Елена Блонди - Шанелька и Крис [СИ]

— Альма! — кричало существо, еле успевая за лохматой собачищей, и кажется, сердилось, — Альма, я кому сказала, стоять! Сидеть, Альма!

Альма не слушала, носилась по утреннему пляжу, только песок летел фонтанами из-под толстых лап. А потом свешивала язык, садилась и когда существо обнимало толстую шею, шлепало этим своим языком прямо по розовой круглой щеке. И скалилась, слушая смех.

Раскозяй тоже слушал, но прятался, сидел в зарослях осоки, держа стебли перед собой лапками, и выглядывал. Вздыхал от зависти. Ему бы такое красивое существо, как толстой собачище Альме. Он бы никуда от него не убегал. Стоял бы, когда оно просит. Сидел, когда надо. Даже лежал бы, хотя лежать на песке Раскозяй не любил, его восемь круглых глазок не закрывались, и чесались от мелких песчинок.

Однажды, когда Раскозяй упечалился до полного отчаяния, он вдруг нашел на низкой ветке куста еще одного смешного. И встал, разглядывая и поворачиваясь то одним круглым боком, то другим. Надо сказать, что шеи у Раскозяя не было, потому, чтоб рассмотреть нужное, ему приходилось вертеться, даже уставал сильно, если попадалось что интересное.

Смешной был длинным и толстым, спереди (во всяком случае Раскозяй решил считать передом ту часть, которая ела) торчали рога и все тулово пестрело точками и загогулинами.

— Ах, — сказал Раскозяй шепотом. А надо сказать, что голос у него был скрипучим и хриплым, так что, сами понимаете, громко говорить Раскозяй тоже стеснялся.

— Ты кто? Можно, мы с тобой будем дружить? У меня есть чашечка из круглого листа и ложка из длинного. А еще я умею красиво обгрызать сухие веточки, и из них получаются волшебные палочки. Ты хочешь, я подарю тебе одну? Я ее выгрыз вчера, на ней даже слюни еще не обсохли.

Но Толстый и Длинный не обратил на Раскозяя никакого внимания. Он откусил край зеленого листа, сжевал и съел. Откусил еще один, сжевал и съел. Откусил третий, сжевал и съел. Откусил…»

Шанелька судорожно зевнула, закрыла нетбук и, положив его на ковер, свалилась навзничь, повернулась на бок и заснула мгновенно.

Ей снился маленький печальный Раскозяй, который терпеливо ждал, когда толстая гусеница доест лист и, может быть, услышит его слова, сказанные стеснительным шепотом.

Утро началось поздно и сразу с телефонного звонка. Крис села, моргая и пытаясь понять, откуда ноет виброзвонок. Свесила голову с тахты, нашаривая под краем покрывала мигающий мобильник. И легонько толкнула спящую Шанельку.

— Эй, сонная красавица, тебе сын звонит.

Шанелька с трудом разлепила глаза, тыкая телефоном в щеку с отпечатком подушки. Села, прокашливаясь.

— Тимкин? Ты чего? Что случилось…

— Нормально, мам.

Сын помолчал, и от этого Шанелька проснулась мгновенно, спустила ноги, нащупывая ступнями тапочки.

— Что?

— Сказал, нормально. Тут тебе звонили. Ну, Дима звонил. Твой.

— Подожди…

Она не сразу сообразила, щурясь на мягкий осенний свет, заполняющий просторную комнату. Из ванной слышался шум воды.

— Почему тебе? Он почему…

— Не мне. Домой звонил, на домашний. Говорит, у тебя телефон отключен. Бабушка сразу за сердце. Хотела тебе ночью звонить, я отговорил. Ты что, ты его забанила, что ли?

Шанелька нахмурилась с досадой, откидывая покрывало и зябко поводя плечами. Не та ситуация, чтоб с сыном вести сейчас душевные беседы и что-то там ему объяснять.

— Чего хотел?

