Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

Вот интересно, рассеянно думала Шанелька, удобнее устраиваясь на исключительно неудобном фанерном кресле, интересно, почему во всех аэропортах такие дурацкие…

— Девушка, — раздался над ее головой приятный мужской голос, — вы свободны?

Вопрос мешался с гулким невнятным шумом, в котором размеренно повторялось объявление о рейсе, голосом женским, усталым и раздраженным.

— Что? — немного опешила Шанелька.

— Я говорю, у вас тут свободно?

Шанелька молча взяла с кресла свою сумку, толкнула ее по кафельному полу поближе к ногам.

— Вот спасибо! — и без паузы мужской голос заорал, перекрикивая динамик, — Таня, Костя, Маринка! Идите сюда!

У правого плеча Шанельки образовалась суета, шум, возгласы. И она порадовалась, что совсем не стала смотреть на мужчину, который к ней обратился.

«Так вот. Едут семьей, довольные такие. Одна я. Как пень в лесу».

Она упорно смотрела на бескрайнее стекло, за которым в желтом свете фонарей медленно и далеко катались самолеты, так странно, будто они машины на широченном шоссе. — Что я там думала, про аэропорт? Что-то в нем по-дурацки. А ну его.

В кармане куртки пискнул мобильник. Шанелька помедлила, запрещая себе придумывать, вдруг вытащит, а там смска. От него. И поскорее вытащила, ругая себя за глупые мысли. Закусила губу, глядя на мелкие буковки.

«Мам, гуд трип, целую».

Нужно бы набрать ответ, написать сыну, что она его тоже любит. Мальчик сейчас едет обратно в Керчь, в трясучем автобусе. Такой хороший Тимка, проводил в Симферополь, слонялся вместе с ней по пыльным улицам, сидел в пиццерии, все пытался развеселить, она послушно улыбалась, стараясь не сильно, потому что если слишком улыбка, то сразу на глаза набегали слезы, и она начинала себя ругать. Ну, подумаешь, тоже мне, горе. Бывают горести настоящие, серьезные. А это так. Обидка обидная.

До регистрации оставалось еще полчаса, и Шанелька, подумав, вытащила из рюкзака маленький нетбук, устроила на джинсовых коленках. Белый вордовский лист смотрел на нее, ожидая написанных слов. Она послушно потыкала в клавиши.

«Пень в лесу. Один. А вокруг все цветет».

Криво улыбнулась. Ну да. И даже пень, в весенний день, березкой снова стать мечтает. Тоже мне, березка.

«Самолет. Захотел стать автомобилем и убежал на шоссе».

Все слова казались ужасно глупыми. Шанелька закрыла нетбук и сунула его обратно. Поднялась, устраивая за спиной рюкзак. И перекашиваясь под тяжестью сумки, повлеклась ближе к стойке регистрации. За ее спиной радостно завопили детские голоса, деля пустое кресло.

А потом она летела, под светлым крылом торчали неподвижные тугие облака. Такие красивые. Такие плотные, что хотелось попроситься и выйти, прыгнуть вниз, они конечно, не подведут, примут, спружинив, поддержат. Но. Сказки все это. Прыгнешь, в ушах засвистит злой ветер, плотная радостная вата превратится в зыбкую разреженную кашу, полетишь ты сквозь нее, глупая Нель-Шанель, растопыривая пальцы и молотя ногами. И ни один клочок не задержится в руках, ни одно облачко не сделается снова таким, каким обещалось. Вот жизнь, в ней все именно так. И никаких сказок.

Московский аэропорт был таким, будто она никуда и не улетала, побыв в самолете. Только вот за стеклами, панелями, гладкими стенами и лентами транспортеров маячила в толпе встречающих Крис, махала тонкой смуглой рукой, улыбаясь и кивая.

Улыбка исчезла после первых объятий и поцелуев. Берясь за ручку сумки, Крис внимательно посмотрела на грустное лицо подруги.

— Вот черт. Я думала, ты наконец, просто решила в гости. А тебя, похоже, нужно утешать? Что случилось?

— И ничего не нужно. Нормально все. Укачалась я просто. Улеталась, в-общем.

Она хотела улыбнуться, но снова пришлось прикусить губу, чтоб лицо не поплыло в плаксивой гримасе.

— Отлично. Значит, Дима. Козел.

— Отлично. Угу.

— Я боялась, вдруг с Тимкой чего. Или с мамой. Как они, кстати?

Шанелька кивнула. Логично, да. Сама себе говорила, что бывают горести настоящие. А тут — просто Дима оказался козлом.

— Они хорошо. Тимка меня отвез и с мамой на дачу будет ездить. Мне обещал. У них там урожай. Помидоры.

— А насчет прочего расскажешь дома. Хорошо?

Дальше шли молча, вернее, говорили о пустяках, пока усаживались в машину, покрытую каплями тумана. И Шанелька вдруг вспомнила, как Дима приехал к ней встречать Новый год, его вишневый жигуленок стоял под желтым фонарем, весь в мелких капельках туманной мороси. Блестел празднично, елочной игрушкой, а внутри был таким же теплым, уютным, как маленький серебристый автомобиль Крис. И казалось тогда, вокруг одна сплошная сказка, сбывается на глазах.

— Мы с тобой одни, кстати, будем, целую неделю. Алекзандер уехал на дачу. Только у него не помидоры, а щуки с карасями. Что ты там шепчешь?

Все сказки кончаются, хотела повторить Шанелька, погромче, для подруги. Но застыдилась высокопарности слов. И вообще. Так давно собиралась приехать. И что? Вместо радости Крис будет с ней возиться, нос вытирать, про Диму выслушивать?

— Нам долго? Ехать.

Машина трогалась с места, потом притормаживала, снова делала рывочек, опять останавливалась. Крис внимательно смотрела на стекло, по которому мотались дворники, а за боковыми стеклами так же медленно танцевали другие машины, все в бисерной сырости тумана.

— Не-а. Сейчас на шоссе выберемся и нормально доедем, минут двадцать. Время хорошее, пробок нет, ночь совсем. Завтра выходной, так что сядем ужинать, не торопясь, ты восплачешь, мы его проклянем хором.

— Да ну. Его. Лучше о хорошем будем.

Четко обрисованный светом профиль Крис покачивался вместе с движениями машины. Блеснула улыбка на смуглом лице. Упала на скулу косо подстриженная прядь черных волос.

— Нелька-Шанелька, знаешь, в чем твой крупный недостаток? Сильно ты боишься всем в тягость стать. Даже мне. Ну я понимаю, Тимофею твои амурные делишки неинтересны. Мама изворчится, а после изжалеется. Но я-то тебе друг. Будешь горе внутри мыкать, а мне улыбаться натужно, я ж могу и обидеться.

— Не надо, — испугалась Шанелька, — не надо обижаться, еще чего. Восплачу. Обязательно.

— Вот опять. Восплачешь, потому что я так захотела, да? Эй, ты чего? Ты уже, что ли?

Дальше ехали молча, только Шанелька временами подвывала, между горькими всхлипами. А мимо плыли дома и дома, светили квадратиками окон. И наконец, когда Крис уже въехала в небольшой аккуратный городок в пяти минутах от кольцевой, усталая от слез Шанелька, успокаиваясь, подумала о простом. В каждом окне люди. Сколько же их. И сколько из них сейчас печалятся, по всяким разным причинам.

Она не знала, утешила ее эта мысль, или расстроила, но слезы пока что кончились, кончилась и дорога, скоро они будут сидеть в маленькой квартире Крис, совсем одни, и столько, сколько захотят. А это уже радость, пусть не самая большая. Но все равно.