Анатоль Арм - Каток на кладбище [СИ]

Хозяин бара поначалу потакал ему, ведь он был так доволен притоком публики: продажи он удвоил! Но, постепенно, когда Джима выходки шокировали всех, он нас уволил. Но затем пришёл успех…

Раз на концерте в баре появился человек по имени Пол Ротшильд. На Джима моментально он «запал»! И вскоре наш альбом он на «Электра Рекордс» записал. Альбом тот назывался просто — «Двери». У публики смогли сломать мы лёд недоверия. Он попадает на второе место в хит-парад. Так начался для нашей группы феерический и сказочный парад…

Однажды Джим сказал мне:

— Я думаю, высшая и низшая грани — это самое важное.

Всё, что между — это только между. Я хочу иметь свободу испробовать всё. Я думаю испытать всё по крайней мере один раз. Мы выпустили диск второй, и он опять имел успех. Он назывался «Странные дни».

Пока наш статус не был столь высок, как бы того хотелось. Но жили мы одной идеей — это было наше дело!

А Джим по-прежнему себя на сцене вёл неадекватно. И, впрочем, вёл разгульный образ жизни, и приватно. Но, видно, в тот момент Судьба к нему благоволила: он встретил девушку, которая его безумно полюбила. Памела Корсон вскоре стала его музой. Он ей писал стихи, и посвящал ей песни, а в любви был необуздан…

И тут пришёл действительный успех. Мы победили! Мы диск великий, третий записали и на рынок запустили.

Он назывался «В ожидании солнца». Так, видимо, открылось нам в бессмертие оконце…

Год шестьдесят девятый стал для группы переломным. Его назвал бы даже — вероломным!

Концерт наш в марте проходил в Майами. И тут мы чуть не оказались в яме…

Напился Джим до чёртиков зелёных. Читал на сцене он опус свой, что называется «Элегия на смерть моего члена». При этом публике решил продемонстрировать его!

На сцену тут же полицейские влетели и на него наручники надели. Концерт был прекращён. На сцену нам судом был выход на полгода запрещён.

Едва-едва не угодил Джим за решётку. Но продолжал он пить: джин, виски, водку.

Сказалось тут разочарование его в аудитории и в том, что требовали от него. Ведь это для него была реально, лишь толпа немая, которая хотела «поглазеть», ни текстов, ни идей его не понимая…

После снятия запретов, в Торонто выступили мы на «Rock'n Roll Revival show», где Леннон был и «Plastic Ono Band», и был Чак Берри.

Имели также там успех огромный «Двери».

Он пил, глотал таблетки, и уже, бывало, вообще с трудом держался на своих ногах на двух…

Я уходить решил из группы. Я устал! Своими выходками Джим меня «достал»!

Тут прикатил ко мне сам Рэй Манзарек. Меня он умолял не уходить пока. Сказал:

— Старик, ну, сделай мне на день рождения подарок!

Сейчас, возможно, мы ещё один устроим бум. У Джима накопился материал на новый наш альбом.

И вскоре выпустили мы альбом очередной: «L. A. Woman», что означает «Женщина из Лось-Анджелеса».

Всё стало ясно мне, как будто с глаз моих упала пелена, или рассеялась вдруг дымовая некая завеса. Уже я твёрдо знал, что наш альбом — последний. На этом прекратится безвременно, навсегда, от группы «Дорз» наследие…

Альбом имел успех, и стала нашим гимном песня «Riders on the storm». Её мы перевод вам ниже приведём.

Уехал Джим с Памелой отдыхать в Париж. Сказал мне Рей Манзарек:

— Возможно, Джима жизнь уже к черте последней подошла.

Он болен сильно. Плохи у него дела!

Мне кажется, его оставила почти что жизненная сила.

Его люблю я, не желаю ему зла. У всех свой жизни срок.

И, вероятно, что его пора ухода наступила…

Здесь я, попутно, превод его двух эпохальных опусов хочу представить. Не знаю, правда, смогут ли они о Джиме как о поэте впечетление оставить…

В чертоги царские опять я возвращён. Я так устал, измучен и смущён. Но это далеко ещё не пытка. Во мне так сильно разжигает та машина любопытство.

— Привет тебе, мой князь! Устал ты, вижу. Я отдых тебе снова дам, иначе я себя возненавижу…

Но не желаешь ли ты прежде узнать «легенду» смерти Джима? Она неоднозначна. Я пытаюсь разгадать загадку ту неудержимо!

— Да, Государь! Я жажду так услышать твой рассказ. Надуюсь, что ничто не остановит нас.

— Так вот. С Памелой укатил в Париж на отдых Джим. Он был измучен, но в своих привычках «вредных» был неудержим. Кутил, гулял. К себе он в номер проституток приводил. Французских женщин он пикантными ужасно находил.

Памела ссориться с ним избегала, и попросту на два-три дня при этом от него сбегала. Не стала после даже ревностью его корить, а просто ни о чём с ним не хотела говорить…

Она прекрасно знала: нечего его вниманием «пытать». Он сам сказал, что всё, хотя бы раз, он в этой жизни должен испытать…