Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

— Этапы большого пути.

— Как бы да. А тебе я не говорила, потому что мы хотели сюрприз. Мы хотели тебя зазвать, чтоб ты поехала с нами. Между прочим, я позвонила в «Дельфин», беседовала с Вовой Великолепным. Спрашивала, будут ли номера в сентябре, ВВ страшно обрадовался, припомнил нам орла, и доктора в попугаях. Кричал, жду-жду, ехайте. Кристиночку, кричал, везите, без нее не пущу. А-а-а, ты улыбаешься. Значит, я не зря все затевала.

В комнате стоял полумрак, свет падал со стороны окна, укрытого светлыми складками штор, там, за ним, сияло зарево близкой Москвы, огромное зыбкое, говоря — вы не в лесу и не в маленьком южном городе. Хотя вокруг сплошные деревья и тишина, а казалось Шанельке, тут обязан быть шум, автомобили и прочее.

Шанельке было так странно. Одиноко в незнакомой квартире, полной чужих еще вещей на их непонятных местах, и одновременно уютно, потому что рассеянный свет падал на внимательное лицо Крис, и на ее руки, в одной полупустая чашечка с кофе.

— Я так радовалась, — сказала она севшим голосом, — представляла себе это все так ясно. Пару раз тебе почти проговорилась. Второе воскресенье сентября, значит. Маме сшила платье, Тимка с Димой чинили машину, Тимка изгваздался весь, ходил такой солидный, таскал с рынка всякие запчасти и краску. Во-от. А за неделю до времени Ч, когда мы с тобой уже договаривались, что ты к нам, обязательно к нам, на бархатный сезон. Ты и билет забронировала, да?

Крис кивнула, по лицу пробежали мягкие тени.

— Позвонила Олечка. Дима меня поцеловал, такой весь озабоченный, ой, говорит, мне нужно метнуться, на пару дней буквально. И стал собираться. Я, конечно, включила стерву. Нечаянно. Я не хотела, правда. Но достала меня эта дурацкая ситуация. Мог бы давно сказать, что там с этой малолеткой у него! Даже если я благородно не спрашиваю, мог бы благородно сказать сам! Ну вот. Я говорю, а встретить Криси? А я, грит, успею вернуться. А я ему — а продукты к столу мы с мамой таскать сами будем? Все же праздничный обед, такое. А он мне — ну, нафига нам обед? Сходим все в ресторан, пару часов посидим…

Шанелька проверила, где гуляет принц Мориеси, и возмущенно села, обхватывая руками коленки.

— Меня что заело больше всего-то! Да принесем мы эти арбузы-дыни, свинятины кусок. И овощи всякие. Ладно. Но он был готов от планов отказаться! Сразу же! Тогда я ему говорю, ах так… Чего ты хмуришься. Ну прости, я же сказала, стерва включена, процесс идет. Ах так… Может, и день росписи перенесем? И отпуск тоже? И поездку? И Крис, может, уже позвонить, чтоб не ехала вообще? А он мне в ответ, да смотри сама. Как решишь, так и сделаем. А я через пару дней вернусь. Чмокнул меня в щеку и обуваться пошел.

— И тут остапа понесло, — скорбно догадалась Крис, — что ты там ему в спину ляпнула?

Шанелька поникла кудрявой головой.

— Я сказала, можешь и не возвращаться. Дура, да?

Крис дипломатично молчала.

— Он плечами пожал и вышел. Позвонил мне буквально сразу, минут через пять. Я не стала трубку брать. Он еще звонил. Немножко. Раза три, или пять раз. Я потом сама ему перезвонила. Он мне говорит, я тебя люблю и приеду. И если ты меня ревнуешь, хотя это сплошные глупости, я тебе все расскажу, когда приеду. И мы помирились. Я ему сказала, что я дура. А он протестовал и сказал, что понимает, и я имею право, но обстоятельства и «прости-прости и жди-пожди и я расскажу». Я сказала, хорошо, приезжай, Фуриозо, я тебя жду. В эти два дня он мне звонил, аккуратно так. Даже спросил напоследок, привезти ли ялтинского лука, грецких орехов и чурчхелы. Он помнит, что ты любишь чурчхелу, для тебя хотел. А на третий день снова позвонил и деловитым таким тоном сказал, что еще на пару дней задержится, и чтоб я не волновалась, звонить скорее всего, не будет пока, ибо в горах, и связь паршивая. Криси, прикинь, то есть, он вернется буквально в день перед росписью. Если бы вернулся, значит.

У нее прервался голос, но Шанелька тряхнула головой и прокашлялась, сердясь на себя.

