Сара Бергман - Парадиз

И Александр почувствовал, как в его руку почти насильно просунули пластиковый квадратик визитки. Заодно ощутив жар ее пальцев.

Но только на мгновение, она уже будто забыла о его существовании. Развернулась к своему «Опелю», хозяйским жестом распахнув дверцу. И уселась на водительское сиденье — так, что снова вызывающе открылись в разошедшемся запахе загорелые в солярии, сочные, вкусные ляжки.

Тронулась она неуверенно, широко забирая влево, как свойственно новичкам, не очень чувствующим габариты машины, с видимым трудом разминаясь со встречкой, принялась пробираться к дороге. Дамочке в самом деле не помешал бы шофер.

Александр, машинально покрутив визитку в руках, глянул на размашистую типографскую печать: Антонина Павловна Юзбашян

Странное у нее было имя и странная фамилия. Имя слишком русское для такой жгучей кавказской брюнетки. Зато фамилия почему-то армянская.

Антонина Павловна была хозяйкой бутика одежды и обуви. Это, пожалуй, многое объясняло.

Наташка со своими анализами пришла только через сорок минут, три раза посмотрев: направо-налево-направо, — прежде, чем перейти узкую дворовую дорогу.

Как оказалось, она забирала предыдущие анализы, которые сдавала позавчера, а сегодняшние будут готовы в среду, кроме гормонов, которые непременно надо забрать вечером, потому что на завтра она записалась на УЗИ, вот только непонятно, будет ли еще на месте ее врач, потому что к другому идти ей бы не хотелось, потому что на форумах пишут, что…

— Ты курил? — перебила она сама себя, резко требовательно повернувшись к мужу. Но тут же передумала, побледнела и с душераздирающим стоном: — Господи, пылью пахнет — меня тошнит, — откинулась на сиденье.

Александр, стиснув зубы, завел двигатель. Молча закрыл окно — от пыли. Молча вырулил с парковки. Влился в бодрый, спешащий по своим живым, кипящим и безусловно интересным делам поток. Втянулся на эстакаду.

Наташка листала свои анализы, шурша листами с прикрепленными к ним чеками, сводя брови к переносице и беспокойно беззвучно проговаривая каждую цифру. То и дело возвращаясь к предыдущим. Сверяясь с позавчерашними, потом с прошлонедельными, и длинный хвост рулона ЭКГ спустился вдоль ее ноги, подметая концом резиновый коврик.

— Сашка… у меня гемоглобин повышен!

Ему захотелось кричать.

Наташка трагически, с полными ужаса глазами просмотрела все старые анализы. Вернулась к новому, удостоверилась. Побледнела. И лицо ее преисполнилось ужаса.

— Ну и что? — медленно, сквозь зубы проговорил Александр. И изо всех сил постарался, заставил себя, чтобы голос его звучал мягко и понимающе — понимающе и мягко. — Ничего в этом страшного нет.

Жена страдальчески откинулась на спинку сиденья и с силой зажмурила глаза:

— Сашка-а, — простонала она, — ну откуда ты знаешь? — укоряюще по отношению к нему и с отчаянием обреченной в космос: — Я так и знала, так и думала, что случится что-то плохое.

После чего принялась плакать.

Александр позвонил этой Антонине Юзбашян на следующий день. Хотя сам толком не мог объяснить, зачем это делает. Просто набрал, не задумываясь даже над тем, как собирается представляться.

Очень глупо вышло:

— Здравствуйте, это Александр… я отогнал вам машину, помните, перед «скорой»…

Сказал и в то же мгновение пожалел о том, что вообще ее набрал.

Но его помнили. И хриплый, пробирающе низкий женский голос с дрожащим тремором виолончели протянул в трубку длинную ноту:

— Зна-ачит, Александр. — Резко закончила она короткую фразу, перекатила во рту имя, и от ее раскатистого «др-р» у него дернулся член. — Оч-чень приятно.

Она назначила встречу в кальянной, в этот же вечер, будто ничем не была занята и только его и ждала. Он согласился.

Дома Александр отговорился тем, что приезжает старый — еще институтский — приятель. Предлагает увидеться, а отказываться нехорошо, неудобно. Домой тоже звать как-то не с руки: все же чужие микробы, да и хлопоты, — Наташке это сейчас вредно.

Жена отреагировала только тем, что заговорила о том, что ей в самом деле стоило купить маски. И надевать хотя бы в общественном транспорте (в котором она не ездила), потому что в первый триместр…

Дебольский вышел из дома, будто вырвался из душной госпитальной палаты. Стерильно чистой, ничем не пахнущей, пропитанной ожиданием, нервом, душным, вынимающим душу беспокойством. В которой даже тихий звук телефонного звонка вызывает раздражение и загадочный, отвращающий самим звучанием этого слова, — «тонус».

А в кальянной играла музыка.

В кальянной было накурено. Тут веселились люди, пахло сладким, дурманящим дымом, негой и удовольствием. В воздухе висела удушливая, приторная взвесь ароматов. Здесь ели, пили, курили и смеялись. Громко разговаривали, чокались высокими бокалами с химически противоестественными коктейлями, интимно шептались за занавесками, целовались, заказывали вкусную, вредную, густо пахнущую еду. Здесь стоял полумрак и мутная дымка испарений разгоряченных тел.

Александру стало мучительно, почти нестерпимо, до боли хорошо.

И вместе с тем слегка не по себе. Он сам толком не понимал, зачем вообще звонил, зачем пришел, чего хотел. Но не успел заикнуться, как услужливая девочка, обмотанная как тумба фирменным передником, проводила его от дверей прямо до закрытой кабинки. Вежливо улыбнулась, напомнила про звонок. И исчезла.

Ничего не оставалось — он отдернул занавеску. И из полумрака в него выстрелил низкий с хрипотцой голос:

— Здравствуйте, Александ-др.

Разом отметя все сомнения.

Ему нужен был глоток воздуха, ему хотелось продышаться. Александр желал сюда прийти — и он сюда пришел.

— Антонина… — произнося, замешкался на мгновение: ей не шло ее имя, даже не ложилось на язык.

Бархатистый голос рассмеялся:

— Лучше Нона. Я — Нона, ты — Саша, — вынесла она односторонний вердикт.

И он сел рядом.

Платье на ней было другое, но тоже с запахом. И снова юбка раскрывалась, показывая чуть сплюснутые ляжки сидящей женщины. А она и не подумала ее оправлять.

— У тебя красивая фамилия, — просто чтобы забить паузу, сказал Александр.

— По мужу, — глаза их встретились. Она повела ногой, и вырез раскрылся еще сильнее: — По бывшему мужу.

— Тебе что-нибудь заказать?

И потекли те томительные первые пятнадцать минут, когда оба еще не признают откровенно, зачем сюда пришли. Скупые фразы, никому не интересные темы, неловкие разговоры чужих людей.

Дебольский с наслаждением курил кальян, и на его пальце тускло поблескивало обручальное кольцо. По правде, идя сюда, он думал кольцо снять и уже почти решился спрятать его в карман. Но вспомнил цепкий взгляд этой женщины: она наверняка уже заметила. Получилось бы глупо.