Ласло Дарваши - В малом жанре

Дверь, щелкнув, закрылась. Он оказался в длинном выгнутом дугой коридоре, пошел к лифту. Коридор тянулся далеко вперед, на двадцать восьмом этаже было около тридцати квартир, и все они располагались в один ряд, вдоль коридорной дуги. Он шел по красному ковровому покрытию, шел настороженно, с опаской — в коридоре так тихо, пугающе тихо. Не слышно ни звука, все двери заперты. Его вдруг сковал страх: в тусклом искусственном свете показалось, что он идет по лужам крови, а не по красному истертому до дыр ковру. Лампы в коридоре включались, он робко ступил на неосвещенную часть, и тут перед ним вспыхнул свет, так резко, что Хан Ибо даже вздрогнул. Он уже подходил к лифту, как вдруг на другой стороне коридора открылась дверь, мелькнула темная тень, будто кто-то высунулся из-за двери, взглянул на Хана Ибо и тут же скользнул обратно в квартиру. И снова ни звука.

Хан Ибо испуганно шмыгнул в проход к лифту. В доме четыре лифта, все быстрые, он надавил кнопку вызова, и лифт мигом пришел. Хан Ибо юркнул в него, но двери никак не хотели закрываться. Ну и ну. У него волосы встали дыбом от страха, он вспомнил, что подобное происходило в одной из американских гостиниц с китаянкой-хуацяо [12] Хуацяо — выходцы из Китая, проживающие в других странах. Лань Кээр. В конце концов, ее труп нашли в баке с водой на крыше. Он подумал, что девушку, скорее всего, кто-то преследовал, и этот кто-то, должно быть, знал ту гостиницу как свои пять пальцев, все тамбуры, потайные ходы и пожарные двери. Убийца шел за ней, потом схватил и затащил в номер, там изнасиловал и убил, а потом сбросил ее тело в бак с водой на крыше. Разве могут быть другие версии? Но американская полиция заявила, что они не видят мотивов убийства, к тому же нет следов, которые подтверждали бы, что кто-то сбросил тело Лань Кээр в этот бак, а не она туда упала сама. Вот такая никчемная, скверная в Америке полиция. Врут и не краснеют, хотя все тут ясно, как белый день.

Двери лифта все не закрывались. Наверное, и с Лань Кээр было так же: кто-то стоял рядом с лифтом и жал на кнопку вызова. Хан Ибо высунул голову наружу: никого. Из глубины коридора долетел легкий звук закрывающейся двери. Странно.

В эту секунду двери лифта, наконец, закрылись, кабина полетела вниз, Хан Ибо с облегчением вздохнул. Ему показалось, что он попал в какую-то западню. Подумал, что, может, просто стал слишком впечатлительным.

Лифт открылся, в холле первого этажа охранник переругивался с двумя техниками в красных рубашках, те чинили центральный кондиционер. Мол, давно пора отремонтировать этот кондиционер, тогда бы я не торчал тут весь в вонючем поту.

Хан Ибо вышел из холла, заглянул в магазин в пристройке, купил несколько бутылок минеральной воды, потянулся за сигаретой, но вдруг раздумал, захотелось перейти на противоположную сторону улицы, посмотреть, в каких окнах дома горит свет, особенно на двадцать восьмом этаже. Быстрым шагом перешел дорогу, посмотрел ввысь: на каждом этаже горело всего по три-четыре окна, видно, дом заселен негусто, стои́т, словно брошенный улей.

Хан Ибо внимательно изучил окна двадцать восьмого этажа, только в одном горел свет, это, должно быть, квартира Гуань Цзинцзин. Странно, только что он ясно слышал, как на их этаже открывалась дверь в другую квартиру. Стало не по себе, он решил, что надо бы все-таки вернуться наверх, и пошел обратно.

