Елена Блонди - Ателье [СИ]

Придирчиво оглядев чистый зал, отправилась мыть руки, а после, в закутке, где спала, сняла спортивные штаны, натянула джинсы, футболку с желтым смайликом, закрутила волосы в хвост. И, подойдя к столу, выкопала из горы вещей свою вчерашнюю работу — необъятного размера оранжевые плюшевые штаны, похожие на две сшитые тыквы. Уныло посмотрев, снова бросила на стол. Очень хотелось курить.

Прихватив табуретку, ушла к последнему окну, поставила табурет к батарее, на него — маленькую скамеечку и, осторожно балансируя, влезла. Открыла форточку. Вынула из мятой пачки сигарету, с наслаждением затянулась, выпуская дым в зябкое декабрьское утро.

За окном, расчерченным железной решеткой, пластался грязный снег, пробитый цепочками следов. Сбоку торчала бетонная автобусная остановка, а за черной блестящей дорогой стоял грандиозный, как великанская открытка, бизнес-центр с буквами, залихватски прицепленными к краю верхнего этажа. «ОРХИДЕЯ» — кричали буквы, каждая размером с небольшой домик. Бизнес-центр стоял сам по себе, воткнутый в огромный лесопарк и лишь далеко по сторонам, посреди темных елок, насыпаны были кубики многоэтажек.

Везде живут люди, думала Даша, морщась от дыма, который упорно лез обратно, в теплое нутро мастерской. Наверное, даже в этих большущих буквах можно устроить каморки, а чего — стол-стул-кровать, электричество есть, щели заткнуть и живи себе. И усмехнулась. С тех пор, как стала ночевать в ателье, весь мир превратился в места, где можно жить. Ехала ли в автобусе, или бежала по переходу метро, кругом виделись ей укромные углы, каморки, комнатки. А уж смотреть по вечерам, как горят чужие окна, за которыми уют и тепло — вовсе невыносимо.

На фасаде «Орхидеи» висела люлька с рабочими в оранжевых куртках. Пока Даша жалела себя и плевала в консервную банку, чтоб затушить сигаретку без лишнего дыма, один из них поднял руки и свел их накрест, снова развел. Даша рассмеялась и, зная, что мойщик ее все равно не увидит, просунула руку через решетку и помахала. Оранжевый суматошно замахал в ответ.

Форточка захлопнулась и Даша, спрыгнув, прошла по мастерской, пшикая освежителем.

Вовремя. В предбаннике забубнили голоса, усиливаясь, и, наконец, заскрежетал ключ в двери.

— Сперва похмелитесь! — проорала Галка, смачно захлопывая за собой дверь. Лампа нервно замигала быстрее. Даша вытянула шею, выглядывая из-за гипсокартонной стенки. Галка, кивнув, быстро прошла к вешалке, на ходу скидывая леопардовое пальто, волочащееся по чистому полу заковыристым шлейфом.

— Тише, старуха там, слушает, — предупредила шепотом, и Даша поспешно закивала, вышла на цыпочках и побежала в чайный угол.

— Ну и морозище, — сказала Галка вполголоса, садясь и вытягивая ноги в сапожках на высоченных каблуках, — я пару раз чуть не навернулась.

Даша налила чай в две разнокалиберные чашки.

— А что консьержка? Чего пристает? — она тоже шептала, оглядываясь на закрытую дверь.

— Чего-чего… У вас тут, говорит, бардак и блядство, всю ночь кто-то орет и воет. Это ей сменщик наябедничал. А сама как дыхнула самогоном, я чуть не упала.

— Я не выла, Галь.

— Да знаю я, — Галка приняла горячую чашку и опустила к ней лицо, отогреваясь, — это все твой Гладиатор. Чего-то рано орет, до весны еще далеко.

— Патрисий он.

— Ну, без разницы. Ты ему, Дашка, скажи, пусть потише.

— Угу, — Даша стрельнула глазами, разыскивая чудовище. Куда делся? Все углы осмотрела. И ведь не иголка.

