Франтишек Ставинога - Солнечный день

Йожинек, мелкие кражи и случайные заработки да чтение приключенческих романов — таков был круг занятий Мартина до той поры, пока оккупационная администрация не закрыла жаловскую районную библиотеку. Мартин уже давно стал ее постоянным читателем. Похожие одно на другое, без конца повторяющиеся приключения ковбоев в дешевых тоненьких книжонках быстро перестали интересовать смышленого мальчика. Наконец, хотя далеко не сразу, он добрался до романов Зане Грея и Джека Лондона. Когда же библиотеку закрыли, а на дверях по-чешски и по-немецки он прочел объявление, подтверждающее сей акт, мальчик пустился фантазировать, тем более, что фантазия его питалась молвой о таинственных делах героических людей, скрывающихся в окрестных лесах. Он стал жадно прислушиваться к разговорам, с мальчишеской честностью разделять добро и зло в реальном, опаленном войной мире. Конечно же, в его раздумьях преобладала жажда приключений. Мартин, еще совсем не зная себя, не имел случая испытать, на что способен он сам. С оккупантами он встречался довольно редко, живя на отшибе, и поэтому все мировое зло он приписал прежде всего своему единоутробному братцу Юлеку, которого научился ненавидеть с ранних лет. В своей детской ненависти Мартин больше всего желал Юлеку погибнуть в рейхе во время бомбежки: мамаша Пагачова не скрывала своих переживаний и часто говорила про бомбежки, когда от Юлека долго не было писем. Будущее показало, что мнение Мартина насчет брата было весьма близко к истине.

Мартин по-детски желал добра и хотел карать зло. В таком настроении он и встретил на станции советского партизана. Ни секунды не колеблясь, он позвал незнакомца за собой.

За это «приключение», исход которого мальчик по своему простодушию не мог предугадать, он все-таки очень опасался. По слухам он знал о жестокости врагов, не знающих милосердия, но по-детски никогда не думал, что жестокость врага может обрушиться и на него. Справедливое возмездие в книгах всегда постигало только злодеев. В мечтах Мартин из всех перипетий всегда выходил победителем, и он жаждал мужской дружбы…

И вот долгожданный друг доверчиво опирался на его плечо и, глухо покашливая и спотыкаясь, брел рядом с ним по заледенелому снегу в горы. Друг этот ни в чем не соответствовал представлениям Мартина о герое: хрупкий, худой, чуть повыше ростом самого Мартина. Зато в кармане у него пистолет, а вот это уже кое о чем говорило. И к тому же этот человек был в опасности, кругом рыскали озверевшие каратели, а он сам едва переставлял ноги от слабости. Как мог Мартин поступить?

Безгранично веря, что в родной избе можно всегда найти защиту — ведь, к большому его огорчению, дома никакие опасности ему не грозили, — Мартин тащил своего нового друга к дому. Незнакомцу просто необходимо отдохнуть и набраться сил. По дороге он обдумал — присутствие партизана следует сохранить в тайне. Эта задача представлялась ему вполне разрешимой. Он знал столько потаенных уголков, например пустое стойло, оставшееся после второй коровы, которую мать вынуждена была продать, одна стена там, правда, обвалилась, но ничего… Туда никто, кроме Мартина, не заходил. Или местечко за огромной колодой для зерна, выдолбленной из цельного дубового ствола, там Мартин прятал книжки, которые мать беспощадно сжигала. Сарай, где хранили солому на подстилку скоту, куда он, с горящими от материнских оплеух щеками, укрывался, чтобы читать. А все эти убежища рано утром, спустя лишь час после того, как он ушел, якобы в школу, обыскали каратели… Знай Мартин об этом, он не был бы так уверен в своих планах. Ведь до сих пор ничего подобного на выселках не случалось.

Мальчик скорее волок, чем вел своего друга к дому — тому было совсем худо, хотя он только приглушенно покашливал.

Стемнело. Мартин весь взмок от волнения и от того, что ему приходилось поддерживать своего подопечного, безошибочно вел его знакомым проселком, через сосновый лесок, который местные жители называли Лойчик. Спустились к знаменитому ржавому болоту, здесь — рассказывали крестьяне в округе — утонул когда-то богатый крестьянин вместе с конной упряжкой. Снова поднимались в гору, проходили небольшими ложбинами, перелесками, оврагами — местность, типичная для валашских высот. Наконец Мартин, совсем уставший и немного напуганный тем, насколько изнурен его спутник, увидел щипец родного дома. Он не строил иллюзий насчет того, как мать встретит гостя. И потому, хотя бы на время, решил устроить партизана в сарае, на соломе.

Сарай стоял довольно далеко от дома. Собственно говоря, это были развалины старого жилища прародителей мамаши Пагачовой, некогда сгоревшего. Пагачи пользовались им лишь по мере надобности, когда запасы соломы не умещались в другом сарае, рядом с домом. Прошлая осень выдалась дождливая, соломы нагребли мало, поэтому в дальний сарай никто, кроме Мартина, не наведывался. Мартин считал это убежище совершенно безопасным.

Прежде чем оставить там своего друга, Мартин хотел было с ним поговорить, но тот рухнул, едва Мартин перестал его поддерживать. Мартин понял, что человек этот смертельно устал и ему надо выспаться. Сам он тоже порядком намучился за двухчасовой переход, когда практически тащил на себе взрослого мужчину. Пропотевшая рубашка на спине быстро высыхала. Мартина начало знобить. Старательно прикрыв скрипучие двери сарая, он пошел в дом. А мысли его все возвращались к случившемуся…

В избе, освещенной чадящей керосиновой коптилкой, мать встретила его, как всегда, ворчанием и тотчас погнала к колодцу за водой. Мартин с жадностью выпил прямо из ведра остатки тепловатой воды и без протеста принес свежую. Потом ласково улыбнулся Йожинеку, спящему в колыбели, проглотил ужин, повалился на лавку и тотчас уснул.

Добрая Милка сняла с него залатанную одежонку.

Утром следующего дня Мартин незаметно пробрался в сарай. Он боялся, что его новый друг, отдохнув за ночь, с рассветом ушел к своим в лес. Не дыша от волнения, отворил он дверь сарая и облегченно вздохнул. Незнакомец лежал, зарывшись в остатки гнилой соломы, и спал. Мартину хотелось объясниться с другом, не откладывать столь многообещающего разговора. Он подошел к спящему и потряс его за плечо. Испугался, когда незнакомец попытался встать, вернее, хоть немного приподняться. Мальчик испугался, потому что незнакомец на минуту открыл глаза и явно не узнал его. Глаза неестественно блестели, с губ срывались бессвязные слова на каком-то незнакомом языке. Вдруг он сделал такой жест свободной рукой, словно защищался, горло с заметно выступающим кадыком напряглось, и он зашелся удушающим кашлем.

Мартин опять испугался: из уголка рта у парня медленно стекала темная струйка, струйка крови.