Борис Ольхин - Осенние жаворонки

Она встала, развернула плащ. Надевая его, сказала:

— Объявления будут. А с машиной как, Осип Маркович?

— Как договорились, бери. И участковому там передай, чтобы на суде у нас присутствовал.

Они все трое вышли на крыльцо.

Подмерзшая за ночь земля отволгла, и полоса дороги, уходившей в обе стороны по деревне, казалась непроезжей. Неяркое солнце светило рассеянно, почти без сугрева. У «газика», перед крыльцом, опираясь плечом о брезентовый кузов, стоял шофер Воронков. Осип Маркович крикнул ему, чтоб ехал с Верой Ивановной в Аношкино.

Шофер кивнул и пошел вокруг машины, поглядывая на колеса.

— Увидишь Суровцева, Вера Ивановна, — привет ему! — сказал в напутствие Осип Маркович.

— Увидит. И передаст, — буркнул под нос себе Кононов.

Осип Маркович искоса, через плечо на него взглянул:

— А что такое?

— Ну как сказать, — округло поведя руками, объяснил Кононов. — Наведывается к нему… по-приятельски.

— A-а… кха, — пробормотал и кашлянул разом Осип Маркович, и в носу у него засвербило. Новость эта была ему неприятна: если и так обстоит дело, все равно бы лучше не знать…

С Суровцевым отношения у него были поверхностные; и встречались редко — в райцентре разве что, когда собирали всех председателей. Поздороваются — соседу привет! — обменяются если несколькими словами, и все. Слышал, что Суровцев живет в Аношкине без семьи, квартира в городе, хотя и председательствует около трех лет. Да что ему! Машина есть, и от Аношкина до города не так уж далеко.

После, как машина уехала, Осип Маркович спросил у Кононова, много ли по-за той осенью ушло под снег картошки, и почему не управились с уборкой. Медля с ответом, Кононов вынул пачку сигарет «Прима», разломил одну сигарету и, вставив половинку в мундштук, закурил.

— Да что, было, — сказал он. — Немного не добрали, а все равно не дело. Дорогу в то поле развезло, так что и ни туда, ни оттуда. Морозы рано ударили. И то сказать, Еськин Федор, он ведь на словах был ку-уда, а как до дела — не шибко предусмотрительный.

Еськин Федор тут председательствовал до прошлого года.

— На охоте давно не бывал, Виктор Семенович? — перевел разговор на другое Басков.

— Да порядочно уж. Ноги, брат, устают. Бывало, полсотни километров отмеряешь, и хоть бы что! А теперь не-ет.

— А может, выберемся на пару? Заодно Окуневое болото поглядим, прикинем на местности, по-армейски говоря, — что оно? зачем оно?

Кононов неторопливо вычистил мундштук, кивнул.

— И пойдем. Давно не бывано, чего же…

Шоссейная дорога в районный центр проходила километрах в трех от Фоминской. Машина миновала перелесок, проскочила через мостик, выкатила на пригорок. Здесь еще на памяти Веры Ивановны стояло три избы. Одна из них сгорела, другую продали и вывезли, а третью перенесли в Фоминскую. Неподалеку от бывшего поселения росла одинокая сосна, толстая и старая, со щелястой потресканной корой, с узловатыми сучьями, иссохшая навовсе одной стороной, и в комле — дупло, переходящее в нору. Сказывали, что из этого дупла по ночам выкатывается клад в кожаном мешочке, но взять его нельзя — заговоренный.

Воронков повернул машину, прибавил скорость. Вера Ивановна улыбнулась своим мыслям, склонила к плечу голову. Скоро и Аношкино. Забежит она в контору к Матвею, потом в библиотеку за книгами… К участковому еще не забыть, оставить ему записку, книги отправить домой с Воронковым и остаться самой в Аношкине…

— Костя, если я задержусь в Аношкине, ты книги мне домой завезешь, ладно? — спросила она.

— Чего же не завезти, завезу, — ответил Воронков.

В конторе был народ, и Матвей не сразу обратил на Веру Ивановну внимание; скорее всего он сделал это намеренно, чтобы приготовиться к первым словам и произнести их так, точно это обыкновенная деловая встреча.

Когда Вера Ивановна подошла к столу, Матвей пожал ей руку.

— Здравствуйте, Вера Ивановна. Вот как чудесно, что заглянули.

На нем черный в полоску пиджак с эмалевым ромбиком на лацкане и белая сорочка с галстуком; пахло от него крепким одеколоном, хорошими сигаретами.

— Библиотека у вас не закрыта? — спросила она.

— Вроде нет.

— Вот и ладно, пойду тогда.

— То есть как?.. Впрочем, после загляните. Через час, примерно, — проговорил он тише, наклоняя голову.

Она покраснела и разволновалась, чувствуя на себе любопытствующие взгляды: «Все знают, все знают…»

Началось у них так. Весной она возвращалась из города с попутной машиной из колхоза Матвея Суровцева. В кабине сидела женщина с ребенком, а сам Суровцев ехал в кузове. Он помог Вере Ивановне забраться, и они приладились на порожних мешках, спиной к кабине. Суровцев молчал, глядел на дорогу, а потом, увидев, что Вера Ивановна продрогла на холодном апрельском ветру, укутал ей плечи своим плащом. Тут сломалась машина. Суровцев покопался вместе с шофером в моторе, и, увидев, что помочь ничем не сможет, посадил женщину с малышом в проходящую машину, а Вере Ивановне предложил пройтись пешком — до Аношкина оставалось недалеко. По дороге разговорились, Вера Ивановна рассказала о себе, Матвей тоже — он окончил сельхозинститут, работал агрономом в тепличном хозяйстве, и вот направили в колхоз. С женой, говорил он, давний разлад, и если ездит иногда в город на выходной, то ради детей.

В Аношкине Матвей пригласил ее отдохнуть, попить чаю…

Нынче Вера Ивановна, как и сказал Матвей, пришла к его дому ровно через час. Он снимал отдельную комнату — занавесочки, цветы на окнах, двуспальная, с горкой подушек кровать и венские стулья. Матвей обрадовался ей — обнял, помог снять плащ, захлопотал с самоваром. Вера Ивановна ставила на стол чашки, сахарницу, вазу с печеньем, варенье. «Все как у заправского хозяина, — улыбаясь, думала она. — Обстоятельно, по-семейному…». Здесь она чувствовала себя легко и покойно. К участковому она сходила, книги в библиотеке отобрала и отправила с Воронковым домой — на сегодня, таким образом, с делами было покончено.

За самоваром они посидели недолго и говорили о пустяках. Вера Ивановна поделилась новостями — что у них в Фоминской Сашка-тракторист чуть избу соседскую трактором не своротил и что в правлении у них были дебаты — осушать Окуневое болото или воздержаться.

— Ваши пойменные луга могут посохнуть, — добавила она.

— Ну это вряд ли, — отозвался Матвей рассеянно.

Вообще он на этот раз выглядел озабоченным — суетился лишку, говорил шепотом: «А вдруг я ему… персона нон грата?» — далось на ум Вере Ивановне. Подойдя к окну, она хотела отдернуть занавеску — Матвей сказал, что не надо.

— Отчего же? — спросила она.

Народ здесь бесцеремонный. Заглянут, очень просто. Или зайдут — и не выпроводишь!..