Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

— Дядь Вова сказал, чтоб включали сюда. А так света, наверное, почти не будет, тут зимой никто ж не живет, рубят каждый день. Ну, плитка газовая, а переброска то с другого кабеля, ну так, в общем.

Он хрипло покашлял, с интересом посматривая в окно, на Шанельку, которая бродила между детских качелей, кутаясь в дутое пальтишко. По остренькому лицу было видно, хотел Диме подмигнуть, как мужик мужику, но воздержался. Принял плату и ушел обратно пешком, по виляющей между степных горбов тропинке.

Номер прогрелся часа через три. Далеко гулять от потрескивающего обогревателя было страшновато, так что они просидели это время в номере, не раздеваясь, болтали и пили горячий чай, разрезав до срока новогодний торт.

…

— Мы говорили, так, о всякой ерунде. Ничего серьезного, он не спрашивал, что у меня и как, я тоже не спрашивала. Понимаешь, там было странно так, будто нас ножницами вырезали, аккуратно, по контуру, и вклеили в это место, а все другое осталось. У него два раза мобильник звонил, и он смотрел, а после вызов сбрасывал. Меня слушал. Мы пили чай, обычный, пакетики. Я дурочка, порадовалась, что не отвечает по телефону, потом уже подумала, ну и отключил бы совсем. Я вот звонок отключила, чтоб ничего не мешало. После проверяла, ну мало ли, Тимка дома, и мама.

Шанелька протянула руку и пальцем погладила блестящую спинку принца Мориеси. Тот сидел, держа в розовых ручках кусочек яблока, ел аккуратно, как толстый человечек в богатой светлой шубке. Крис налила в чашечку кофе и медленно мешала черный напиток, закручивая тонкую пенную спираль. Слушала молча.

Шанелька усмехнулась, беря ломтик яблока и так же, придерживая его пальцами обеих рук, куснула, копируя повадки принца.

— Потом мы взяли фонарь и ушли смотреть на воду. Я боялась, что совсем темнота, ничего не увидим.

…

Но настоящей темноты не было. Был кусачий ветер, очень сильный, низкие скомканные тучи, и по ним, по исподу темного — странный свет, будто светилось море, швыряя на скалы обрыва фосфорически белые пены.

— Это город, — сказал Дима, обнимая ее за плечи и находя в капюшоне озябшее ухо, — от него зарево отражается. Красота.

И Шанелька выдохнула с облегчением. Ей все казалось, что вокруг не так, как было в мыслях, что в жизни проще и более сурово, не так живописно. Но они шли и шли, не разговаривая, все равно вокруг шум, ветер воет, волны грохочут внизу. Дима крепко держал ее руку, перчатка соскальзывала, и он останавливался, натягивая ее снова на холодные шанелькины пальцы. Совсем усталые, они вернулись в маленькую комнату, снова включили обогреватель, который добавил тепла к теплу. И сдвинули узкие кровати, расправляя одеяла одно поверх другого.

…

— Все хорошо было. Так, как вот нужно. Мы там свечки нашли, в шкафу, в бумажке завернутые. Две поставили в тарелку, чтоб не спалить хату. Они горели сперва одинаково, потом одна быстрее стала. Я подумала, хорошо, что мы не выбрали каждый свою свечу. А потом та, что повыше, стала клониться и к маленькой прижалась. Они сплавились и дальше горели уже вместе. Мы даже замолчали, лежали тесно и смотрели, как они там. Потом смеялись.

…

Весь следующий день они провели в неспешных обычных делах. Каждое дело занимало какое-то время, и все, что происходило, вызывало в голове Шанельки перед прочими мыслями одну: так странно. Будто они тут вспоминали самое простое, то, что делается механически, незаметно. Как в начале времен, думала Шанелька, сливая Диме на руки воду из ковшика, а потом подставляя ему свои ладони. В самом начале времен, когда умыться значило не открыть кран, а сперва набрать воды, лить ее, принимать в руки. А еще увидеть, куда льешь, потому что ванная комната была заперта, да и краны не работали, и умывание происходило на веранде, где ступени спускались в самую клумбу, полную озябших зимних астр и за ними внезапно — беззаветная белая роза, маленькая, на кусте без единого листка.

Завтракали неспешно, потом, спохватившись, заторопились, оделись, как следует, и ушли в степь, сделав по ней круг, вернулись к обрыву и долго шли от домов к торчащему заброшенному маячку, иногда спускались в скальных проломах к самой воде, Шанелька повисала, держась за Димину руку, чтобы потрогать серую воду, которая вблизи оказывалась насыщенного темно-зеленого цвета. Снова слегка торопясь, вернулись обратно, перекусили, и опять Шанелька немного маялась, решая, нужно ли идти ночью на берег, ведь ехали именно за этим — полночь под тучами и звездами, но уже нагулялись, как два верблюда, вдруг Дима устал, а она его потащит. И сама тоже устала, но, если не пойти, потом будет жалеть, это она о себе понимала.

…

— Там было зеркало, у шкафа. Хорошее такое, доброе. Я расчесывалась, а Дима подошел, встал позади. Мы отразились вместе, молча. Будто портрет. И такие красивые оба, как и не мы вовсе. Ты понимаешь?

— Да.

— А потом уже оделись, фонарь там, все такое. И Дима мне говорит, смотри, ничего не забыли? Что еще нужно взять? А я ляпнула, не думая вообще. Зеркало это, говорю. Он кивнул и со стенки его снял. Криси, ну вот ты много знаешь мужиков, что кивнут и снимут? Бровью не повел. Я знаю, у каждой женщины есть, ну, такие штучки, кнопки, нажмешь и она спеклась. Кому-то, наверное, шубу подарить, или в Таиланд отвезти. На самолете. А мне вот — такое. Я могу тыщу раз притворяться, что ой, ха-ха-ха, дура я романтичная. Но от этого ничего не изменится! Все равно буду и буду наступать на эти грабли. Ты помнишь, я рассказывала, как Череп на крышу гаража залез и стал оттуда стихи читать? Мне. Я же тогда повелась именно на такое. Не побоялся, думаю, смешным показаться, к ногам что-то там бросать. Не шубу, а другое. Потом поняла, да ему главное самому покрасоваться, а я только предлог была. Ну, фиг с Черепом. Это я для примера. И вот является некий брутальный мачо, и не моргнув глазом, не волнуясь за свою брутальность, навьючивает на себя дурацкое зеркало полметра на полметра. И доблестно тащит его к обрыву. Чтобы мы, значит, Новый год встретили там втроем. Мачо, новоиспеченная Медам Андерсен и зеркало из подсобки. Да если бы посмеялся, я бы сразу дала задний ход, все равно ведь счастье. Без всякого зеркала. Было бы.

— Пригодилось?

— А? А-а-а…

Шанелька, блестя глазами, рассмеялась, вся в воспоминаниях.

— Представь себе, да!

…

Они выбрались на каменный нос, выдающийся в море, встали там, а зеркало Дима устроил на высоком валуне, выровняв так, чтоб оно отражало смутное свечение нижней воды. И ровно в полночь, неслышно в шуме волн, бахнула пробка, вылетая из темной бутылки. Смеялись, пили шампанское из жестяной кружки, почти наощупь, Шанелька облила рукав пальтишка, потом орали всякое веселое, размахивая бенгальскими огнями, искры срывались, улетая в темноту, гасли, а издалека сверкали другие — от городских фонарей и окон, еле слышно бахал в городе фейерверк, и в море совсем далеко светили крошечные огоньки на невидимых кораблях.