Елена Блонди - Ателье [СИ]

— Приходите утром, — шепотом сказала в мигающий экран и отключила телефон.

Как тень, бродя по освещенной призрачным светом мастерской, нашла свою сумку, достала сигареты. И, накинув на плечи наметанную шубку с одним рукавом, полезла на табуретку к окну.

Мороз щипал щеки и уши, дым упрямо лез обратно, но Даша терпела. «ОРХИДЕЯ» за проспектом стояла темным кубом, кое-где продырявленным желтыми квадратиками. Огромные буквы горели синим, зеленым и белым светом, томно и страстно.

В самом верхнем желтом квадратике появился черный крошечный силуэт. Что он там видит, из света в темноту? Наверное, дорога видна ему сверху, как бегут по ней белые и красные огоньки, это люди едут по своим делам, в дома, где их ждут. Где они не одни, в сумраке у открытой в мороз форточки. Всхлипнув, Даша выкинула в ночь окурок, обжегший пальцы. Наклоняясь, протянула руку и нащупала выключатель яркой лампы, висящей над гладильной доской. Щелкнула, раз-другой, освещая вспышками пустоту большого зала. И выключив, посмотрела на дальнее окошко. Человека уже не было.

«Конечно,» — подумала горько. И замерла. Свет в окне погас, снова зажегся, опять погас. И — загорелся квадратик желтого окна, выскочил в нем крошечный силуэт. Поднял тонкие ручки, скрестил над головой и развел в стороны. Даша улыбнулась, вытирая слезы. Зная, что не разглядит, все равно помахала в сторону окна рукой и захлопнула форточку.

— Патрисий, — позвала, укладываясь на диван и подтыкая со всех сторон плед, — иди, тут тепло.

Кот пришел, увалился поверх живота тяжелой тушей, обмяк, громко мурлыкая.

— Ты постарайся, пусть мне не снится больше, что я осьминог, хорошо?

— Муар, — согласился Патрисий.

Утром, Галка, наливая себе чай, рассказывала о планах на день, и присматривалась к Дашиному бледному лицу. Оборвав себя, сказала:

— Так, колись. Звонил, да? И не реви, пожалуйста. У нас сегодня прямо с утра примерка, люди придут. Работы море.

Разламывая сильными пальцами пирожок с капустой, выслушала Дашин унылый рассказ. Сложила обломки пирожка в тарелку. Поставила на пол и кыскнула кота. Патрисий пришел, понюхал и величаво удалился. Постояв в отдалении, вернулся, снова понюхал куски пирожка и демонстративно заскреб линолеум, закапывая тарелку.

— Аристократ, не жрет капусту, — отметила Галка, вытирая руки. Сунула ближе к сердитой плачущей Даше надорванный пакет с салфетками.

— Ну, раз надо, поплачь. Умоешься потом. У меня вот что для тебя…

— Да ты и так, мне-то… — Даша хотела рассказать, что Галка разрешает ей ночевать и вообще, и Даша ей за это очень благодарна, потому что у всех кто-то есть, одна она только такая вся несчастная и одинокая, но смогла только сказать:

— Ы-ы-ы, — и уткнулась в салфетку распухшим красным носом.

— Ну, я с тебя тоже свою пользу имею, — правильно истолковав Дашин тоскливый вой, ответила Галка, — чуть ли не в рабство тебя взяла. Но нам надо выстоять, Даш. Я и себя не жалею, ты знаешь. Так вот. Скоро праздник. Мы тебе платье пошьем. И ни у кого такого не будет.

— Так не из чего же-е-е…

— Купим. Поедем к индусам и купим. А чтоб ты не мучилась дурной своей совестью, пусть это платье будет первым в нашей весенней коллекции. Фигура у тебя хороша, лицо тоже достойное, когда не рыдаешь. Выйдешь в нем на дефиле.

— Нет! Я… я… Да не умею я!