— Откуда я знаю. Вроде ничего. Просто спрашивал, куда ты делась, почему не звонишь. Бабушка не стала ему говорить. Решила сперва у тебя, чтоб ты сказала, чего и как.

— Правильно, — одобрила Шанелька, волнуясь и сердясь, — и правильно. Могу я нормально отдохнуть недельку? Без мотания нервов? Вот и все! Я отдыхаю.

— Так чо? Не говорить ему, что ты в Москве?

— Нет! И вообще пусть не звонит! И бабушку не дергает. И тебе, чтоб тоже!

— Не кипишуй, мам. У меня деньги кончаются, на телефоне. Я ей передам.

— Передай. Тимочкин, и поцелуй. Бабушку от меня. И тебя тоже.

— И себя поцелую, — засмеялся Тимка, — Крис тыщу приветов. И поцелуй.

— Но-но!

Крис с чашкой кофе стояла в дверях, внимательно слушая реплики. Пошла впереди Шанельки в кухню, а та влеклась следом, сердито пересказывая неуслышанное. Садясь в угол рядом с клеткой Мориеси, расстроилась, тоже беря со стола чашку горячего кофе:

— Нет, ну я не понимаю. Он полагает, что теперь можно постоянно всех нас дергать? Слов не понимает, да? Черного списка не понимает?

— Упорный, — одобрительно заметила Крис, садясь напротив. Солнце кинуло блестящую полосу на влажные черные волосы, — если бы в кино, ты первая бы аплодировала, вот какой, добивается и добьется.

— Почему-то в жизни то, что показывают в кино, совсем по-другому воспринимается. Может, мне начать жить, как в кино?

Они неторопливо ели нарезанный сыр, укладывая ломтики на белый хлеб с маслом, Шанелька цепляла вилкой тонкие кусочки авокадо, жевала вдумчиво, запивая вкусное горячим сладким кофе. Просыпалась потихоньку уже по-настоящему.

— Как именно? — уточнила Крис, что-то обдумывая.

— Ну… ну я не знаю. К примеру, бегать топиться в пруд. Или там, шлепать босиком по лужам, мотая в руках босоножками, а пенсионэры будут провожать меня взглядами, смахивая непрошеную слезу. Еще, а что еще? Написать картину, она покорит мир, и тут опа-опа, увидит ее Димочка Фуриозо, просветлится и станет петь под окнами серенады.

— Тебе уже пел. Череп.

— О черт. Нет уж. Не хочу больше.

— А с тапками в руках дошлепаешь как раз до местной дурки. Или сляжешь с воспалением легких. А пенсионэры забудут про тебя тут же, сразу выпьют и в свои шахматы шпилиться дальше будут.

— Какая ты неромантичная, — расстроилась Шанелька, — и вообще. Что там сегодня по плану? Поплакать о Диме и несвадьбе я успею и дома, я себе поклялась, что у тебя все выброшу из головы. Только танцы, только хардкор!

— Кандидаты, претенденты, соискатели, — подсказала Крис, — соперники и воздыхатели.

— Нет. Не хочу. Не же-ла-ю! Будем отдыхать бабским коллективом в составе двух баб-с. И по вечерам втроем — с принцем.

— Хорошо, — согласилась Крис, — сегодня просто гуляем. День прекрасный, ты у Тимсона не спросила, там дождь? Потому что ты сюда точно привезла хорошую погоду. Едем в центр, Арбат, улицы, в кафе посидим, в парке пройдемся. Форма одежды — стильная аутдорная, обувь удобная, чтоб к вечеру ноги не отвалились. Фотик возьмем и будем себя кругом и везде снимать-снимать.

— Да! И ни на кого глядеть не будем! Только сами!

Когда уже выходили и Шанелька встала у лифта, переминаясь блестящими вишневыми полусапожками под узкими брючками, Крис хлопнула себя по лбу.

— Спускайся сама. Мне нужно Сашке быстро звякнуть, походи там под кленами, полюбуйся. Я через десять минут.