Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

Зверь… Ленка отчаянно собирала скачущие мысли, но времени не было, совсем. Закричать? Рвануться. А было, только что было. А что еще…

Она опустила лицо, закрыла его руками. Перестала глядеть на то, что маячило перед ней в темноте, закрывая мир и звезды. И замерла, не говоря ничего.

— Ну? — с угрозой сказал Димон, встряхивая ее плечи.

— Сейчас, — медленно ответила она, — Димочка, сейчас. Подожди.

— Ну… — он отпустил ее, свешивая руки.

Откуда-то с другого края бухточки пиликала негромкая музыка, и время от времени бархатным невнятным голосом что-то вещал диктор.

Ленка убрала руки, ясно взглядывая в темноту, обрисованную светом.

— Я же. Я его люблю, понимаешь? Дурака этого. Вот и дура полная, кинулась, приехала. А он.

— Мн-э… — Димон выпрямился.

Ленка помолчала, с ужасом ожидая, что раскричится, или снова начнет дергать ее за плечи, хотела добавить еще чего-то, но по какому-то женскому наитию молчала, сидя каменно и неподвижно. С кем-то другим, да с тем же Кингом, этот разговор был бы смешным и жалким, беспомощным. Но не зря же она ездила с Димоном в машине десятки раз, слушая его пошлые грубости, такие намеренно вызывающие.

— Погодь. Лен. Ну я думал, ты просто. С нами.

Ленка скорбно усмехнулась, обхватывая свои плечи, будто замерзла.

— Дим. Целый год мы знакомы. Ты же сто раз со мной общался. Скажи, я просто? Вот подумай, ты же умный, я блин гордилась всю дорогу, что с тобой знакома, что у меня такой друг.

— Да? — Димон явно приятно удивился.

— Конечно! Если бы чисто-просто встречаться, койка там, а у нас не было ничего, потому я могу, про тебя… — Ленка поняла, что сейчас запутается и сразу перескочила на другое, — умный, — повторила с нажимом.

И снова спросила:

— Разве было похоже, чтоб я, как другие вот?

— Нет, — задумчиво согласился Димон, — меня знаешь, сколько раз за яйца хватали, Серега с тачки, а она такая вся, Димочка, Димочка… такие все, — тут же поправился он, переводя единственное число во множественное.

— Да, — кивала Ленка в такт, не особенно веря в его рассказ, — еще бы, конечно, да. Ну вот, а я нет. А тут. Если бы Сережа с Ларочкой, как со всеми. Но ты сам видишь…

Диванчик тяжко заскрипел, подаваясь назад. Димон поворочался, удобнее садясь и толкая землю ногой.

— Я честно думал, что ты поехала со мной жеж. Типа мы вместе, хуе-мое, в больничку ж поехали, чтоб выручить тебя.

Ленка вздохнула. Диванчик качался, задумчиво, и ей сбоку виден был картофельный нос и большой подбородок в светлой щетине, а после все исчезало в тени. Потом вместо носа выплыло повернутое к Ленке широкое лицо.

— Ну я тебе вот что скажу. На самом деле Серый ее не любит, видала, как она прикинута вся? Он ржет, женюсь, Ларочка. Может и женится. Но чтоб она была одна у него, та то вряд. Но я тебе ничего не говорил, ясно?

Ленка закивала с готовностью. Ее подташнивало от напряжения и от выпитого коньяка, но радовало то, что серьезная опасность отступила, и теперь нужно просто стараться, чтоб Димона не кинуло в душевные разговоры, которые могут закончиться снова приставаниями. Но он, вроде бы, не в лоскуты пьян, а значит, пока Ленка говорит, она с ним справится.

— Он к тебе тоже. Ну не так, как с блядями всякими, — благородно сообщил Димон, — базар то одно, сказать, бывает, скажет. Но все равно.

— Поспать бы, — пожаловалась Ленка, — совсем я устала. И грустно. Понимаешь, да?

— Слушай, — после паузы оживился Димон, — я вот чо… короче, а давай приколемся, типа ты все же моя телка, стала. Пусть Серый поревнует. Я тебе зуб даю, он разозлится, если увидит, что у нас все чики-пики и тебе понравилось. А?

Ленка помолчала, обдумывая. Ее измученной голове план Димона понравился. Оказывается, Кинг пригласил ее для своего дружка, специально, возьми, значит, Боже, что мне негоже. Противно и бесит. Сам носит Ларочку на руках и сейчас там спит с ней в комнате, увешанной дурацкими картиночками, с балконом на море. А Ленку бросил, чтоб легла с его водилой, внизу. Больше ведь негде. Действительно, она полная дура. Но раз так, пусть и получит, что хотел.

— Дим, но ты мне пообещай, что не станешь. Приставать. Мне совсем плохо. Понимаешь?

— Дурак я, что ли, — слегка обиделся Димон, — ну чо, я ж человек. Можно и по-человечески, иногда.

— Спасибо тебе. Правда, спасибо.

Он сполз с качелей, подавая Ленке руку, помог подняться. И повел в дом, уже увлекаясь мыслью, об их общей интриге. Зашептал, в полумраке водя рукой и нащупывая дорогу к широкой тахте, приткнувшейся у стены.

— Короче, завалимся, типа устали, дрыхнем. Пусть поглядит. Утром ты смотри, ну там разок поцелуемся, чтоб видел. Вот поглядишь, обозлится.

«Ой ли» подумала Ленка, валясь на тахту и устраиваясь с внешней ее стороны, ну ладно, и правда, поглядим, заодно и узнаешь, Ленка Малая, кто ты была для великолепного Сережи Кинга. Заревнует, сам захотел. А если обрадуется, то снова хорошо, значит, с Димоном секретно договорятся, ах, не вышло, пока-пока, мальчики, у вас своя жизнь, а у меня своя.

— Ленчик, — невидимый у стены Димон нашарил ее руку, сжал, проводя пальцем по запястью, — а может ну его, так хорошо лежим.

— Димочка, ты ж обещал. Давай спать.

— Ладно, — неожиданно мирно согласился тот и через несколько секунд захрапел, переглатывая и ударив Ленку по плечу уже спящей, непослушной рукой. Она отодвинулась на самый край, туже стягивая на груди тонкое покрывало, закрыла глаза, желая, чтоб утро наступило скорее, и боясь его, наполненного безжалостным дневным светом — надо будет смотреть на всех, а еще ехать, и после говорить с мамой. И оглохнуть, когда к вечеру зазвонит телефон, потому что куда ей теперь, с ангелом Валькой, после ночи на Ларочкиной даче с двумя мужчинами, с одним был секс, а с другим она спит в одной постели.

Мысль о Панче была такой острой, что у Ленки закончилось дыхание, несколько мгновений она лежала, раскрывая рот, как рыба, и после устала так, будто плакала несколько дней, и внутри все стало пустым, выплаканным до синяков на душе. С этой пустотой она приготовилась ждать утра, глядя в высокий белый потолок широко раскрытыми глазами, и заснула, сведя брови и скривив губы в болезненной гримаске.

Ленке снилась бухта, полная розовых ракушек, их выносила на гальку сверкающая вода. Они с Панчем бегали, оскальзываясь на круглых вертких камушках, собирали разбитые морем пузатенькие раковины с ажурными дырами на алых блестящих бочках. А потом поднимали вверх руки, свешивая с пальцев ожерелья ажурных раковин, смеялись, когда те звенели, ударяясь друг о друга. По лицу Панча бежали нежные алые блики, и он был таким красивым, с черной витой прядкой, что свешивалась вдоль скулы, змейкой ложась на шею.