дарованию замахнулся на длинный метр и создал зрелище, равного которому уже не будет в природе. Ажур – это не о’кей, это тонкая насыщенность кадра изящной деталью. Кукольные режиссеры обычно славятся минимализмом: двор изображают деревянным грибком, деревню – колодцем, лес – двумя соснами, трикотажной лужицей и аляповатой ромашкой; в домах шаром покати. Этой аскезе Каприно противопоставил кучу неизбежного и местами нужного хлама, которым отличается не символическое, а реальное человечье жилье. Мастер Теодор коротал дни среди: тумбочки, примуса, наковальни, верстака с горой опилок, кресла с кистями, банок варенья с бумажными крышечками на резинках, кровати с синими шишечками и ночным горшком, настенного календаря, фотографий родни, свечек в подсвечниках, зубных щеток в подстаканниках, вешалки для шмоток, дезодоранта для подмышек и гребня для хохолка Санни. Во дворе его грудились колодец с бидоном, спиннинг с вязанкой воблы, стиральное колесо в корыте, почтовый ящик на шесте и колоды для посиделок. В машине были патрубки, поршни, карбюратор, маслоотсос, 12-цилиндровый ракетный двигатель на чистом спирте и чудо-радар для ориентации в пространстве без столкновений – и она еще ехала!! Не говоря уж о том, что по ходу в деревне Питклиф менялись времена года – то накатывал листопад, а то снег заносил по самое окошко. Кукольное кино, которое Гришковец волшебно аттестовал как «фильмы про медвежонка, который не хотел делиться печеньем», в массе своей существовали во имя голой, как колено, морали: что печеньем делиться надо. Каприно навалил на эту разумную мораль короб всего – как на елку игрушек, лампочек, дождя, мишуры, – да еще запустил эту елку в космос. То-то всем было радости, а ему самому – орден св. Олафа, вручаемый королем за особые заслуги перед Норвегией, что тоже производит неизгладимо кукольное впечатление.

Единственное, что слегка путало карты, – это непроизносимая, с кучей согласных норвежская топо- и антропонимика; но фильм попал к нам транзитом через англоязычные страны, где Перенакосьвыхухоль переименовали без нас: деревня Питклиф (тоже мне название для норвежской деревни!) в оригинале звалась Флеклюпа, Санни Крякворд – Суланом Гюндерсеном, а Густолип – Рудольфом Блюстрюпмуэном. Только Теодора не тронули – и то славно. А когда на доске печати среди «Монда», «Стампы», «Дагбладет» и «Ди Вельта» Санни встречает логотип «Правды» с заголовком «Повышать ответственность соревнования» – тает даже ледяное сердце синефила.

Польша нашей не была сроду, хоть и суетилась под Россией века эдак два. Польский гонор, польский блеск, польское самосознание внушали интеллигенции робость, а массам ехидство: поляки-вояки, знаем-знаем. Она и сейчас многим представляется карликовой, хотя с отжатой Западной Украиной, Белоруссией и Виленским краем становилась крупнейшей страной Европы – с соответствующим понтом и претензией.

Губил, как всегда, к одиннадцати туз: шляхетское чванство и демократизм. Едва оперившись, Польша тотчас шла войной на соседей и мигом спускала все – ибо победу приносит железное единоначалие, а у них даже король был выборный. Воевать не умели – травить о войне умели лучше всех на свете. Живопись, книги, кино – от орлов с крестоносцами в глазах рябит. Все красавцы, все таланты, все поэты и великие рыцари.

Да уж, говорил предводитель дворянства Воробьянинов. Да-а уж…

Но паненки, но обхождение, но грация и легкость, которых так не хватало нам, пленяли образованное сословие и рождали секту тайных полонофилов в самом сердце империи. И опять всего-то было ничего до победы изнутри – но поляки, переходя в русское подданство и веру, становились истовыми русаками и преумножали славу странноприимной, а не исторической родины. Янковский, Белявский, Высоцкий, Костолевский, Рокоссовский, Дзержинский, Малиновский на фронтах и подмостках добивались всего, что не выгорало по-настоящему дома. И в Польше служили, и в Польше играли, и Польшу превозносили изо всех сил – но все равно были славой настоящей державы, а не открыточного королевства.