Летевший вверх лифт, наконец, замер на двадцать восьмом этаже, двери открылись, Хан Ибо вышел, повернул направо, зашагал по длинной дуге коридора, слушая, как лампы одна за другой загораются, освещая ковер под его ногами, а когда он проходит, снова по очереди меркнут. Он цепко ловил все шорохи вокруг, наверное, тот странный звук открывавшейся и закрывавшейся двери ему просто послышался. Дошел до номера 2828, вторая квартира с конца коридора, постучал в дверь.

Гуань Цзинцзин открыла дверь, он вошел. Тревога отступила, но Хан Ибо все еще был настороже, словно сомневался, любит ли его эта девушка. В квартире было по-прежнему жарко, кондиционер еще не починили. Гуань Цзинцзин включила вентилятор, подуло воздухом, правда, горячим, но и на том спасибо. Всюду горел свет — в комнатах, в прихожей, даже торшер у балкона, и оттого набитая старыми вещами квартира казалась живее. Он обнял Гуань Цзинцзин, ее тело дышало негой и ленью, как у самки большого зверя. Они выпили воды, сразу полегчало, и, обнявшись, улеглись в постель.

Хан Ибо, наконец, решил спросить в лоб:

— Хочу узнать больше про твоих родителей. Они для меня окутаны тайной. Мы с тобой знакомы уже несколько месяцев, а я так и не знаю, что с ними случилось.

По взгляду Гуань Цзинцзин пробежала тень:

— Папы не стало пять лет назад. Ты не был знаком с моей мамой, но она тебя видела. Помнишь, ты приходил в наш семейный ресторан, мы с тобой сидели на втором этаже, за столиком у окна. Мама тогда была на этаж выше, наблюдала за нами через монитор системы наблюдения. От нее не скрылся ни один твой жест.

Вот оно что. Он оторопел. Вспомнил, как ездил на западную сторону Четвертой Кольцевой поужинать с Гуань Цзинцзин в ее семейном ресторане, и тогда они так и не увиделись с ее матерью. Ресторан она унаследовала от отца, но за этим наследством приходилось как следует присматривать. Каждый день Гуань Цзинцзин был полон забот, с утра она читала в институте лекции по музейной экспозиции, а потом ехала в ресторан вести дела.

— В ресторане приходится следить за каждой мелочью, куда ни глянь — всюду безалаберность, воровство. Смотришь во все глаза, чтоб не украли при закупке продуктов, чтоб все деньги шли в кассу.

Хан Ибо говорил ей, что в слишком чистой воде рыба не водится, нет нужды в такой строгости, пусть все зарабатывают понемногу, тогда и дело пойдет на лад.

Ее мать была врачом, но тяжело заболела. Сидела в бухгалтерии на третьем этаже, наблюдала за ним через монитор. Что, интересно, она чувствовала?

— Как я показался твоей матери?

— Она подумала, что ты старше, чем есть. Тебе всего тридцать пять, но на вид можно дать больше сорока.

— У твоих родителей были хорошие отношения?

Она поставила ногу на его ягодицы, отчего холмик ее лобка чуть приподнялся.

— Плохие у них были отношения. Отец до самой смерти состоял с мамой в браке, но жили они хуже некуда. Мой папа руководил небольшим городком, он еще известен своими садами, парками — отец продал там много земли и разбогател. Ему нравилось ездить по аукционам, скупать антиквариат. Наверное, это еще и из-за моего прадеда, папиного деда: до Освобождения [13] То есть до 1949 года. он держал ломбард на Люличане [14] Люличан — старинная торговая улица в Пекине. , богатые и знатные люди приходили к нему закладывать живопись, антиквариат, со временем некоторые вещи так у него и осели. Его сын, мой дед, был «раскритикован» [15] Под «критикой» во время Великой пролетарской культурной революции в Китае, по сути, имелись в виду репрессии. и убит в годы культурной революции, но успел вырыть погреб и спрятать там много ценностей, оставил их моему отцу. А папа хорошо разбирался в этих вещицах, и вот свою любовь к древностям он передал мне.