Робин Слоун - Закваска

Все были счастливы.

Простая математика — четыре вместо двух — поразила меня; я ощутила головокружительную силу технологий — по правде говоря, куда ярче, чем во время ознакомительной недели в «Дженерал Декстерити». Все было просто: до того, как я построила печь, я выпекала по две буханки, после — по четыре. Впервые в жизни я поняла, почему людей может интересовать капитал. Вот он, капитал!

Я закинула в печь первую партию из четырех буханок, потом вторую. Пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не взрезать хлеб самой.

Еще не было и шести, а у меня уже было две партии хлеба, восемь грубоватых улыбающихся близнецов. Я больше не переживала из-за лиц. Я обернула буханки в бумажные салфетки, пообещала себе в следующий раз запеленать их во что-то более подходящее (интересно, во что?) — и толкнула дверь.

На улице еще не рассвело. К востоку темнели холмы, а внизу, на воде, фиолетовыми пятнами сиял свет.

В офисе было тихо, но не совсем безлюдно. Шеф Кейт на кухне, склонившись над ежедневником, составляла длинный ровный список дел. Двое ее помощников стояли у разделочных столов и шинковали толстые кочаны капусты и зеленый лук. На сей раз из колонки звучал расслабленный неторопливый хипхоп.

— Вот твой первый заказ, — сказала я, протягивая ей буханки.

Шеф Кейт осмотрела их по одной.

— Выглядят отлично, — сказала она. — Основательно. Но вот это — на корке, — она указала на лица на буханках. — Как ты умудряешься это делать?

Я рассказала, что в первый раз это вышло случайно, а потом я просто повторяла каждый шаг, один за другим. Формально это была правда, хоть и не вся.

— Вот крипота! Но прикольно. Ты счет принесла или как?

В тот же день, попозже, я распечатала счет на офисном принтере и принесла ей, еще тепленький. Пятьдесят долларов. Я зарабатывала больше за пятнадцать минут программирования, но это были особые пятьдесят долларов.

Это определенно была совсем другая работа.

В «Дженерал Декстерити» мои усилия были направлены на то, чтобы рутинная монотонная работа отмерла. Каждое новое усовершенствование «АрмОС» делало эту перспективу все более реалистичной и осязаемой. Стоило тренеру в ЦОЗе научить одну руку что-нибудь делать, как все остальные тут же научались делать это идеально — навсегда.

Другими словами, ты решал задачу один раз, а потом переходил к более интересным вещам.

В деле выпекания хлеба все было ровно наоборот: ты решал одну и ту же задачу снова и снова, потому что решение каждый раз уничтожалось. В прямом смысле: поглощалось и переваривалось.

Таким образом, эта задача была бесконечной. Возможно, смысл был в самой задаче, а не в ее решении.

Во вторник утром я испекла еще восемь буханок.

Теперь каждый день после работы вместо того, чтобы переместиться вместе с Арджуном в бар на нашей улице, я отправлялась прямиком домой. Я рассчитывала время до секунды, чтобы прийти прямо к автобусу, бежала от остановки на Калифорния-стрит к своей двери и врывалась в квартиру: мне столько всего надо было сделать! Замесить тесто, дать ему подышать, помесить еще, вылепить буханки — и все это перед тем, как лечь спать. А ложилась я теперь рано, полоска света еще лежала в изножье моего дивана. Это было странно, но приятно.

Среда: еще восемь буханок.

Моя работа в «Дженерал Декстерити» утратила четкие очертания. Стоило мне выйти из офиса, как мой мозг переключал передачу: все сложности «АрмОС» мгновенно изглаживались, испарялись у меня из головы, оставался лишь ручной труд.

Четверг: еще восемь буханок.

Шеф Кейт сделала из моего хлеба сэндвичи с сыром на гриле, и я видела, как люди ели их в столовой. Я видела наслаждение на лицах робототехников. Я видела, как Андрей, гендиректор «Дженерал Декстерити», положил себе на поднос один сэндвич.

Я принесла за стол любителей Суспензии несколько толстых кусков, щедро сдобренных маслом, как делала шеф Кейт. Питер, конечно же, сухо отказался, но Арджун с Гарреттом жадно схватили по куску. «Правда очень вкусно, — сказал Гарретт. — А онлайн можно заказать?»

Пятница: еще восемь буханок.

Иногда повторяющиеся шаги напоминали медитацию; иногда казались мне сизифовым трудом. Но в любом случае, здорово было использовать в работе руки, а не только кончики пальцев. Нос, а не глаза.

В пятницу днем шеф Кейт сказала мне, что мой хлеб «просто, блин, офигенный» (я взвизгнула) и попросила продолжить поставки.

От: Бео

Как я уже писал, в каждом большом городе в Европе есть мазгская община, но ее сложно обнаружить. Мазги любят жить в переулках или внутренних дворах, или на верхних этажах. Один мой дядя зовет нас «народом задворок», и что-то в этом есть.

Вот в чем дело.

Многим моим родственникам нравится жить скромно, потому что это освобождает их от честолюбия, снимает с крючка.

Я думаю, люди должны узнать больше о мазгах, особенно о нашей кухне. Думаю, нам нужны рестораны с вывесками и парадным входом.

Я много чего думаю.

Ритм моего дня был таков: вечером, вернувшись из «Дженерал Декстерити», я ставила диск Чаймана и кормила закваску с Клемент-стрит; ждала, пока она начнет пузыриться, увеличится в объеме и наполнит квартиру запахом банана. Затем я отделяла половину массы, вмешивала ее в тесто, вылепляла буханки и ставила их на кухонный подоконник, чтобы за ночь они медленно поднялись в природном холодильнике, который представлял собой Ричмонд Дистрикт.

Я шла спать, а для закваски день не заканчивался. Много раз — не каждую ночь, но часто — меня будили ее вздохи и ворчание.

Каталог явлений:

— крохотные мигающие пузырьки, которые появлялись не в произвольных местах, а возникали на поверхности закваски идеально ровно, в шахматном порядке, как турбины на площадке электростанции;

— микроскопические огоньки, словно светящаяся сахарная пудра;

— свечение, поднимающееся из глубины закваски, слегка приглушенное, как свет натриевых ламп на улицах города под низкими облаками, когда смотришь на них из окна самолета при посадке;

— тонкие линии, похожие на лабиринт, проступающие на поверхности закваски и разглаживающиеся, стоило мне приблизиться;

— разнообразные песни — все в стиле диска Чаймана;

— разнообразные запахи: в основе всегда лежал запах банана, но к нему примешивались разные другие фруктовые ароматы, а однажды — запах дыма, такой сильный, что я на секунду подумала, что Джей-Стив устроил во дворе пожар.

И еще этот глянец на поверхности. Этот момент, когда закваска перестает быть мутной и уплотняется, кажется более выдержанной.

Все это я наблюдала в темноте, как правило, после полуночи, и не всегда бывала одинаково бодра. Некоторые встречи были совершенно призрачные, я всерьез подозревала, что одна из них мне приснилась; другие были четкие и живые, как в первый раз.