Елена Блонди - Прогулка [СИ]

«Давай. Меня тут все равно работой загрузили выше крыши».

Илья зашел, вытирая Кириным полотенцем шею и плечи. Сел на скрипнувший под его весом диван.

— Тошнит чего-то, — доложил осторожным голосом, так же осторожно усаживаясь удобнее.

— Немудрено. Сколько же принял вчера?

Он поднял страдающие синие глаза с припухшими веками.

— Да немного вроде. Пива три литра. Нет, две двушки. А потом еще коньяку. Рюмок пять. Нет, шесть. С какого переляку я пил этот коньяк? А?

Кира пожала плечами, повернулась, чтоб не сидеть к парню профилем, а смотреть в лицо.

— Слушай. Я к тебе прекрасно отношусь. Правда. И за еду вчерашнюю превеликое спасибо. Но у меня были отношения с сильно пьющим прекрасным мужчиной, спасибо, накушалась. Понимаешь, я туда больше не хочу. Может быть, я еще и поэтому одна все время. Чтоб самой выбирать, как мне жить. Я свою жизнь хочу жить, а не чужую. Твою там. Или еще чью.

Илья молчал, рассматривая свои коленки.

Не меняя голоса, Кира закруглилась, ругая себя за многословие:

— Если совсем паршиво, лучше проблюйся. Я тебе чаю сделаю. И если не нужно никуда, валяйся. А я через часок выйду, прогуляюсь.

Мальчик поднял на нее глаза.

— Ты не ругаешься?

— Чего мне ругаться? Ложись давай.

Он встал, воздвигаясь над ней сидящей. Руку прижал к животу над резинкой шортов.

— Иди в сортир, — поспешно сказала Кира, наблюдая, как меняется выражение и цвет лица, — бегом.

Через недолгое время Илья лежал снова, слегка постанывая и сам себя прерывая испуганно. Кира сидела в кресле, почти упираясь локтем в его макушку, там, куда он в ночи тыкал пирожком. Неспешно работала, сортируя снимки. Вспоминала тот самый пирожок и улыбалась.

— Я же не просто, — повинился Илья, задирая к ней перевернутое лицо, — это по работе. Вчера заказ добили, пришлось посидеть с дядьками, чтоб в следующий раз меня вызвали тоже.

— Поэтому и закупился?

— Ну да. Меня если вызывают на всякие ремонты, то денег сразу много. А потом пусто-пусто, пока снова не позвонят.

— А я думала, ты с пацанами своими нажрался.

— Пф, — обиделся Илья, снова укладываясь и глядя в потолок, — на них не напасешься. Сильно жирно, я пашу как конь, с ремонтами этими, а потом взять и все на бухло спустить?

— Разумно.

— Ты меня не ругаешь! — вдохновился Илья, подтыкая с боков покрывало, — вообще, счастье. Если бы не тошнило еще.

— Надо поесть. Тогда твоему желудку будет чем заняться.

— Бэээ…

— Угу, — Кира встала, закрывая ноут, — именно. И, если что, не жалей добра, поделись с унитазом. Пойду принесу бульона.

На улице перед подъездом разошлись, Илья держал в руке пиликающий мобильный, Кира скомкано кивнула, остро ощущая любопытные взгляды соседок на лавке. Повернулась, уже втыкая в ухо комочек наушника.

— Кира? — он догнал ее, тронул локоть, — сегодня мне дома надо. Уборка, такое. Ну, давай ты вечером придешь? Обещала ведь.

Она подумала, вертя в руках тонкий пластиковый провод. Взгляды, казалось, тяжелели, ползая по ее лицу и по огромной фигуре Ильи. Спросила невпопад:

— У тебя рост какой?

— А. Так метр девяносто. Два. Нет, три, кажется. А что?

— Просто. Я обещала подумать. А не прийти.

— Чего тут думать? — искренне удивился, ероша короткие волосы, — я тебе покажу, у меня там прикольные есть штуки, с раскопок античные черепки и еще целая ваза, ну не древняя, гончар знакомый делал. С рельефом. И статуэтки. Забыл, как их…

— Терракоты, — подсказала она.

