Михаил Самарский - Сократ выходит на орбиту (записки котонавта)

В тот люк, где стояла Ирина вообще нереально было забить гол. В мой еще можно было, если бы мяч попал в отверстие поверх моей головы. Правда, запулить его ногой туда оказалось невозможным. Как не старались космонавты, но игра так и закончилась со счетом ноль-ноль. В условиях невесомости играть в футбол дело непростое. Чтобы забить гол, нужно вывернуться наизнанку. Мяч летал от стенки к стенке, никуда не попадая. Если бы на Земле были такие же условия, думаю, вряд ли бы эта игра прижилась и стала такой популярной. Бедный Рональдо, кем бы сейчас он был?

Как обычно перед сном, мы с Ириной немного пообщались. Наивно полагая, что я не в курсе событий, женщина делилась со мной, как отреагировал Джон на ее согласие. Я нисколько не сомневался, что мужчина обрадуется ее решению. Когда он смотрит на Ирину, его глаза горят, как лампочки на новогодней елке.

После всех пережитых за день событий я долго не мог уснуть. Космонавтам хорошо, они в таких случаях употребляют снотворное, а мне приходится считать сосиски. Раз сосиска, два сосиска, три сосиска…Через некоторое время Ирина засопела. Помню, когда первый раз услышал от хозяина выражение: «всю ночь считал овечек», я даже вышел во двор посмотреть, что за живность у нас появилась. Не обнаружив никого, я долго мучился, пытаясь понять, что он имел в виду. Потом однажды услышал, как Татьяна Михайловна говорила:

– Все эти советы психологов считать березки, да овечек не действуют, если человек ведет неправильный образ жизни. Чтобы хорошо спать, надо правильно питаться, много двигаться и перед сном дышать свежим воздухом.

Если вы читали предыдущие истории обо мне, наверняка, помните, моя хозяйка – женщина кремень. Она просто повернута на здоровом образе жизни и правильном питании. Мало того, что сама такая, так она еще всю семью построила. Я все-таки взял на вооружение совет психолога, и с тех пор стал применять его, когда сна не было ни в одном глазу. Правда, считал я не овечек, как вы уже поняли, сосиски. Еще мне нравилось считать птичек на ветке или мышей…

Стоп! Мыши… Чуть не забыл о них, я же собирался их проведать ночью. Я выполз из под ремня, выпорхнул в отверстие под потолком и помчался по станции в сторону лаборатории. Летать получалось гораздо быстрее, чем ходить пешком. Неожиданно вспомнились летучие мыши в подземелье. Вот и я превратился в летучего кота. Включите свое воображение и представьте на минутку меня, парящего по станции, как дельтаплан. Представили? Согласитесь это забавно.

До нужного модуля я добрался быстро. А что толку с того? Мыши оказались заперты в клетке. Я даже лапу не мог просунуть, настолько были маленькими отверстия в решетке. Зацепившись за нее когтями, я уселся сверху на мышиный дом и принялся наблюдать за его жильцами. Увидев меня, они моментально оживились и, задрав головы, смотрели во все глаза, будто я инопланетянин.

– Ты кто такой? – запищала мышка.

Она встала на задние лапки, приблизилась к самому верху решетки, обнюхивая меня.

– В смысле, – не понял я и спросил: – ты что, кота никогда не видела?

– Нет, – она мотнула головой и добавила: – вообще-то я не она, а он.

– Прости приятель, я не хотел тебя обидеть. Просто вы все похожи, как две капли воды, – заметил я.

Мышки и правда были одинаковые, словно сделанные под копирку. Я не сразу мог разобрать, кто из них кто.

– Это потому что мы все здесь родственники, – поведал он.

– А как тебя зовут? – полюбопытствовал я.

– Джон. А полное имя Джон Траволта, – гордо сообщил мышонок.

– Надо же, какое странное прозвище у тебя, – промолвил я.

Я заметил у него небольшое отличие от остальных грызунов. У всех глаза были карие, а у него ярко голубые.

– Меня так назвал тот мужчина ученый, что приходит к нам каждый день. Между прочим, так зовут знаменитого актера, – сказал он.

– А ты откуда знаешь? – спросил я.

– Это мне ученый рассказал, кстати, его тоже зовут Джон. Он когда приходит к нам, берет меня на руки и спрашивает: «как поживает наш великий актер?», – рассказал Траволта.

Говорю же, Джон еще тот шутник. Это же надо такое имя дать мышонку. Вы бы со смеху упали, если бы увидели «великого актера» ростом с гулькин нос.

– А как тебя зовут? – спросил он.

– Сократ, – гордо ответил я, испытав невероятное удовольствие от произношения собственного имени. Как же давно меня так никто не называл. Так можно совсем кличку свою забыть.

– Ты тоже здесь живешь? – поинтересовался Траволта.

– Да, – ответил я, – но это временно. Скоро полечу домой.

– А где твой дом? – присоединился к нашей беседе еще один грызун.

– На Земле, – хмыкнул я.

– А что такое – Земля? – задал неожиданный вопрос другой мышонок.

– Ты разве не знаешь? – удивился я и недоуменно ответил: – это планета такая, на ней живут люди, разные животные, рыбы, птицы.

Хм, они что, с Луны свалились, задают такие странные вопросы?

– Как интересно, – к разговору подключилась еще одна мышь, – мы никогда нигде не были, кроме нашего дома. Люди иногда позволяют нам выйти на прогулку, правда, ненадолго. Мы очень плохо переносим невесомость.

При виде грызунов, во мне всегда просыпался охотничий инстинкт. А тут вдруг стало невыносимо жалко их. Я крепко зажмурился, сердце защемило от нахлынувших эмоций. Никогда со мной такого не было. Может это космос на меня так влияет? Всю жизнь прожить в клетке, даже врагу такого не пожелаешь. И самое удивительное, они считают ее своим домом. Что-то мне совсем перехотелось на них охотиться – бедные мышки. Лучше с голоду умереть, чем поднять лапу на несчастных крошечных животных.

– А что еще интересного на твоей планете? – продолжал любопытствовать Джон Траволта.

– Много чего, – ответил я поникшим голосом. Настроение у меня совсем испортилось. Я грустно добавил: – наша Земля очень красивая, лучше не найти в целой вселенной. На ней есть огромные моря и океаны, длинные реки и глубокие озера, непроходимые леса и высоченные горы.

– Я даже не представляю, как все это выглядит, – сказал Джон, – я всегда думал, что наша планета самая лучшая.

– Ваша, это какая? – не понял я.

– Вот эта, – голубоглазый мышонок обвел глазами помещение и клетку.

– Это не планета, это модуль космической станции, – воскликнул я.

– Ну и что. Для нас это дом, мы другого не знаем, – хмыкнул он и добавил: – мы здесь живем с самого рождения. Это наша родина.

После слов Траволты, я совсем потух. Как же грустно осознавать, что мыши не знают другой жизни, они клетку считают домом, а лабораторный модуль космической станции своей планетой. Хотя, ничего удивительного в этом нет. И почему я вдруг сразу записал их в несчастные, скорей всего они себя таковыми не считают. Ведь понятие Родина у каждого свое. Для меня, это, прежде всего, семья, дом, где я живу, моя любимая Белла, люди, которые меня окружают. Все что мне дорого, это и есть моя Родина.