Елена Блонди - Крис и Шанелька [СИ]

— Ты умная. Очень. Я знаю, что в Коктебеле есть музей Волошина, я там был и видел картины, да. Больше ничего я о нем не знаю. Теперь захотел еще посмотреть, чтоб с твоими словами.

— Умных не любят.

Дима хмыкнул. Жигуль вырвался на плоскость, и Шанелька подалась вперед, жадно глядя на океан воздуха и света, на волны, которые ветер катил по бесконечным цветным травам.

— Это тебе мама сказала?

— Что? А… Нет, ну почти. Мой сотрудник. А она согласилась. Слушай, как тут! Тут надо кричать. Во весь голос.

— А хочешь?

Она посмотрела на его профиль, на короткий нос, такой — или смешной, или трогательный, если влюбиться.

— Нет пока. Я пока смотрю, можно?

— Дарю. Тогда покричим на краю, да? Когда птицу отправим.

Она хотела спросить, как это отправим, куда? Но снова испугалась, вдруг он ответит что-то не то, и просто кивнула, больно дыша ветром, который бросал в нее запахи трав, цветов и неба.

Позади ехала Крис, синяя машинка была видна в длинном зеркале.

— Умные бывают скучные. Зануды, — заговорил снова Дима, — а ты интересная. Не тыкаешь непонятными словами, и так странно говоришь. Будто живешь в сказке. Или рассказываешь сказку. Ну, я не знаю, как сказать. Интересно, в общем, ждать, что ты скажешь. Или сделаешь. Вот орел этот.

— То есть, я, как романтические дурочки, которых показывают в фильмах? Те, что бегают босиком под дождем, декламируют стихи, и танцуют с волками. Я стихов не запоминаю, хотя очень их люблю. А волков боюсь. И босиком, когда дождь, ну, мало приятно, по грязи в городе, или даже не в городе.

— Вот снова ты это сделала!

— Что?

— Говоришь и мне интересно.

— Ты мне просто льстишь. Понравилось возить орла, теперь врешь, чтоб возить подольше!

Они засмеялись вместе. И Шанельке, наконец, перестали мешать всякие придуманные ею самой досадные мелочи. Вокруг узкой дороги кидались в стороны травы, будто хотели улететь с ветром. А из них взлетали темные птицы, маленькие, наверное, жаворонки, удалялись вверх, становясь серебристо-серыми, а после почти исчезая. Меняли себя на песенку, она оставалась.

— Ты не романтическая дурочка. Я думаю, ты как раз романтическая умница. Это здорово.

— Еще я очень здорово тушу капусту и жарю картошку со шкварками. Романтично?

— Офигеть! Да ты совершенное существо!

— Смейся, смейся.

— Я совершенно серьезно.

Он и правда, перестал даже улыбаться, а дорога становилась все уже и, наконец, потерялась в траве, показывая две примятые слабо видимые колеи. Мотор замолчал. И песенки птиц стали звонкими, как стеклянные колокольчики на ветру.

— Отсюда пешком, — Дима сидел, положив руки на руль.

Рядом затормозила машина, хлопнула дверцей, выпуская Крис. Темные короткие волосы взметнулись, Крис так же, как Шанелька, прихлопнула их ладонями. Дима тоже выбрался из машины, заговорил, отвечая и показывая на просторную степь, полную цветов. Синий цикорий, пурпурный шалфей, желтый крестовник, белые шары, похожие на большие одуванчики.

Если ты так совершенно серьезно, думала Шанелька, глядя на двоих через ветровое стекло, то, как же Олечка, а еще — жена с дочкой. И злосчастный номер телефона, который ты никак не возьмешь, видимо, не очень и хочешь. А с другой стороны, ляпнул и ляпнул, обычный шуточный комплимент, сколько их ты слышала за свою взрослую жизнь Нель-Шанель. Поздравь себя еще с одним.

