Денис Горелов - Игра в пустяки, или «Золото Маккены» и еще 97 советских фильмов иностранного проката

Эти двое – современная Франция во всем ее неразрешимом противоречии. Деловитая косность и поэтическое разгильдяйство. Правый марш и левая припрыжка. Булочник и шарманщик. Умный до тупости и глупый до мудрости. Лопух ищет дружбы. Кабан убирает лишних. Лопуха бросила жена. Кабану она сто лет без надобности. Лопуха травмируют. Кабана нервируют. Вместе они воплощают то солнечное национальное лузерство, с которым давно и легко смирилась Франция, превращая свои поражения в победы и наоборот. А что еще остается стране, в которой главный национальный титан – этнический итальянец, главный певец – этнический итальянец и почти всех полицейских комиссаров (как и киллера в «Зануде») играет этнический итальянец, а бывший президент вообще венгр? [21] Для слабо сведущих во французской истории: автор имеет в виду Наполеона (урожденный Буонапарте), Монтана (урожденный Ливи), Лино Вентуру и Николя Саркози. Только песенки петь да рубашками торговать.

Ну не вешаться же, в самом деле.

Франция, 1976, в СССР – 1978. Le Jouet. Реж. Франсис Вебер. В ролях Пьер Ришар, Фабрис Греко, Мишель Буке. Прокатные данные отсутствуют.

Безработный журналист нанимается в газету, хозяин которой не любит эмоций, возражений, бород, потных рук, ждать, шутить и приезжать вовремя, а любит одного сына – юного негодяя от первого брака. За послушание тому обещана игрушка – любая. «Этот», – велит августейший сынок, завидев папиного вассала в магазине. То, чего требует принц, должно быть исполнено. Точка.

Побыть ручным клоуном на зарплате в фамильном замке с прислугой сегодня согласятся миллионы россиян. Большинство даже не поймет, в чем неудобство. Залезть в ящик со стружкой? Откликаться на Жюльена? Стать временным резиновым утенком для ванны? А сколько за это заплатят? Судя по омерзительному римейку, вышедшему в США шестью годами позже, у Америки подход аналогичный. Многократно усилены вопросы оплаты, бедствий безработной семьи и природной возбудимости молодого мистера, на которого не след обижаться. Мальчик трудный, родители в разводе, нужно больше внимания.

А мальчик не трудный. И не возбудимый. И не избыточно активный, как принято говорить сегодня в детских консультациях богатым родителям-капитулянтам. Мальчик – образцовый сукин сын, которому, как и его отцу, нравится наблюдать унижения подчиненных людей. Не мигая. Пристально. С холодным упоением змеи. И перебить этот фамильный садизм можно только поднимая ставки: предложением вместе поунижать отца, великого солнцеподобного цезаря. Вот это игра. Вот это круто. Вот в чем прикол покупного дядьки – в достоинстве, а не в том, что он смешно чудит и падает на газон пятками кверху. У американского игрушечного человека достоинства нет – нет и фильма.

Истории известно немало примеров принцевых шутов-пропойц, ругателей и фальстафов, которым позволялось валять ваньку при гостях и дерзить суверену. Всех их казнили, стоило мальчику войти в возраст больших решений. Зато краткий срок можно было пожить вволю и истину царям с улыбкой говорить – чем и занят Пьер Ришар в лучших фильмах по сценариям Франсиса Вебера: «Высоком блондине» и «Игрушке», которую тот сам же и поставил. Кривляется, падает, жарит на скрипке жесть, а после смотрит голубыми глазами на величавых небожителей и сообщает: а ведь вы, ребята, упыри и угроза национальной безопасности.

И дети ваши будут такими же – если вовремя не попадут в сачок к доброму клоуну в разных ботинках.

И это, признаться, уже совсем не про французов.

Даже не про американцев.

Франция, 1956. La sorciere. Реж. Андре Мишель. В ролях Марина Влади, Морис Роне, Николь Курсель. Прокат в СССР – 1959 (36,4 млн чел.)

Заезжий инженер, строя дорогу в Швеции, ворошит гнездо троллей и заводит шашни с лесною царевной. Та живет на отшибе, дружит с белками и аукается с духами воды и камней – навевая местным подозрения в ведьмачестве. Язычница с маловером тянут друг другу руки поверх ветхозаветной деревенской общины – наивно ожидая всеблагого христианского понимания.

Русалочка, нимфа, чащобная хохотунья – архаичная жемчужина барской культуры. Вот уж два с лишним века испорченные, но трепетные господа бегут от прелестей света в девственную глушь за впечатлениями – чтоб повстречать и пленить лукавую ворожейку, ей на беду, а себе на крокодилово покаяние. Сюжет сей был с бородой уже во времена Лермонтова: на него написана первая из печоринских повестей «Бэла» – а уж с той поры о том же сложены мириады баллад и сняты фильмы «Олеся», «Русалочка», «Снегурочка», «Лесная песня. Мавка» и «Девочка и эхо».

Русалочке надлежит быть голой – чтоб волновать разом гостя, мужского читателя и господствующую церковь, а также символизировать слияние с природой по канонам французского Просвещения и лично мсье Руссо. В таком виде находит андерсеновскую русалочку принц, в полной натюрели купается подружка эха, редкую рыболовную сеть носит на себе Мавка – да и чаровница Инга на пруду не больно стесняет себя тряпками, срывая с резьбы 20-летнего Вову Высоцкого и с ним еще десяток миллионов Вов.

Русалочке положены экстрасенсорные способности – чтоб дразнить барина гаданием по ладошке и злить общину подозрениями на колдовство.

Игра в пятнашки с оленятами, свиристелки с зябликами и ути-пуси с ежиками прилагаются в общем пакете. Злой Чехов посмеялся над этим стандартом в «Драме на охоте», подпустив к зябликам символическую змею, – но яростно добрый Эмиль Лотяну, экранизируя «Драму» под именем «Мой ласковый и нежный зверь», осадил Чехова и сделал героиню сущей ангелицей, невзирая на алчность, спесь и откровенно развратное поведение.

Крайне любопытен перепев русалочьего мифа в «Человеке-амфибии». Ихтиандр так же гол (в романе – так и вовсе, никаких чешуйчатых комбинезонов), так же видит людей насквозь, заряжается от воды и не стыкуется с земной принцессой. Вероятно, гиперуспех картины и связан с переадресовкой классической легенды наиболее чувствительной дамской аудитории.

Авторы «Колдуньи» предпочли традицию – но внесли свое честное зерно в общие закрома. Тип болотной ворожеи требовал нестандартной привлекательности – выбор залетной танцорки русских кровей Марины Влади был сродни приглашению латышки Артмане в «Родную кровь» или польки Брыльской в «Иронию судьбы» (речевые затруднения шведки с французом сгладили акцент). Роль некстати расшалившегося гостя весьма подошла Морису Роне с его порочной ухмылкой и страдающими глазами.

А для национальной культуры успех имел такие последствия, что только в сказке и описать. Но это будет уже другая сказка – про то, как Иван-дурак заарканил Жар-птицу при помощи гуселек и верного Конька-горбунка.