Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Потому она послушно приняла высокий бокал, до краев налитый вином, таким холодным, что он, покрытый испариной, выскальзывал из пальцев, и выглотала половину сразу, а после медленно допила, кивая и улыбаясь в ответ на болтовню Ларочки.

Темнота была такой полной, что казалось, все вокруг плоское, как черная бумага, и Ленка боялась вытянуть руку, чтоб не уткнуться пальцами в это сушеное страшное, совсем черное, на котором сбоку выше ее лица были нарисованы какие-то белесые точки.

Приваливаясь спиной к чему-то ужасно неудобному, что собирало складками на спине сарафан, она обхватила руками коленки и сильно закусила нижнюю губу, закрывая глаза, чтоб нарисованные по черной бумаге пятна не качались, а то приходила злая тошнота. И было очень страшно.

Пятна становились больше, прыгали и крутились. И наконец, заполнили Ленке глаза, она удивилась, дрожа, они ведь закрыты, так сильно, что болят веки. В уши полез, громыхая и кусаясь, крик, она не поняла, что кричат и кто, но вдруг голос резко ударил совсем рядом, одновременно дергая локти и плечи.

— Тут она! Та блядь же…

Ленка тоже закричала, валясь на бок и стараясь вывернуться и уползти, но локти сошлись за спиной, неудобно, она рвалась, скалясь и поворачивая лицо, дергала головой, пытаясь что-нибудь разглядеть через спутанную сетку волос, но там был только слепящий свет, шум и черные тени поперек, двигались.

— Ты чего? — заорал кто-то снова в самое ухо, — вот жеж, да хватит!

Ноги повисли, не находя земли, колено толкалось во что-то твердое, царапалось, но боли не было, совсем. И наконец, Ленка устала, внезапно, будто ее выключили. Обмякла и, роняя на плечо голову, заплакала в голос, подвывая и давясь слезами.

— Фу, — сказал голос в ухо, — соплями измацала, епт же.

Ленка снова дернулась, шмыгая, сумела ответить, хрипло, срываясь голосом в писк:

— Сама. Я сама. Уйди!

Ее поставили, она взмахнула руками, цепляясь и оседая на слабых коленях. Через свет приблизилась чья-то черная голова, голос Кинга сказал с раздраженной заботой:

— Оклемалась? Ну, ты заяц, Леник-Оленик. Какого черта побежала? Еле нашли, в такой темноте.

— Время. Сколько? Времени?

Ее затрясло, когда, водя по сторонам глазами, цепляя взглядом машину с яркими фарами и темноту вокруг, а из темноты мирный плеск воды, поняла — это ночь. Нет фонарей, и рядом море, а дома ее ждут, она не попала к Светище, и там мама не знает, куда она делась.

— Двенадцать, — голос Димона прозвучал из распахнутой дверцы, — блин, всю рубашку мне. Какого нажралась, спрашивается.

— Не скавчи, Димчик, ну с кем не бывает.

— Домой. Мне надо домой. Я хочу домой.

Она снова заплакала и тут же перестала, потому что нужно было срочно что-то решать, а слезы мешают. И еще очень сильно тошнит. Дернувшись из рук Кинга, она отступила, босыми ногами по сухим комкам глины на обочине, оперлась рукой о бетонный забор, нагибаясь. И ее вырвало под ноги, брызгая на пальцы теплой жижей.

— Живая? — спросил от машины Кинг, — тебя там подержать, несчастье?

— Не надо, — Ленка покачивалась, вытирая рот тыльной стороной ладони, — домой, мне домой.

— Ага, — Кинг засмеялся, — куда тебе домой, ты погляди на себя. Всех там перепугаешь, до смерти. В угол поставят. На гречку. Сладкого не дадут. Поехали. Выспишься, утром кофейку, пожрешь чего, почистишься. И тогда поедешь.

Ленка затрясла головой. Он не понимает. Мама там наверняка уже обзвонила милицию, больницы и морг, она всегда так говорит, когда Ленка опаздывает — «я уже все больницы обзвонила! Искала тебя!». И до утра будет сидеть в кухне, плакать, звонить. Ленка на этот раз прекрасно ее понимает.

