Игорь Кузнецов - Дембельский блокнот или Фрагменты почётной службы

Неожиданно, из кучи вырезок принесенных Троцевским, нашел графический рисунок десантника в рывке и с автоматом. Рисунок мне понравился, и я через стекло, на просвет перерисовал его в «Боевой листок», затем вписал, печатными буквами, туда же информацию по трофеям и результатам «войны». Нарисовал знамена по углам листа и пошел сдаваться….

— Хорошо. Теперь другой вопрос…. Майор приказал тебя к медали «За боевые заслуги» представить…. Пиши вот здесь свои данные и распишись. Нужно будет тебе какой-нибудь подвиг придумать, а то не пройдет…. Ладно! Завтра, на построении все объявят. Иди. Прикрепи листок возле ворот.

На утреннем построении 25 заставы был грандиозный разбор полетов. «Бамиан» на разные лады костерил радистов и грозил проспавшим проверочный вызов различными экзотическими карами, а в конце спича сообщил, что единственным, кто не спал, был я….

— Рядовой Кузнецов!

— Я!

— Выйти из строя!

— Есть!

— За проявленную в боевых условиях выучку и профессионализм, Вы будете представлены к награждению медалью «За боевые заслуги»!

— Служу Советскому Союзу!

— Встать в строй!

— Есть!

После окончания операции нас неожиданно отослали в Кабул. Нашу пятую батарею сменила четвертая. Просто, пришла одна батарея, а ушла другая.

В Кабуле, при разгрузке, я неожиданно ругнулся, и был на этом пойман моим командиром батареи, капитаном Кулаковым.

— Кузнецов! Ко мне!

— Есть!

— Тебе ругаться по сроку службы не положено.

— Забылся!

— Ну, тогда, держи! В лоб!

Не верилось мне, что «чилимы» нашего комбата сбивают эмаль с солдатской кружки…. Теперь поверил….

— Шлеп…. Это за встречу!

— Шлеп! Это за то, что меня забыл!

— Шлеп!!! Это за то, что забыл, что материться нельзя! Все! Иди, работай!

Ага! Работай! В голове звон, глаза в кучу съехались, а слезы, аж до ушей долетели! Хотя, это мне показалось, наверное.

Этот выход можно считать моей первой полноценной корректировкой, полноценным боевым выходом. Мои волнения за неделю до этого, когда я был приписан к дивизионной разведроте и, сев на броню, помчался по дороге на Джелалабад, оказались несколько преувеличенными. Рота оказалась в резерве штаба дивизии и в этот раз никуда не выходила. Несколько дней мы с Сашкой Колесниковым отсыпались, отъедались и культурно разлагались, смотря по два фильма за раз на стене местной крепости. Вскоре «война» закончилась, и мы вернулись в Кабул. Всегда бы так, но это вряд ли….

МИ-8 высадили нас в районе города Гардез, в трех километрах от горного кишлака. Нас, это четвертую роту «полтинника» и приписанную к ней корректировочную группу из пятой батареи артполка 103 ВДД. Старшего лейтенанта Троцевского, сержанта Александра Колесникова — нашего санинструктора, и меня, рядового Кузнецова И.Н.- старшего радиотелефониста, вьючного мула для перетаскивания железного ящика по имени коротковолновая радиостанция Р-107М. Вот всегда завидовал бойцам, которые расстреляв патроны и раскидав гранаты, бегали по горам налегке, но моя станция в процессе выхода в эфир нисколько не худеет. Даже запасные аккумуляторы, когда в них энергия заканчивается, не становятся легче….

Вертушки поднялись, и тихарясь, полетели назад, низенько низенько и в сторону от кишлака. Скрытность, понимаешь! Ну и мы тоже, скрытно, не торопясь, залезли на гору над кишлаком. Заползли поздно, почти в темноте. Место оказалось каменистое, и ровную площадку для сна найти оказалось довольно сложно, но я, нащупал ровное и горизонтальное место и, выкинув несколько камней, улегся. Утром выяснилось, что спал я на свежей могилке какой-то ханум — т. е. женщины. Камень в изголовье по-разному вкапывается, так и отличается, кто похоронен. На удивление выспался, и кошмары не снились. Ротный переводчик из Душанбе, с рассветом, очень ловко испек странную лепешку. Запалил костер из поднятых снизу дров, развел тесто, и когда костер прогорел, вылил всю массу в золу, а сверху золой же и присыпал. Когда костер прогорел и остыл, вытащил горячую лепешку. Вид у нее был не очень съедобный, но пахла просто замечательно. Жаль, что попробовать не удалось, он ее для ротного изготовил.

Ближе к обеду заметили с горы, что по дороге идут двое местных, решили перехватить. Вообще-то любые передвижения аборигенов не приветствуются. Если хочешь, чтобы тебя не тронули, сиди дома. Тогда и вопросов не будет: Кто такой? Куда идешь? Что узнал? Кого предупредить хочешь? Так и тут — очередью под ноги, обозначили, что ходить больше никуда не нужно. Встали, ждут, не рыпаются, место ведь открытое. Выдвигаемся к дороге. Вот не получается у меня с горы скатываться. Таджик — переводчик, так тот просто сбежал, не боясь переломать ноги, как по дорожке и повязал двух этих душков. После допроса выяснилось, что один из них знает, где находится склад с оружием. Его предупредили о пагубности ложных сведений, но он настаивает! Ну, что же, идем в соседний кишлак. Подошли ближе к вечеру, почти перед закатом. Другие взвода нас обогнали, и успели перехватить и согнать всех жителей вместе. Ротный просит энтузиаста показать склад, тот мнется и тыкает рукой в какой-то дом. Обыскали, ничего не нашли. Ну и зачем дух нас сюда притащил, непонятно, чего он хотел добиться, непонятно, а все непонятное — подозрительно и опасно. Наверное, командиры, путем логических измышлений, чего-то сумели от «духа» добиться. Потому, что второй «дух», по просьбе командиров своего попутчика повесил. Мы же, ночевать в кишлаке не стали, и собрав всех жителей, пошли на гору, но на тропе к кишлаку, оставили усиленную засаду.

На горе дров не было, а с собой я их не захватил. Начал рвать траву, не идет работа, долго и муторно. Пошел и взял из толпы местных молодого “баченка”.

— Рви!

Рвет, в глаза заглядывает, энтузиазм так и брызжет. Заискивает, как перед шейхом. Нарвал он целую копну, так что хватило не только консервы согреть, но и на постель. Отвел бачу обратно под охрану, и выложив бруствер перед окопом, застелил окопчик травой, лег спать.

Утром, рано, духи попытались атаковать кишлак, но напоролись на засаду и были перебиты. Положили почти всех, но одного все же в плен взяли. Привели его наверх, допросили, после чего местных всех отпустили. Через некоторое время, когда крестьяне все уже ушли, пленный дух ехидно сказал, что тот молодой, в темных штанах, лучший их подрывник. Это был мой «баченок», что мне траву собирал. Кинулись ловить, да где там, дураков нет.

Выдвинулись к тому кишлаку, который старательно обходили вчера. Пришли, кишлак пустой, до вертушек и эвакуации еще четыре часа ждать. Пошли по домам. Я обрадовался — можно пошалить! Оставил рацию на крылечке дома и пошел шариться. Осмотрел дом, нашел мешок сушеного тутовника, попробовал — сладкая гадость. Отыскал немного грецкого ореха, хожу, грызу. Смотрю, на углу дома, на крючке висит одежда, чисто машинально охлопал, что-то тяжеленькое. Оказалось — «браунинг”, с зеленой целлулоидной рукояткой. Патрончики махонькие, как игрушечные, калибром, где-то 4,5мм.