— Что твой-то, не звонил?

Оставляя на краешке чашки следы малиновой помады, Галка отхлебывала чай и сочувственно разглядывала унылое Дашино лицо и задрожавшие губы. Добавила наставительным шепотом:

— Ну и хер с ним, поняла? Вот так себе и говори, хер-с-ним.

— Дык с ним, конечно. С собой не забрала.

— Ладно. Скоро девчонки придут, а мне еще надо для Настасьи задание расписать. Ты штаны-то подрубила?

— Да когда ж я их? Ночью, что ли?

— Садись, делай, после обеда придет, эта, толстозадица, всю мастерскую разнесет.

Даша кивнула и ушла к рабочему столу. Взяла кусок мела, раскинула по столешнице необъятные оранжевые шальвары и, навалившись животом, стала отмечать швы. Галка, чтоб не болтать громко, села рядом, со стопочкой квитанций, на которых под копирку нарисованы были раздетые женские фигуры, по некоторым уже начирканы шариковой ручкой предполагаемые к пошиву вещички. Бормотала, раскладывая из листочков пасьянс:

— Эту сегодня. И платье. Ну, юбку еще, если Наська успеет. Да, слу-ушай, еще тетечка придет, ты ее не видела, за нитками ездила, у них офицерский бал, прикинь!

— Она офицер, что ли?

— Офицерова жена. Беляки они, дворяне. А тряпку принесла, дешевле не купить уже, зато золоченая и десять метров. Будем ей бальное платье строить, со шлейфом, — Галка прищурилась и плавно обрисовала женскую фигуру линиями пышной юбки. Даша, посматривая то на рисунок, то на оранжевые тыквы, спросила:

— Молодая? Красиво будет.

— Не, бабка. Руки и шея корявые, надо придумать чего. А то там декольте, все дела. О, девчонки идут.

Но пришли не девчонки. Сквозь тяжкое громыхание консьержки прорывался пронзительный фальцет портного Миши. Даша вздохнула. Пока девчонки не придут, ей и на улицу не выйти. А то чертова бабка пить — пьет, но за ними следит зорко. Вот не повезло Галке с подъездом. Везде угол вахтеров отдельно и только тут трубой комнаты идут, сперва дежурка, а из нее вход в ателье. Зато и аренда поменьше.

Вошедший Миша был тощ, вихляст, и несколько кокетливо носил на себе тесное пальто из фальшивого каракуля. Даша подумала бы, что Миша гей, но у Миши была любовь — Любовь. Вернее даже так — ЛЮБОВЬ. Да и шапка-ушанка, которую он стащил и бросил на угол стола, никак к рафинированному гейству не подходила.

— Достала меня эта корова, — запищал Миша, разматывая с худой шеи бесконечный шарф, — что ей надо от нас, Галя, ты мне ответь?

— Мы с тобой, Мишенька, инвалиды творческого труда, вот нас пролетарии и ненавидят, — Галка, устав шептаться, отвечала с удовольствием громко. Миша приосанился, приглаживая узкой ладошкой височки:

— Ну, почему инвалиды. Мы просто — работники творческие. А Любочки нет еще?

— Нет, — немилостиво отрезала Галка, — под твоей Любочкой трамвай сломался, не иначе. И все равно — инвалиды. Нормальные, не больные, тут не сидят и за копейки волшебные вещи не придумывают. Эх, уйду в шторный цех. Даш, знаешь, там за метры платят. Сидишь себе, тырчишь, десять километров нашила и, хоба — поездка в Таиланд.

— Не уйдешь, — вполголоса сказала Даша, отрезая край штанины, — заскучаешь. Ты — мастер, талант, что тебе в шторном делать.

Квадратное лицо Галки порозовело. Она улыбнулась широким ртом. Отодвинула пачку квитанций, нужные отнесла в Настин угол. Встала в дверях и мечтательно оглядела свое небольшое королевство.