Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Валинька. Да если бы даже здоров. Трое. Мужики. Куда тебе? Чтоб меня изнасиловали, пока ты валялся рядом, да? Думаешь, если ты болен, только тебе и шишки? А вот фиг. Многих бьют. Несправедливо! Да! Да посмотри уже на меня! Ты понимаешь, что мы справимся?

— Что? — Панч, будто проснувшись, с удивлением посмотрел в Ленкино сердитое лицо.

— Кого изнасиловали? — проревел сзади забытый Петичка.

— Обязательно! — со звоном в голосе сказала Ленка, — с козлом этим, ненавижу его, мы справимся. Утрется!

— Как?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Но фиг ему. И не фиг!

— Что тут у вас? — не унимался Петичка, — да епт, я на полчаса всего опоздал!

Ленка и Панч, одновременно повертываясь, кивнули. Хором ответили:

— Ничего. Нормально.

Ленка сидела на неудобном стуле возле больничной койки, и ей казалось, время крутится, сцепляясь и возвращаясь в прошлое. Только трубка капельницы тянулась не к руке Панча, а входила в тонкую, почти прозрачную руку ее сестры.

Светища внимательно посмотрела на потерянное лицо младшей и засмеялась.

— Ну вот. Лучше бы дома сидела, со своей кашей. Чего надулась, как мышь на крупу? Обычное дело, капельница, да их тут ставят, чуть кашлянешь или, пардонте, пукнешь.

Замолчала, и демонстративно закатывая глаза, потребовала скандально:

— Не слышу смеха! Я тут стараюсь, шутки шучу.

— Свет, может мне к маме поехать? Утром завтра метнусь, на катере, в обед вернемся уже.

— И что? Мне просить вторую койку рядом, чтоб ее от обмороков откачивать? Мала-Мала, ты меня слушаешь? Мне их каждый день лепят, то ты просто не вовремя явилась. Ну да, выгляжу паршиво, а походи с десятком лишних килограммов днем и ночью, посмотрю, на кого ты похожа будешь! О, вон мой доктор бежит, у него можешь спросить.

За стеклянной дверью мелькнул белый халат, за ним еще несколько, послышался уверенный, слегка раздраженный голос. Ленка вскочила и исчезла за приоткрытой дверью.

— Тьфу ты, — сказала Светища, откидываясь на подушку и прикрывая глаза, — рванула, ну вечно я забываю, какая деловитая у меня сестрица. Валя, брат, иди сюда, чего ты там, как сиротинушка.

Панч отклеился от подоконника, и осторожно обходя еще три койки, на которых лежали женщины с круглыми животами, одна читала, неудобно устроив книгу на простыне, другая смотрела в потолок, третья подмигнула ему, подошел и сел на пустой стул, прислушиваясь к взволнованному ленкиному голосу в коридоре.

— Всегда такая, — с гордостью поведала Светища, — вечно щенков подбирала, дома скандал, а она упрется — он голодный, и мерзнет. Дралась в школе, знаешь из-за чего? Не поверишь, спасала лягушек, которых пацаны из рогатки лупили на болоте.

— Поверю, — улыбнулся Панч.

Солнце из окна просвечивало длинные вьющиеся волосы, падающие на плечо.

— У вас-то все в порядке? — вдруг спросила Светища, — а то что-то у Малой глаза бегают, не рассказывает. О-о-о, еще один партизан в нашей семейке завелся. Что ценного за окном увидел? Воробьев?

Панч снова посмотрел на Светищу. Та устроила голову поудобнее, разметав по тощей подушке черные иголочки стриженых волос. Худые фарфоровые щеки, тонкий нос, большой рот с неяркими губами. Шея с голубой жилкой. Панч видел фотографии, Ленка показывала, и знал, что здоровая Светища выглядела почти так же, только глаза блестели и рот то улыбался до ушей, то выразительно с юмором кривился. Но тут, на подушке, и еще эта игла с трубкой, казалось и впрямь, совсем дело плохо.

— Есть всякие непонятки, — сказал честно, — но мы справимся, а если вдруг, я тебе расскажу.

— Заметано, — кивнула Светища, — иди, выручай моего врача, а то Мала-Мала с него все соки выпьет. Пытки применит. А вот еще. Увидите Петьку, передай, чтоб ко мне бухой не являлся, скажу девкам, они его банками с-под компота закидают, из окна. Тоже мне, кандидат в папаши.

В больничном коридоре Панч взял Ленку под локоть, и вежливо прощаясь с высоким мужчиной в белом халате, повлек к выходу.

— Светлана заснула, Лен, сказала, чтоб шли уже.

— Он говорит, ничего страшного, — быстро докладывала Ленка, идя рядом и спотыкаясь, — сказал, рядовая процедура, а что зеленая такая, так то токсикоз, думаю, не врет, я бы увидела, если врет. Еще сказал, что молодцы, добыли лекарство. Знаешь, я когда тебе покупала, то вообще не знала, что и как, но помог… помогли мне, и все получилось, и теперь вот вышло все быстро.

Она не стала уточнять, что помогал ей Пашка Санич, да и неважно это было сейчас. Важно было то, что снова все повторялось, она уже ловила окружающий мир на этом, он вертелся, подставляя ей разные грани похожих ситуаций, вынуждяя быть то жертвой, то обидчиком, а вот теперь подсунул совсем похожую. И Ленке пришлось признать, что и Пашка Санич в итоге сгодился: помня, как они доставали лекарство для Панча, Ленка все сделала быстро, сердясь лишь на то, что снова деньги связаны с Кингом, и будто заколдованные, никак не найдут к нему дорогу. Тратили Ленкину сотню. Ну, или ее полста и полста, отданные мамой, но в любом случае отдать Кингу уже не получалось.

Если бы не суета с сестрой, Ленка, наверное, испугалась бы очень сильно, но время вертелось быстро, дни мелькали, через пару дней уже возвращается мама, так что пугаться было просто некогда. А все свободное от беготни в больницу и по аптекам время уходило на домашнее хозяйство, и снова Ленка диву давалась, да как мама умудряется еще накручивать волосы на бигуди, делать маникюр и наряжаться, если в квартире без перерыва приходится что-то убирать-мыть и устраивать постирушки.

Вечером, когда Ленка перегладила ворох белья, сварила на утро овсянку и переложила ее в банку с полиэтиленовой крышкой, зазвонил телефон, и она, полулежа в кресле, застонала, уронив руки к полу.

— Если этот сволочь звонит, телефон разобью.

— Я возьму, — сказал Панч, поднимаясь с пола, где сидел рядом с проигрывателем и стопкой пластинок.

Вернулся и доложил, стоя над усталой Ленкой:

— Сестра звонила. Да не дергайся, нормально все. Просила, чтоб ты сандалики приготовила, ее подруга зайдет утром, хочет купить. Лен, ты свои, что ли, продаешь?

— Нет, — обрадовалась Ленка, — вон на полке коробка, это мне папа привез, маленькие, я потому и решила себе такие же сделать. Ой, а вдруг купит, Валик, это же деньги.

— Сказала, договорилась, за шестьдесят. Если отдашь.

— Лучше бы за сотню, — расстроилась Ленка, шурша бумагой и вынимая блестящие новенькие сандалетки, — ну все равно, куча денег. Достать бы еще, сколько там не хватает? Девяносто. И кинуть в морду козлу этому.

— Девяносто, — грустно согласился Панч, — даже если моя тридцатка, все равно. Слушай, я сам отнесу. Сколько есть. Скажу, после остаток. Хотя лучше бы его утопить в море.