Надежда Голубенкова - Крик души

Но вот учёба подошла к концу. Впереди только экзамены, защита диплома и выпускной бал. Их группа в большинстве своём была дружной, и староста предложила с шиком отметить выпуск и снять на ночь кафе. Предполагалось, что все придут с парами: многие встречались, у некоторых уже были семьи.

Виталий тоже сдал деньги. «Была-не-была» — решил он и после успешной сдачи экзаменов отважился подойти к предмету своих воздыханий.

— Привет, — привлекая к себе внимание, почему-то осипшим голосом произнёс парень.

— Да вроде уже виделись, — отвлекаясь от беседы с подругами, улыбнулась ему Даша.

Стоящие поблизости однокурсники притихли, с любопытством прислушиваясь. Здесь Виталия никогда особо не гнобили, в отличие от школы. Просто не замечали, что вполне молодого человека устраивало.

И вот теперь он был смущён и скован от столь яркого проявления интереса к своей персоне. Щёки залил румянец, мышцы лица окаменели, да и весь он был напряжён, словно струна. И лишь спасительная мысль о том, что его позор будет недолгим: ведь их пути всё равно через пару недель разойдутся, — позволила ему продолжить.

— Даша, ты окажешь мне честь, пойдёшь со мною на бал? — произнёс с трудом Виталий приготовленные заранее слова.

Раздались шепотки, кто-то не выдержал и рассмеялся вслух, но Виталию было уже всё равно. Он лишь смотрел в чёрные глаза однокурсницы, ожидая своего приговора.

— Да, — тихо ответила девушка, еле заметно кивнув.

Все были в шоке. Сам Виталий, что-то невнятно пробормотав в знак благодарности, в ступоре отошёл, с запозданием осознавая случившееся. Не может быть! Она его не отвергла!

***

Прошла защита, их курс собрался на вручение дипломов в актовом зале на третьем этаже института. Все пришли нарядные, готовые после торжественной части отправляться в кафе. Виталий тоже был в пиджаке и даже поддался уговорам матери и нацепил на шею бабочку. Он ожидал в коридоре свою спутницу, там же столпились и другие его однокурсники. Многие считали, что Даша придёт не одна.

И всё же другого кавалера с девушкой не оказалось. Единственное, на ней были солнцезащитные очки, которые она почему-то не стала снимать. «Наверно, всё-таки стесняется меня» — с грустью и навалившей вдруг обречённостью подумал Виталий, предлагая Даше свою руку.

И вот они вместе в кафе. Звучит спокойная музыка, за столом все уже с некой ностальгией обсуждают годы учёбы.

— Ты так и будешь весь вечер молчать? — с некоторым упрёком спрашивает сидящая рядом Даша.

— Так он говорить не умеет, — тут же вклинивается один из однокурсников.

Многие стали поддакивать, и вот уже все обсуждают его. Виталию стало настолько неловко, что он встал и собрался уйти. Даша, поняв это, тоже поднялась.

— Ты прав, нам надо прогуляться, здесь слишком душно, — к изумлению собравшихся, выдала Дарья.

— Почему? Почему ты пошла со мной? — сам не ожидая, во всеуслышание спросил Виталий.

Девушка не отстранилась, а лишь понимающе улыбнулась, оглядела всех и сняла, наконец, свои очки.

Тишина накрыла присутствующих, и лишь музыканты на своей сцене продолжали играть старинный вальс. Вот, наконец, Даша повернулась к нему. Виталий непроизвольно открыл рот, глядя в её глаза. Они были не чёрными, как все привыкли их видеть. Нет, вовсе нет. Один глаз у девушки был тёмно-серый, а второй — ярко-зелёный.

— Я носила тёмные линзы, — немного виновато призналась она. — Ну что, идём?

И они ушли из кафе, оставив однокурсников в «лёгком оцепенении».