Илья закивал, тут же сморщился, поддерживая рукой висок.

— Ты чего смеешься?

— Так. Извини. Я вечером позвоню, хорошо?

Он вдруг нахмурился, сердито глянул на поющий телефон, отключил вызов.

— Да ты обещаешь, а сама не звонишь никогда. Вообще ерунда выходит. Все я и я тебе звоню. Обидно. Будто навязываюсь.

— Нет, — удивилась Кира, — совсем же нет, не навязываешься. Я позвоню. Правда. Сама, обещаю.

Он сразу повеселел, ушел быстро, уже сам вынимая телефон и что-то в него крича. Кира успела увидеть, как на ходу поздоровался с теми самыми любопытными тетками, вольно кивнул, прогромыхав «здрассти», и те, будто стукнутые открытостью, мелко закивали в ответ, забыв тереть глазами Киру.

Солнце, подумала она, уже включив музыку и мерно в такт мерным ритмам, покидая длинный двор с его кошками, тетками, кустами и детскими велосипедами, мне нужно солнце. Еще одно. А одно у меня, кажется, появилось, недавно. Метра девяносто ростом, с двумя или тремя сантиметрами, ах незадача, не знает точно. При почти двух сотнях сантиметров какая важность…

Ей тоже захотелось позвонить, и она, уже выходя на автобусную платформу, набрала номер дочери.

— Я уж думала, ты вообще в каких-то эмпиреях, — обиженно отозвалась Светка, — хорошо, в контактике выкладываешь фоточки, я хоть знаю, моя мамо жива там, фунцикулирует, полет нормальный. И колонку твою мы всем отделом лицезрели, и тебе от всех моих девиц пять с плюсом. И погода у вас там…

— У тебя все нормально? Ты чего частишь?

Светка замолчала.

— Котильда? Блин, я пугаюсь, когда ты так.

— Да все нормально, мам. Это ты у нас. Я тут с Вероникой парой слов перекинулась. У тебя что, роман?

— А ты что, полицейский нравов?

Светка снова замолчала. Кира шла, забыв про автобусы, в один из которых собиралась сесть, проскочила светофор, миновала мостик через городскую речку, закованную в бетонные берега с рыбаками и удочками.

— Тю, — расстроилась дочка, — да что мы с тобой? Ругаться собрались? Я просто сказала Нике, что у тебя новое увлечение, имела в виду работу. А она мне отвечает, мол, не переживай, он, судя по всему, очень хороший мальчик. Мальчик. Я что-то пробекала-промекала в ответ и вежливо распрощалась.

— Мальчик, — согласилась Кира, чувствуя себя, как с моста в далекую воду, эххх, — но у нас ничего с ним нет, мы, представь себе, дружим.

— Мам? Совсем-совсем мальчик?

— Боюсь, что да. Светушкин, он моложе тебя. Ужас? Погоди. Ты ржешь там! Ты чего над матерью ржешь!

У Киры вдруг стали видеть глаза, и все увиденное было таким солнечным, таким прекрасным. Листья платанов, свешенные между ней и ярким солнцем, девочка на самокате, пересекающая блестящую пустую дорогу, блики света на покатых крышах автомашин.

— Конечно, ужас. Но ты же справишься, с эдаким ужасом. Кто виноват, мам, что дядьки от тебя шарахаются. Я тут себе все мозги сломала, правда, вот думаю, прелестная такая женщина моя мать-перемать.

— Не ругайся на мать. Перемать.

— Умная, веселая, легконогая. Готовит чудесно, заботливая. А дядьки от тебя, извини конечно, шарахаются. Будто от привидения. Будешь смеяться, я как раз хотела тебе посоветовать на мальчиков перейти.

— Хорошо, не на женщин.

— Та. Они тоже от тебя шарахаются. Одна твоя Ника героиня, не боится и вообще тебя любит, но она ж замужем благополучно. Вот мы с Димкой и решили…