— Так он не вернулся?

— Не-а. Я ему там съязвила чего-то, он вполне мирно выслушал, попрощался. Я стала дальше себе подвенечные шорты шить.

— Шорты?

— Ну да, у меня туника из дырявого трикотажа, длинная совсем. Чтоб труселя не светились, я под нее шорты и индийский короткий топ.

— Сшила?

— Ну да.

— Покажешь.

— Покажу. Я ему потом еще звонила два раза. Одни раз поговорили, вернее, я больше говорила. А второй раз он меня сразу остановил, извини, говорит, совсем не вовремя, я сам тебе. Вот я ждала-ждала, как идиотка, а сама думаю, е-мое, а если не приедет? Мне что, влачиться в загс, отменять там всю эту хрень, а мама уже ж всем соседкам расхвасталась, ах какой у Нелечки серьезный положительный Дима почти уже ж муж. Утром в тот день, когда должен приехать, я ему все же позвонила. Абонент вне зоны действия сети. А в обед приходит смска. «Шанель, отмени все, придется перенести. Люблю» Смска, Крис! Вроде я не знаю, когда вместо разговора пишут смски! Когда неохота выслушивать упреки справедливые. Вот скажи, на черта мне сдались эти загсы? Эти всякие росписи? Самое ведь смешное, что я не планировала даже! Сам с кольцом вокруг меня плясал, совал мне, сам руку в рот тянул, целовать, тоже мне, людовик шестнадцатый. И сам же потом струсил, как последний… последний…

— Не ругайся, тебе не идет, — быстро сказала Крис.

— Последний… раскозяй! Тьфу.

— Я не знаю, что такое раскозяй, но звучит противно. Сама придумала?

— Да!

— Давно?

— Только что! Криси!

— Я просто хочу тебя отвлечь. Ты сейчас в гневе, — Крис благоразумно взяла на руки принца Мориеси и села подальше от сердитой подруги, — но потом, когда все пройдет, раскозяя не забудь, богатое какое слово.

— Но ты согласна? Ты согласна, что он последний…

— Мудак. Согласна.

— А ты чего ругаешься? — обиделась Шанелька, — тебе можно, значит? А мне?

— У меня стиль другой. Я роковая брюнетка, а ты ангельская блондинка. Тебе паршивые слова портят карму.

— Ой. Я что-то вспомнила, мы маленькие были, мама нас с братом называла паршивцами, во гневе. А потом я узнала, что есть такая болезнь — парша. Ужас какой. Мама, конечно, до сих пор не ведает. Криси, мне не так за себя обидно, хотя, конечно, обидно, как за то, что он всех подставил. Тебя подвел. Маму подвел, даже Тимку подвел, у него же возраст! И он за нас радовался. А теперь очерствеет, станет циником.

— Сопьется и пойдет по дорогам, — процитировала Крис.

— Практически да. Но с тобой совершенно невозможно насладиться трагедией! Как хорошо, что я тебя знаю, ты меня любишь, значит, не издеваешься, а просто хочешь развеселить.

В полумраке Крис встала, унося на руках сонного принца, а Шанелька, проводив ее взглядом, уставилась на тот самый книжный шкаф, полный заманчивых корешков. Книги их и познакомили, в сети обе вели литературные дневники, в которых обменивались мнениями о прочитанном, писали рецензии и горячо спорили. Было это давно и постепенно книжная сеть превратилась в обычную социальную, где авторы бродили из раздела в раздел, оставляя в виртуальных альбомчиках классические салонные стишки с посвящениями. А две дамы все продолжали упорно читать и упорно писать не о себе, а о литературных героях и сюжетах. В итоге личная переписка состоялась и у них, но в почте, и завершилась личным знакомством, Шанелька тогда жила в Москве, пытаясь приспособиться к размеренной семейной жизни со столичным мужем, а Крис приехала воевать столицу. Так что, после писем стали случаться совместные прогулки, полные, как ни странно, вместо бесед — спокойного молчания вдвоем. Им нравились одни и те же места, и показывая их друг другу, обе радовались, и скоро уже скучали, расставаясь. Но в дни виртуального общения — какие же расставания, и подруги болтали в сети, кидали в почту интересные ссылки, снова спорили о книгах и картинах, находили прекрасные фильмы, радуя друг друга находками. А разок в пару недель Шанелька ехала в гости, оставалась ночевать у Крис, на верхотуре, в однокомнатной съемной квартире, где с балкона открывался почти такой же вид, как и здесь, на огромный городской парк с редко торчащими вдалеке жилыми кварталами, и небом, которое неутомимо чертили взлетающие по диагонали самолеты.