Сара Бергман - Парадиз

На втором этаже тянулся длинный ряд кабинетов, которые днем сдавали под конференции и тренинги. А сейчас тут стояла тишина и темнота. Жесткий, почти лысый ковролин под ногами гасил все звуки. Кроме доносящегося снизу, как сквозь вату, душного гвалта корпоратива. Народ послушно, как дрессированные обезьяны, хохотал по команде ведущего. Взвывал оркестр. И снова раздавался послушный гогот.

А Дебольский опустился на стоящий у стены стул и, забросив щиколотку правой ноги на колено левой, откинулся на спинку. Почувствовав снулую тяжесть в плечах.

Внутри стояла пустота.

А на противоположной стене тускло мерцало темное, мрачное зеркало. И отражало его — Александра Дебольского. Худого и поджарого, как молоденький мальчик. С лицом сорокапятилетнего усталого, злого мужика.

В шесть утра Дебольский сидел в машине перед офисом. А перед этим почти не спал ночь.

Приехал так рано, потому что просто не мог оставаться дома, его грызло, разъедало что-то смутное, нехорошее. И он этого не подавлял, а только растравливал, получая какое-то неясное, извращенное удовольствие от того мутного раздражения и ожидания чего-то, которое разрасталось внутри.

Александр склонился к рулю, забросил руки на его круглое, кожаное тело, уперся подбородком в скрещенные пальцы. Парковка перед его глазами встречала остро пробивающиеся сквозь темные, набрякшие тучи лучи утреннего солнца. Дорога вокруг уже вскипала машинами. А он доехал за пятнадцать минут вместо сорока. Минуты медленно тянулись одна за другой, а он в каком-то пустом отупении смотрел на мутно грязные лужи. Над ухом надсадно кричало радио, ненатурально веселились ди-джеи, неся чепуху, рассыпая глупости и пошлости.

А Дебольский смотрел, как медленно заполняется парковка «ЛотосКосметикс». Как прибывают те, кто напивался вчера на корпоративе. И на лицах людей отражаются муки похмелья, усталость и предсмертный стыд.

В половине девятого под распахнутым красным шлагбаумом медленно прополз внедорожник гендиректора. Протянул свое мощное, длинное тело вдоль послушных, ровных рядов трудолюбивых работников, брызнул грязной лужевой водой на ступени главного входа, плюнул ей на тротуар. И втянулся тяжелой громоздкостью в директорский гараж. А следом с мерным журчанием тягостно и безапелляционно опустились ворота.

Без пятнадцати ко входу бабочкой подлетела маленькая белая таксишная «Киа». Игриво звеня, взвизгнула тормозами, брызнув переливающейся весенней капелью из лужи, остановилась перед ступенями. И раскрыла счастливящую мир заднюю дверь.

Зарайская была на каблуках. В широкой кружащейся юбке и тяжелом коротком пиджаке, делавшем ее хрупкую фигуру еще ломче и игривей.

Дебольский выскочил, чрезмерно громко, потеряв обычную трепетную бережность, хлопнув дверцей машины. «Тойота» содрогнулась и надрывно взвизгнула сигнализацией.

Он догнал Зарайскую у самого крыльца: она только расплатилась, всего два танцующих шага успела сделать по широкой лестнице. Когда Дебольский, хмыкнув, забросил на плечо тяжелую сумку с ноутбуком:

— Даешь поводы для сплетен, — без приветствия бросил он. И в голосе его, по воле или против нее, послышалась нотка ерничанья.

Она даже не вздрогнула и, будто ожидала его, не повернула головы, а только пожала плечами:

— Каких именно?

Дебольский заметил, что походка ее сегодня какая-то остро танцующая, звонко летящая, будто Зарайская и не шла даже — порхала над лестницей. И прорвавшийся сквозь тучи луч солнца скакал, прыгая зайчиками по складкам ее юбки.

— А ты не знаешь? — едко унижающе бросил он.

Зарайская, исполненная какого-то детского любопытства, резко развернулась: так, что подол взметнулся, закрутился вокруг острых колен, обнял их на мгновение, прежде чем расслабиться и обвиснуть в ожидании.

— Нет, — в уголках ее губ заиграла веселость. А глаза цвета воды внимательно и смешливо посмотрели на Дебольского, который естественным образом замер рядом с ней на верхней ступени лестницы, и поднимающимся сотрудникам «ЛотосКосметикс» приходилось их огибать, чтобы закрутиться в медленном водовороте вращающейся крестовины дверей. Взгляд Зарайской, до того будто рассеянный, стал острым: — Почему ты не спросишь прямо?

— Ты была с Корнеевым? — спросилось неожиданно легко. Так просто оказалось миновать привычные, вжившиеся в мысли и сознание, обиняки.

Длинные ресницы на мгновение сомкнулись:

— С Корнеевым, — тихо, медленно, словно произнося впервые и как-то удивленно прислушиваясь к звучанию имени, пробуя его на вкус, проговорила она. И глаза ее заволокло: — Ты же видел, — Зарайская поднялась на цыпочки на своих чрезмерно острых, высоких каблуках и, подавшись вперед, ближе к Дебольскому, посмотрела ему в глаза: — Меня с ним, — шепотом пояснила она. И Дебольского окатило запахом духов, от которого по спине пробежал жар и горечь встала в горле. Унизительный стыд и страх подглядывателя смешались и поднялись из глубины его сознания. Его поймали — и ладони покрылись неприятным, холодным потом.

Но он не дал ни мускулу дрогнуть на лице. Собрав всю непробиваемую наглость, беспринципность, которые обязаны быть в современном, успешном человеке (если он желает быть современным и успешным), бросил в лицо:

— Я имею в виду: вчера, — сказал очень спокойно, равнодушно насмешливо, будто и не его поймали на низости, а он.

На губах ее взыграла легкая, ничего не весящая улыбка. Казалось, Зарайская сейчас расхохочется в лицо:

— Нет.

И Дебольский почувствовал острое, злое раздражение.

Зарайская с ее честностью мешала ему дышать. От ее мучительной, безжалостной правды жизнь становилась почти непереносимой.

— Так он не пришел на корпоратив? — вдруг со своей привычной невесомостью спросила Зарайская. Снова крутанувшись на месте — на этот раз в другую сторону, — двинулась к дверям, на каждом шаге подталкивая коленями зажатую в руках сумочку.

Дебольскому ничего не оставалось, кроме как машинально, уже без интереса, признать:

— Нет. — Откровения о жизни Корнеева перестали иметь для него какое-либо значение.

Легкая улыбка тронула ее губы. И она с каким-то непонятным удовлетворением кивнула:

— Это хорошо. — И уверенно добавила: — Он был с женой.

— А может, с кем-то другим? — мстительно предположил Дебольский. Вслед за ней окунаясь в душное тепло стеклянного дверного креста, на мгновение оказываясь наедине в медленно вращающемся интиме.

Но Зарайская решительно бросила:

— Нет, — сделала шаг наружу, обернулась, и белые волосы мазнули по пиджачному плечу. — Я бы знала, — тихо добавила она.

— Он хочет, чтобы с ним была ты?

Блестящие глаза подернулись хмарью, лицо стало серьезным. И в серьезности этой Дебольскому почудился отголосок какой-то муки.