— Мать будет искать, да? Садись, сейчас придумаем чего. Садись, сказал!

В его голосе уже не было заботы, одно раздражение и злость. Ленка оторвалась от забора и подошла, села боком на заднее сиденье, выпрямилась, сводя глаза, а они разъезжались, кося в разные стороны.

Кинг помолчал, стоя рядом, задрал голову, покачиваясь на носках.

— Небо какое, а? В городе такого нету. Ты, ихтиандр недоделанный, ты чего с катера в воду прыгнула? А если бы потонула? Тоже мне, великий ныряльщик.

— Я? — Ленка в ужасе попыталась вспомнить, но даже кусков и отрывков не было, вообще ничего, кроме мокрого бокала с красной лужицей на донышке. Такого холодного, что немели пальцы. Всего один бокал. Нет… Не один.

Память медленно ворочалась, просыпаясь, крутилась, лениво показывая. Рюмочка с желтым, а еще Димон, улыбаясь крупными неровными зубами, крутит на горлышке бутылки с блестящей импортной этикеткой пробку. И после наливает что-то белое, злое вкусом. А Ленка смеется, подставляя почему-то фарфоровую чашечку.

— Так, — решил Кинг, подталкивая ее в машину и захлопывая дверцу, сам уселся вперед, повернулся, — берем Ларочку, и гоним на гаражи, у сторожа там телефон. Позвонишь, Ларочка скажет, что ты в гостях, у подружки. Ясно? Как маму зовут? Алла Дмитриевна? Отлично. Не ссы, Леник, все будет путем.

— Я в город не поеду щас, — словно проснулся недовольный Димон, — еще менты остановят, ну и бензина на раз вернуться.

— Именно, — кивнул Кинг, — так что сиди, Малая. Сейчас отмажем тебя.

Через пятнадцать минут они стояли в сторожке, толпясь у захламленного подоконника, Ленка держала в потной руке трубку. В распахнутой двери сторож, низенький и квадратный, подпирал косяк, дымя папиросой наружу и отмахивая рукой комаров, слушал, ухмыляясь.

— Какая еще девочка? — кричала из трубки мама, — ты совсем с ума сошла, да? Мало мне Светочки, дите лежит там, ждет, когда ты ей, передачку, а ты хвостом вертанула. И не подумала, как я тут? Да я все больницы уже!..

— Это Инна, мам, — хрипло сказала Ленка, краснея, — наша Инночка Кротова, она уезжает скоро, насовсем. Ну так получилось, извини.

— Дай, — шепотом сказала Ларочка, отнимая у Ленки трубку, — алло? Алла Дмитриевна, ну простите, так вышло. Я сама в шоке. Такое легкое вино, наше домашнее, из винограда, слабенькое, и выпили немного совсем. И как заснули! Маму? А она ушла на дежурство. В ночь. Вот папа, я ему сейчас.

Ленка отступила, поникая головой, Кинг перехватил трубку.

— Алла Дмитриевна? — в голосе Кинга появились вальяжные, совсем взрослые нотки, — да, да. Ну что вы! Я бы отвез, да мой жигуль в ремонте, куда отпускать девчонок ночью. Не волнуйтесь. Да. Да. Спокойной ночи. Сейчас я Леночку.

— Лена, — дрожащим, но уже спокойным голосом проговорила мама, — ну почему сразу не сказать, что все хорошо, что там у вас взрослые, и вы дома. Я могу теперь спокойно лечь. И смотри, постарайся вернуться утром, а не под вечер. А то я тебя знаю.

Обратно доехали быстро, прыгая по колдобинам под сдавленную ругань Димона. Ленка сидела в углу у самой дверцы, молчала, отчаянно пытаясь восстановить события, и тайком щупала сарафан на бедре, отыскивая под ним завязки купальника, а те никак не находились. Иногда ее толкала коленка Кинга, он сидел, отвернувшись, шепотом что-то рассказывал Ларочке, та смеялась на переднем сиденье, зевала, звеня ключами. У ворот выскочил, помогая открыть тяжелые створки. Скомандовал: