Ласло Дарваши - В малом жанре

Гуань Цзинцзин улыбнулась, в искусственном свете она показалась ему какой-то нездешней, обольстительной. У нее длинные нарисованные брови, и глаза тоже — длинные и узкие, как ивовые листья, внешними уголками вверх, от этого она кажется немного кокетливой. Личико у нее овальное, как гусиное яйцо, вот только подбородок не круглый, а острый. Физиогномисты говорят, если у женщины круглый подбородок, ее ждет «земное счастье», и с возрастом жизнь будет баловать ее все больше. Но у Гуань Цзинцзин подбородок острый, значит, судьба ей досталась несладкая. Высокая, с тонкой талией, широким задом, большой грудью и узкими плечиками, она выглядела так волнующе, что его захлестнула настоящая страсть, когда он целовал ее в прошлый раз. Это случилось прямо на парковке — они залезли на переднее сиденье машины и стали там целоваться. Он чувствовал, какой тонкий и сильный у нее язык — словно у кобры, этим языком она могла бы высосать его слабую душу.

Как они познакомились? Дело было еще в прошлом году. В тот день он пришел со съемочной группой в музей, едва успели все расставить, еще не установили свет, как из соседнего зала с кучкой студентов вышла высокая девушка, да такая красавица! Ее речь отличалась от рассказов обычных музейных экскурсоводов; прислушавшись, он понял, что она объясняет студентам, в каком порядке располагаются экспонаты. Они остановились в большом зале, студенты внимательно рассматривали, как тут и там на стеллажах расставлены музейные ценности. Никто и не обратил внимания, что рядом его группа собралась снимать выставочный зал.

Девушка продолжала читать лекцию. Это и была Гуань Цзинцзин, молодой преподаватель музеологии. В институте она изучала музейное дело на факультете искусств и после выпуска осталась там же преподавать. В тот день Гуань Цзинцзин привела студентов в музей на практическое занятие. Чтобы не мешать ей читать лекцию, Хан Ибо махнул рукой съемочной группе, мол, перерыв. Все разошлись, а он присел послушать.

Ему показалось, что этой преподавательнице нет и тридцати, от нее так и веяло силой. Гуань Цзинцзин говорила негромко, но четко, ясно, звонким и резким голосом, слушать было не очень приятно, однако каждое слово било в цель. С ней пришло больше сорока студентов, целая толпа. Она очень толково объясняла, как размещать экспонаты в зале в зависимости от их особенностей, рассказывала о тонкостях хранения и экспонирования некоторых музейных ценностей, об освещении, витринах, подложках, о том, какого размера должен быть шрифт пояснений на английском и китайском, о связи между значимыми и рядовыми экспонатами и о том, как увидеть выставку глазами посетителей. Хан Ибо ею заинтересовался. Он тут же собрал съемочную группу, начали записывать ее лекцию. Она заметила, что работает камера, чуть смутилась, но все так же спокойно продолжала вести занятие. Когда лекция закончилась, Гуань Цзинцзин подошла к нему и спросила, зачем ее снимали.

Хан Ибо объяснил, что они готовят документальный фильм о музее, поблагодарил за помощь — так они и познакомились. Гуань Цзинцзин узнала, что Хан Ибо холост, ему тридцать пять лет. Потом они начали встречаться, а сегодня впервые оказались в квартире вдвоем.

— На этом халате еще и кровь есть, я как-то рассматривала его и нашла пятна, — сказала Гуань Цзинцзин, снова отодвигая дверцу шкафа. — Пятна тусклые, почерневшие, не знаю, откуда они. Немного на воротнике и по бокам. Халат могли испачкать, когда доставали из склепа, а может, эти пятна появились еще во дворце. Никто уже не расскажет, как все было. У этого халата наверняка есть своя тайна, если тебе интересно, можешь раскрыть ее вместе со мной.

Халат, оказывается, еще и с кровью! И неизвестно, как эта кровь на него попала. Хана Ибо бросило в пот. Он не решился подойти к шкафу, словно в халате в самом деле кто-то притаился и вот-вот выскочит наружу. Стало нечем дышать, Хан Ибо поспешно подошел к окну. В квартире казалось слишком тесно от вещей, и мебель, и даже комнатные украшения здесь были темные, старинные, окрашенные временем. Он открыл форточку, но она распахивалась лишь наполовину, и глубоко вдохнул.

Уже стемнело, Хан Ибо смотрел из окна квартиры на верхнем этаже 28-этажного дома, возвышавшегося в районе Дашаньцзы, рядом с Арт-кварталом 798. Вдалеке, на единственной производственной зоне, оставшейся от 798-го завода, серебром переливались стальные трубы, от них шел горячий пар. Говорят, там еще сохранились военные предприятия, выпускают что-то секретное. Раньше 798 было кодовым названием одного военного завода, правда, из-за курса на конверсию во время Политики реформ и открытости этот завод постепенно пришел в упадок, ему ничего не оставалось, как кормить своих работников и пенсионеров, сдавая в аренду заводские площади. Потом сюда начали перебираться художники и галеристы, они арендовали этот громадный причудливый заводской корпус, спроектированный немецкой школой Баухауз, устроили в нем картинные галереи, выставочные павильоны, мастерские. И скоро это место стало арт-зоной, известной на весь мир. Позже собственник 798-го завода решил продать землю и выстроить здесь многоэтажный дом, но ничего не вышло. Арт-квартал уже прогремел на весь свет, стал культурным лицом Пекина, символом окна в мир, и его оставили в целости и сохранности.

В ее квартире было две комнаты — спальня и гостиная, места немного, но и оно забито вещами. Тут стояла большая кровать из розового дерева, несколько кресел и старинные стулья с высокими спинками — всю эту мебель на аукционах скупал отец Гуань Цзинцзин. А еще антикварные безделушки: «четыре сокровища рабочего кабинета» [9] Широко распространенное в позднеимперском Китае образное выражение, под четырьмя сокровищами рабочего кабинета подразумеваются кисть, бумага, тушь и тушечница. и вставленные в рамки знаки различия буфан — квадратные нашивки с халатов чиновников с журавлями, цветами и травами. На стенах висели позолоченные веера с рисунками одного поэта и — по совместительству — министра ирригации династии Цин. В шкафу сандалового дерева хранились курильницы для благовоний, и каких там только не было: и латунные, и медные, и из красной меди. А в том темном комоде — только выдвини ящик — громоздились коробки с табакерками. В каждой коробке самое малое двадцать штук, в основном цинской эпохи. Это была главная коллекция Гуань Цзинцзин.

— От папы мне досталась лучшая коллекция табакерок в стране. Знаешь, после смерти отца аукционные фирмы упрашивают меня продать ее, но я не могу на это решиться.

Хан Ибо знал, что ее отец давно умер. Уже четыре года как. Все свое имущество он оставил Гуань Цзинцзин: несколько квартир, множество антиквариата, тушевую живопись, а еще тот халат со следами крови. Если жениться по расчету, Гуань Цзинцзин стала бы для него идеальной партией, но часто казалось, что она что-то недоговаривает. В семье у нее было не все ладно, и он не мог понять, что она в конце концов за человек.