Игорь Родин - Сын Эреба

— Конечно. Так что там про то, что кругом нет никого, на кого можно положиться?

— А, это. Так оно всегда и было, только раньше я об этом не знал. Понимание приходит с горьким опытом своих ошибок. Я ведь с детства был настроен позитивно, хотел обнять весь мир и чтобы он обнял меня. Но у мира кругом колючая щетина. Как ни обнимай, всё равно больно. Рано прозрел я, очнулся, устав бессмысленно в этом киселе рутины болтаться. Понял я, что это только в сказках лягушка молоко в масло взбивает, чтобы не захлебнуться. А в реальности тупо тонет, без вариантов. Вот прямо озарило меня и всё встало на свои места. Я как проснулся, отключившись от Матрицы, и обвёл этот мир взглядом извне.

— Получается, ты избранный? — пошутил шофёр.

— Получается так. Субъективно для меня в данном случае. Не потому что мне так легче, а потому что не переубедил меня пока никто в обратном. Даже если глубоко копать и во всех мелочах разбираться. Зато объективных причин вокруг предостаточно. Может, судьба моя так прописана в небесных скрижалях. Может, наоборот, хранит она меня для какого-то великого свершения, а я пока об этом и не подозреваю, а испытания лишь ступени к катарсису. Может, просто не повезло, что не было у меня ни друзей толковых, ни подруг надёжных, ни учителей мудрых. Ведь с младых ногтей всё постигал сам, через свою шкуру. И шишки набитые быстро воспитывали недоверие и сомнение, осторожность и опасливость. Я понял сейчас. Я всегда довольствовался худой синицей в руках, провожая лишь взглядом потенциальных небесных журавлей. Кому-то прёт по жизни, удача не покидает, как с ним венчанная, фарт становится нормой. А кто-то хронический лузер. Вот просто не любит его небо и всё тут, как в том анекдоте. Я такой. Не один такой, конечно, в мире, много таких, но я, к сожалению, осознал эту данность. Не догадки это, не варианты, а горькая уверенность на основе совокупности наблюдений за всю мою историю. Я уже с этим смирился. Ведь я с детства рос талантливым человеком. Я сам и читать, и писать, и рисовать, и даже лепить научился. В детсаду мои работы круче всех были. И в школе. И в институте. Да, пылились работы мои, как и дешёвые кубки и медальки за них. Зато стенгазетами нагрузили по макушку. Это, как водится, везде одно и то же. Я пытался заработать на своих талантах. Писал картины, стоял на развалах, торговал. Вот у всех брали, а мои смотрели, языками цокали и уходили. Нет, конечно, художники разные бывают, каждый своё и по-своему пишет. Абстрактный экспрессионизм или авангардизм, в отличие от канонических стилей имеют место быть и находят своих почитателей, но я работал в академическом стиле, на большую, так сказать, разную аудиторию. А всё равно, картины, как заговорённые, так и стояли, никому не приглянувшиеся. И просил средне, как и у всех рядом стоящих творцов. Теперь вот висят, где-то по знакомым да родным, подаренные то на юбилей, то на годовщину. А попробовал на заказ работать, вдохновение как отреза́ло. Вот не поднималась рука и всё. Творческая импотенция. Образно выражаясь, не пела в душе ни одна муза с Парнаса, Аполлон был глух к моим потугам. Короче, не вышло из меня великого художника.

— Так у мусагета и нет музы живописи. Ни к чему она ему, — хмыкнул шофёр. — Просто он аудиал. У него всё больше поэзия да театр. Ну и танцы.