***

Долго ещё Виталий корил себя за свою чёрную неблагодарность к Богу. Стоя в храме в очереди на исповедь, он всё повторял: «Прости, Господи, меня, дурака. Я был слеп». Это была его первая исповедь после долгих лет. Даша тоже оказалась верующей, они встречались уже больше полугода. Устраиваясь на свою первую в жизни работу, Виталий воспользовался маленькой хитростью, так облегчавшей жизнь его подруге: купил и надел тёмные линзы.

«Я дал тебе глаза разного цвета, — то ли во сне, то ли наяву, услышал Виталий следующей ночью тихий голос, — чтобы тебе легче было найти свою суженную и настоящих друзей».

К слову, многие из девчонок, кто общался с Дашей в институте, действительно так и остались её подругами, несмотря на открывшуюся им «особенность» гитаристки. Да Виталий никогда больше и не сомневался, что его разный цвет глаз — великий дар Господа, а не какое-то проклятие. Они с Дашей поженились и прожили долгую и счастливую жизнь, родив в браке троих сыновей и дочку. Но лишь один из их четырёх детей унаследовал «семейную черту».

Я мог бы жить… но я не родился.

Это было тем летом. Похоже на вспышку, на бесконечную радость. Бог создал меня, я почувствовал маму, отголоски её мыслей и желаний. По этим то сильным, то слабым порывам её души я познакомился с моим папой, с братиком и сестрой, с бабушкой и дедушкой. Я так хотел всех их увидеть!..

Я мечтал поскорее подрасти, чтобы мама узнала, что вот он я, уже здесь! Ведь это принесёт ей столько радости, она обязательно почувствует, как сильно я её люблю!

Я вырасту и смогу играть с моим старшим братишкой. Он наверняка научит меня ездить на велосипеде, мы будем вместе гонять во дворе мяч и соревноваться в компьютерных играх. Я скоро смогу слышать, и узнаю, как его зовут. И сестра — это здорово! Она будет гулять со мной, читать мне на ночь сказки, помогать делать уроки, когда я пойду в школу. Я буду слушаться маму, чтобы никогда-никогда не огорчать её, ведь я сейчас так остро чувствую, как ей больно, когда она расстроена! Я буду самым лучшим сыном на свете, я обещаю, тебе, мамочка…

Тревога. Я почувствовал её так неожиданно и явно, что даже испугался. Не за себя, за маму. Что могло произойти? Мама, всё хорошо, я здесь. Все ведь живы, правда?

Конечно, я не мог тогда и предположить, что дело было во мне. Мама стала догадываться о моём существовании, но это её почему-то не радовало. Мне казалось тогда бесконечным ожидание чего-то неминуемого. И это произошло. Тревога всё нарастала. День-два-три, но мне казалось это всё вечностью. И вот меня накрыла волна огорчения. Я с ужасом понял, что она вызвана мной. В первый момент я растерялся и даже обиделся, но потом стал нещадно корить себя, ведь мама не могла разозлиться на меня просто так. Мне было не ново это её чувство, но никогда раньше оно не было направлено на меня: мама грустила, когда папа задерживался на работе; огорчалась, когда мой старший братик приносил из школы двойки; нервничала и даже злилась по разным поводам. Но я так и не смог понять, в чём провинился.

Мне было больно. Очень больно, но я не держу зла на маму. Наверно, она думала, что я слишком маленький и ничего не почувствую. Но я чувствовал. Осознание, что никому не нужен, было самым ужасным. Я не понимал, почему меня так не любят. Всей душой молил Бога, просил помочь, чтобы Он дал знать тебе, мамочка, как сильно ты мне нужна. А потом я отчаялся и смирился… Но я даже и предположить не мог, что будет! Когда меня убивали врачи, ты, наверно, не услышала моего немого крика… Но знай, моя милая мамочка, что я всё равно тебя люблю. Перед тем, как Господь забрал меня обратно к себе, я пожелал вам всем счастья…