Тень закрыла от нее солнце. Черная майка за окном потянулась, вылезая из пояса шортов, открылся загорелый живот. Я с ним спала, снова подумала Шанелька. Тряхнула головой, прогоняя мысли. Спала и спала. Говорила уже. И что это чисто-просто летний, ни к чему не обязывающий секс, тоже говорила.

Она вылезла, щурясь и улыбаясь. Дима стоял, облапив орла. Повернулся, следя, чтоб не задеть девочек крыльями.

— Вон тропинка, сбоку. По ней минут двадцать нам идти, если нормальным шагом. Выйдем как раз над скалой. Ну что? Двинули?

И будешь ты, Шанель, дура дурой, минут через двадцать, подумала Шанелька и кивнула, вешая на плечо кофр с фотокамерой.

Через четверть часа, на время которых она забыла свои метания, так вокруг было воздушно и солнечно, они подошли к просторному краю равнины, откуда вниз уходил пологий, но очень длинный каменистый склон, редко утыканный торчащими скалами.

— Смотри, Криси, вон там мы были! Стоянка, видишь? Какая красота!

— Да.

Крис улыбалась, глядя вниз, на зеленую чашу долины, на крошечные постройки и проселки, белую тропу, уводящую под кроны деревьев, заполнивших узкое ущелье у них под ногами. Ветер летал вокруг, поднимал волосы, дергал край светлой рубашки Крис, шевелил перья на крыльях орла и те вспыхивали яркими синими искрами.

Шанелька насмотрелась вниз, на цветные точки людей, уходящих тропой в травяных берегах под сосны и светлые листья. Перевела взгляд на скалу. До той было метров тридцать по склону, вниз и немного вбок, так что скала нависала над крутым обрывом ущелья. И радость Шанельки ушла, уступая место растерянности и волнению. Вот они тут, пришли. И даже не устали, спасибо Диме, показал дорогу и сам донес орла. А теперь?..

Дима, будто поняв ее мысли, усадил птицу на камни, поднес к лицу руку с часами.

— У меня чай холодный, в сумке. Кто хочет? И бутеры с колбасой. Копченая, жару выдерживает. Тем более, время есть.

— Время до чего? — удивилась Шанелька, протягивая руку за металлическим стаканчиком. Чай был с бергамотом и мятой, запах холодил горящее лицо.

— Увидите, — Дима удобно сел рядом с орлом, вытащил из сумки пакет, расстелил, выкладывая из свертка квадратики серого хлеба с вложенными в них кружочками колбасы.

Крис уселась тоже, согнула коленки, упирась сандалиями в камень. С аппетитом откусила от бутерброда.

— Какие-то мы не хозяйственные, Нелька, надо было на завтраке хоть йогуртов скрасть. И блинчиков. А то все оставили бардам.

— Пусть. У них работа вредная. Комаров песнями кормить.

Они сидели, жевали, лениво болтая о всякой ерунде. Шанелька тайно посматривала на спокойного Диму, волновалась все больше, и кусок уже в горло не лез. А он, прислушиваясь, поднял голову. Указал рукой на черную против яркого солнца точку, от которой неслось с ветром мерное стрекотание.

— Вот. Отлично. Сейчас будет тут.

Точка росла, меняла очертания, становилась похожей сперва на детский самолетик, сложенный уголком, потом — на острое, распахнутое белым и фиолетовым крыло. И под ним, в прозрачной тени, тоже белой и фиолетовой, глянцево блестела маленькая кабинка, над которой торчала горошина головы.

Дима встал, размахивая руками. Крикнул и оклик унес ветер.

— Это дельтаплан, да? — Крис встала рядом с Шанелькой.

У той внутри все защекотало, как бывает, когда делаешь первый шаг в ослепительно прозрачную, прекрасную воду, кристально холодную после полуденной тяжкой жары. А еще, когда в детстве берешь пальцами картонную крышку, сняв цветные ленточки с бантиками, и кто-то сверху говорит, радуясь твоей радости: «открывай». И перед тем, как сваливается с красивой коробочки крышка, тоже внутри так — щекочет, как солнцем.