— Не сумеешь, тогда просто фотосессию сделаем. В «Орхидее» студия открылась, там два мальчика-фотографа, им портфолио нужно для рекламы, нам фотки нужны. Я уже с одним договорилась. Между прочим, лапочка такой!

Галка вытянула ногу в изодранном в бахрому клеше и, полюбовавшись, закатила карие с поволокой глаза.

— Та-акой секси, м-м-м, жаль, нищий. Прикинь, он меня в мачку пытался пригласить! Поехали, говорит, Галочка, на Новокузнецкую, на метро, там рядом Макдоналдс! Дашка, на метро, а? В мачку за гамбургерами.

— Они вкусные, — робко сказала Даша, комкая пятую салфетку.

— Пфф. Дело не в том, вкусные или нет. А марку держать? Это в первый раз — бутеры. А на пятом свидании я что, носки ему стирать буду?

Даша неловко пожала плечами. Она и постирала бы, что тут такого. Если любовь, например.

— Мы отвлеклись. Иди умойся, скоро придет эта, из нашего подъезда, шубу свадебную мерить. А как платье придумаем, сгоняем вдвоем за тканью. И будешь, Даша, счастливая, на Новый год.

— Галь. А ты, правда, думаешь, что от платья счастье мне будет?

Галка встала. Вытерла салфеткой рот, оставляя на ней яркие пятна помады. Осмотрела в дальнем зеркале свою невысокую крепкую фигуру, в свитерке с большим воротником, с продернутыми через вязку кожаными шнурами, в джинсах с изукрашенными до колен штанинами — свежепошитых и потому самых любимых. Кивнула кудлатой каштановой головой.

— От такого платья, что мы с тобой построим — одно сплошное счастье, Дашка.

Даша сидела у окна, — шубка, смешная, из розового в черные квадраты меха, грела ей коленки. Тыкая иголкой в рукав, она думала о Галкиных словах. Платье счастья. Хорошо сказано. Но если бы все так просто…

Наметав рукав, она сунула в шубку руки и, запахнувшись, прошествовала в примерочную — под смешки и ахи девочек. В полутемной пустой кабинке осмотрела себя в высоком зеркале. Хорошая такая Даша, высокая, стройная пока еще, хотя пуговицу джинсов уже приходится расстегивать, когда садится (чортовы клиентки с их чортовыми конфетами и плюшками, несут и несут). Длинные русые волосы, собранные в хвост, лежали на меховом плече. Она повернулась, стягивая шубку в талии, посмотрела на себя со спины.

…Невеста будет в платье, купленном в бутике, — платье открытое, с голыми плечами и огромным вырезом. Ну да, кругом флердоранж, символ невинности, а украшает он нынче откровенные, зазывного кроя наряды. Наверное, невесты и не знают, к чему на их платьях и шлейфах эти наивные белые цветочки…

Даша фыркнула. Невеста выходит замуж в третий раз, — крутясь на примерках в розовой шубке, много чего рассказала девчонкам. Им, мастерицам, много рассказывают, будто они врачи. Вот и в Южноморске, все заказчицы поверяли Даше свои сердечные тайны и семейные неурядицы.

Она сняла шубку и вышла из кабинки. Полноватая, крепко семейная Настя, сунув руки в широкий карман передника, отдыхала на пороге раскроечной. Проводила Дашу прохладным взглядом.

— И что ты, Дарья, все перед зеркалом крутишься, да все в чужих вещах. Красивая-красивая, не переживай.

Даша повесила шубку на плечики и забрала с настиного стола сложенный крой подкладки. Подхватила рукой скользящие куски красного атласа. Хотела объяснить — не для красы крутится, ведь надо посмотреть, как рукав сел и вообще. Но, раскидывая по столу алые лоскуты, вдруг вспомнила:

— Галь… Галя! А ведь я шила такое платье! Там, у нас. Ой, как это было!