— Краски, кисти, мольберты и прочий инвентарь дорого стоят. Без прибылей от продаж далеко не уедешь. Не стал я в эту сторону развиваться. Как и со скульптурой, там вообще не подступится. Там и мастерская нужна, и оборудование сложное. Не решился я, как Пиросмани, вложиться в это без остатка. Он, правда, розы купил для Маргариты де Севр, но аллюзия понятна. Мне бед и без того хватало. Короче, любительские увлечения я отложил, выбрав только самое недорогое. Графоманство. Я ведь мало со сверстниками общался. Во дворе, на посиделках или в играх, всегда был в стае «омегой». И девчонки соответственно ко мне относились. Я замкнулся, дома сидел. А тогда по телевизору смотреть особо нечего было, в кино тоже шлак один показывали, не объявили ещё свободу, гласность, демократию. А из-за занавеса особо много не увидишь. Вот я в библиотеку и ходил. Много чего перечитал. И не жалею. Как говорил Кинг, кажется, чтобы написать одну книгу, надо прочитать тысячу. Стал я пописывать рассказики да повести. Получалось. Друзья, те, что не глумились, скажем так, а такие же, вроде меня, «омеги», читали, оценивали. Хорошо получалось. Но это тоже всё не серьёзно пока было. Учиться надо, профессию получать, на работу устраиваться. Я ведь, когда перестройка началась, ещё совсем молодой был, пропустил, можно сказать, момент, когда другие в коммерцию, в рэкет, да в авантюры кинулись. К криминалу у меня никогда тяги не было, просто понимал я, что с такой везучестью там мне абсолютно не выжить. На начальный капитал средств не было. Да и другие планы я тогда взращивал. Профессия была у меня хорошей именно для советского строя. Уважаемая, престижная, доходная. А пока я выучился, пролетели вихри перемен, и стала она сперва рядовой, а потом её вообще на закраину затёрли. И я, как дурак, много лет пытался ей следовать, надеялся на возрождение престижа, на переоценку, только назад дороги у неё нет, как выяснилось. Другие профессии наоборот, из дерьма возникли и стали вполне состоятельными и важными, а вот мне опять не подфартило. Те, с кем учился, все, практически, теперь не по ней работают. И неплохо себя чувствуют, неплохо устроились совсем на других должностях и в других сферах. А я так и топтался на месте, застыл в развитии. Боялся что-то менять, крепко душил свою полудохлую синицу. А чтобы достичь неких вершин даже именно в ней, в своей родной профессии, надо жопу рвать на британский флаг, других подло подсиживать, давить и подставлять. Собственно, как и в любой другой специальности, в любом учреждении. А таких рвачей на каждом предприятии целая стая. И все норовят за глотку ухватить. А с моим мягким характером в свалке победить было нереально. К тому же, без мохнатых лап у нас ничего не делается и не движется. Где настойчивости не хватит, там свои люди помогут. К вопросу о национальных меньшинствах, у тех, как раз, хоть с этим всё в ажуре. Хватает и протектората и нахрапистости тупой и упрямой, если таланта нет или хоть зачатков его. Куда ни кинь, всюду клин по всей морде. Я ограничил потребности, чтобы жить было не в тягость. Приспособился к суровым законам неприветливого бытия. Откопал свой старый талант, начал писать. Благо, теперь наступила эра потребления, хлынуло всё, что только пожелать можно, от китайских товаров до голливудских фильмов. И главной нашей победой стал интернет, как кладезь неограниченных возможностей. Ну и заповедник аферистов и жуликов, конечно, но на это антивирусы есть и здравый смысл. Сидел я на писательских форумах. Пописывал рассказы и прочую прозу. Участвовал в конкурсах. Самое смешное, даже побеждал. Вот только не печатали меня. Сборник, куда мой рассказ — победитель включили, зарубили. Издательство, как его, «Кляуза», «Клязьма», не помню, река какая-то московская, отказалось выпускать его по каким-то своим неведомым причинам. Другие хвалили, но продвигать не торопились. Сейчас ведь и в этой сфере, как в ограниченной кормушке, толкутся только свои, те, кто пролез и таких же бездарностей, «негров» своих, подтащил. Не подступишься, кругом глухая стена. В любое издательство пошли хоть трижды великое произведение, ответа не будет. Потому что там уже свои писаки на десять лет вперёд очередь к станку застолбили. И только вкидывают, как лопаты говна, новые свои опусы про эльфов или попаданцев, про ментов или воров, шлак и копипаста завуалированная, непритязательный корм для биомусора. Везде облом.