Матиас Энар - Компас

Нужно быть Сарой, чтобы интересоваться всеми этими судьбами забытых женщин, но все же какое поразительное зрелище: Берлиоз, обезумевший от любви, ударяет в литавры при исполнении своего «Шествия на казнь» — IV части «Фантастической симфонии» — в Большом зале Консерватории. Эта часть — подлинное безумие, наркотический дурман, муки отравления, саркастическая, скрежещущая пытка слуха, шествие к Смерти — написана за одну ночь, опиумную ночь; по свидетельству Генриха Гейне, Берлиоз смотрел поверх своих литавр на Гарриет Смитсон, смотрел в упор, неотрывно, и всякий раз, как их глаза встречались, бил в литавры еще громче, еще сильнее, как одержимый. (Кстати, Гейне попутно отмечает, что литавры, как и все прочие ударные, более всего подходили Берлиозу.) Берлиоз никогда не бывал на Востоке, но с двадцатипятилетнего возраста восхищался «Ориенталиями» [155] «Ориенталии» (1829) — сборник романтической поэзии, который стал особенно значимым событием в творчестве Гюго и создал ему репутацию выдающегося лирика. Гюго. Следовательно, существует еще и другой Восток — Восток Гёте или Гюго, которые не знали ни восточных языков, ни стран, где на них говорят, но руководствовались трудами востоковедов и путешественников, таких как Хаммер-Пургшталь; однако есть еще и третий Восток, так сказать побочный, — Восток Берлиоза или Вагнера, который порожден этими литературными произведениями, косвенными по своей сути. Третий Восток — вот явление, которое следовало бы истолковать подробно. Таким образом, в литаврах заключено гораздо больше смысла, чем можно подумать. Но как бы то ни было, poor Ophelia в исполнении Гарриет Смитсон, в отличие от британских войск, сдалась на милость французских ударных и вышла замуж за композитора. Каковой брак — жертва искусства — окончился полной катастрофой (иногда и музыка не всесильна!), вот почему Гейне несколько лет спустя пишет, что, «когда в Консерватории снова исполняют Фантастическую симфонию и Берлиоз стоит в оркестровой яме перед своими ударными, а толстая англичанка сидит, как прежде, на авансцене, их взгляды опять встречаются, но… теперь он уже не так громко ударяет в литавры».

Нужно быть Гейне, чтобы вот так лаконично, в десяти строчках, описать историю увядшей любви, — «бравым и остроязыким» Гейне, как называет его Теофиль Готье, тем Гейне, который в Париже, на концерте Листа, зная, что «наш курильщик гашиша» готовится к поездке в Константинополь, спрашивает его со своим немецким акцентом, тоном, в котором сквозят ирония и юмор: «Как бы вы описали Восток, вернувшись оттуда?» Подобный вопрос можно задать всем, кто посетил Стамбул, ибо путешествие размывает свою цель, отодвигает ее на второй план, растворяет в отсветах, отзвуках и мелочах до такой степени, что лишает реальной сути.

Сам Лист рассказывает о своем посещении Турции весьма скупо, так же скупо, как мемориальная доска на улочке, ведущей к дворцу французского посольства на Бейоглу, повествует об этом событии прохожим. Известно, что в порту, на пристани, его ждали великий маэстро Доницетти и посол Австрии, которым султан поручил встретить новоприбывшего; что его, как гостя султана, на несколько дней поселили во дворце Чераган, где он и дал концерт на своем знаменитом эраровском рояле; что после этого он провел какое-то время в австрийском посольстве, а затем во французском, куда его пригласил посол Франсуа-Адольф де Буркене и где Лист дал свой второй концерт, все на том же инструменте, который неотступно следовал за хозяином; что он увиделся с самим послом лишь к концу своего пребывания, поскольку супруга этого последнего была больна; что третий концерт он дал в районе Пе́ра [156] Пера — район в европейской части Стамбула, окруженный водами Босфора и бухты Золотой Рог. До начала XX в. именовался Пе́ра-Бейоглу. и встретил там двух старых знакомых — француза и поляка, с которыми съездил в азиатскую часть города; что он поблагодарил по почте Ламартина, большого знатока Османской империи, за его рекомендательное письмо к министру иностранных дел Мустафе Решид-Паше, — вот примерно и вся информация, полученная из надежного источника.

Мне вспоминаются собственные прогулки в перерывах между работой в архивах и чтением газет того времени, а также беседы со специалистами, способными меня просветить, — брюзгливыми историками, опасавшимися, как это часто бывает в академии, что какой-то молокосос может знать больше, чем они сами, или, не дай бог, уличит их в ошибке, особенно если этот молокосос не турок, а австриец, да и то наполовину, и тема его исследования попадает в пустой научный промежуток между двумя историями — турецкой музыки и ее европейской сестры; иногда у меня возникало неприятное ощущение, что мои исследования подобны Босфору — неоспоримо прекрасному, но текущему меж двух берегов, то есть, по сути своей, всего лишь воде, чтобы не сказать ветру. И тщетно я утешал себя тем, что Колосс Родосский или Геркулесовы столбы тоже стояли, в свое время, сразу на двух берегах, — насмешливые взгляды и саркастические реплики турецких мудрецов частенько обескураживали меня.

К счастью, у меня был Стамбул, и Бильгер, и Фожье, и опиум, помогавший нам постигать мир; моя теория об озарении, постигшем Листа в Константинополе, рождалась из его «Поэтических и религиозных гармоний», особенно из «Благословения Божьего в одиночестве» — произведения, которое он создал в Барановичах, вскоре после своего стамбульского турне; музыкальная «адаптация» стихотворения Ламартина отвечала на вопрос, звучавший в первых строфах: «Откуда, Господи, ко мне пришел покой, что душу страждущую умиротворяет? / Откуда истовая вера, что мое измученное сердце исцеляет?» [157] «Благословение Божье в одиночестве» — 3-я часть фортепианного цикла Листа «Поэтические и религиозные гармонии», отразившего духовные искания музыканта-мыслителя, который призывал к обновлению музыки путем внутренней связи с поэзией. ; интуиция подсказывала мне, что это озарение объясняется встречей с восточной цивилизацией, а не любовным воспоминанием (как это часто писали комментаторы) о Мари д’Агу [158] Мари д’Агу (Мари Катрин Софи де Флавиньи, в замужестве графиня д’Агу; 1805–1876) — французская писательница, публиковавшаяся под псевдонимом Даниэль Стерн. В 1835–1839 гг. — гражданская жена Ференца Листа, мать его троих детей. Их дочь Козима стала женой композитора Вагнера. , которое затмил роман с княгиней Каролиной Сайн-Витгенштейн [159] Каролина Сайн-Витгенштейн (Елизавета Ивановская, в замужестве светлейшая княгиня Витгенштейн; 1819–1887) — автор ряда сочинений на религиозные темы, жена князя Н. П. Витгенштейна, с 1848 по 1861 г. гражданская жена Ференца Листа. .