Ирма Грушевицкая - Лабиринт

На самом конце воспаленного сознания металась мысль, что это неправильно, что надо подождать, но это было выше его сил. Когда Мэри затихла, Мэтт сдался. Он убрал руку от места соединения их тел, приподнялся на локтях и с мрачным выражением лица навис над девушкой.

— Прости, — сказал мужчина, прежде чем начать глубоко и мощно врезаться в распростертое под ним тело.

После первого раза Мэтт был с ней более чем осторожен. Тогда он опустил себя, что при других обстоятельствах не могло не вызвать ответную реакцию, однако Мэри этого не оценила. Слыша, как она стонет далеко не от страсти, Мэтт постарался, чтобы ее мучения оказались недолгими: не больше дюжины фрикций, и он едва успел выскользнуть из пылающего девичьего лона, чтобы обильно пролиться ей на живот.

Восхитительная судорога еще его не отпустила, когда Мэтт без сил упал на постель, увлекая за собой Мэри. Обернувшись вокруг, он зажал руками и ногами ее дрожащее тело. Девушка затихла, безвольно уткнувшись носом в его мокрую от пота грудь, и лишь по легкому подергиванию худеньких плеч Мэтт понял, что она плачет.

Щемящее чувство нежности, приправленное сожалением, заставило его собраться и переключить все внимание на Мэри. Он ослабил хватку и перевернул ее на спину, устраивая в колыбели своих рук. Убрав налипшие волосы, Мэтт целовал залитое слезами лицо, баюкая, лаская, успокаивая.

— Ты умница, моя сладкая, — шептал он без особой надежды, что его услышат. — Такая смелая, такая красивая. Больше не будет больно. Может, совсем чуть-чуть. Но мы справимся. Я о тебе позабочусь. Ты должна разрешить мне это, ягодка.

Мэри разрывало от целого сонма эмоций. Пережитое ошеломило и выпотрошило. Стерло ее как личность. Она была словно чистый лист бумаги, но чистой себя не чувствовала. Нет, то, что произошло, вовсе не грязь, но Мэри не была готова, что это окажется таким… таким… непереживаемым. Непостижимым. Удовольствие, помноженное на боль. Или все-таки наоборот, боль на удовольствие? Да, боли было больше. Определенно больше. А удовольствие — оно вроде как ее заслонило.

Но это остервенение, с которым Мэтт ее брал! В какой-то момент она даже испугалась, особенно, когда он крепко сжал в ладонях ее лицо. Глядя в его почти безумные глаза, Мэри не понимала, что делает неправильно. Ему плохо? Ему так же больно как ей? Почему его зубы сжать, почему так широко раздуваются ноздри. А эта появившаяся венка на виске и тяжелое дыхание, перешедшее в полный боли стон. И этот рывок из нее, как будто она прокаженная. Опираясь на руках, Мэтт крепко зажмурился и ритмично дергал бедрами при каждом выплеске горячей белой жидкости из прижатого к ее животу члена.

Она неправильная. Дефектная. Ей больно. С ней ему тоже больно. Она не получает удовольствие и не доставляет его. Она…

— Мэри. Моя Мэри. Сладкая Мэри. — Легкий поцелуй в губы. В кончик распухшего носа. В уголок глаз. Снова в губы. — Посмотри на меня.

С трудом разлепив склеенные слезами веки, Мэри не сразу смогла сфокусироваться на нависшем над ней мужском лице. Внимательно всматривающемся в нее мужском лице.

— Вот и хорошо. Ты меня слышишь. Слышишь и слушаешься. И позволяешь о себе заботиться. Кивни, ягодка.

Он попросил кивнуть, и Мэри кивнула. Может, хоть так она сможет его порадовать — слушаясь.

Удовлетворенный ее согласием, Мэтт еще раз поцеловал Мэри и поднялся с кровати. Она следила за ним широко распахнутыми глазами. Даже находясь в полном смятении девушка не могла не отдать должное красоте хорошо сложенного мужского тела. Мышцы перекатывались по обнаженной спине Мэтта, переходя в узкие бедра и крепкие ягодицы. Да, она хорошо разглядела его, пока он двигался, немного неуверенно ступая босыми ногами по темному полу.

Только оставшись в одиночестве, Мэри позволила себе закрыть глаза и устало откинуться на подушки. Все это для нее слишком. Невозможно справиться, невозможно выделить главное в обуревавших ее мыслях и чувствах. Невозможно расслабиться. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Убежать и навсегда остаться в этой постели. Ей было и холодно, и жарко одновременно. Голове жарко, а телу холодно.

Чтобы укрыться, Мэри потянула за край темно-серой шелковой простыни. Взгляд зацепился за испачканный живот. Размазанная по нему вязкая жидкость на вид была слегка розоватой. Неужели, из нее вышло столько крови? Приподнявшись на локтях, девушка с опаской раздвинула ноги. Так и есть: темные разводы украшали не только сливочно-белые бедра, но и отчетливо просматривались на шелковых простынях.

В мгновение ока Мэри скатилась с кровати и принялась судорожно стаскивать с нее постельное белье.

Только бы это не отпечаталось на той стороне. Только бы…

— Что ты делаешь?

Не замечая или не желая замечать вернувшегося в спальню Мэтта, Мэри бегала вокруг кровати, выпрастывая аккуратно заправленные под матрас простыни.

— Мэри?

— Они испорчены. Простыни испорчены. Надо убрать.

— Оставь. Я сам.

— Нет. Я испортила простыни. Я уберу.

Вряд ли в этот момент девушка осознавала, как именно звучит ее голос. А вот Мэтт прекрасно слышал в резких словах, произнесенных на выдохе, и надрыв, вызванный отчаянием, и жгучий стыд.

В общем-то, все понятно. Мэри скромна и одинока. Заботу о себе принимает в штыки, потому что не привыкла, чтобы о ней заботились. Последнее сродни гордыне, но вряд это чувство можно приписать Мэрилин Рейнольдс, которая в данный момент сдирает с кровати простыни. В другой ситуации эта беготня его позабавила бы, но только не сейчас.

Мэтт решительно выдернул из рук девушки скомканное белье и кинул его обратно на кровать.

— Прекрати, Мэрилин!

Резкий окрик заставил ее замереть. Чувствуя себя потерянной, Мэри уставилась на бесформенную серую кучу, не имея ни малейшего представления, что же делать дальше.

Мэтт же, наоборот, знал, что делал: не дав ей опомнится, он подхватил девушку на руки и понес прочь из комнаты. Мэри не выразила ни малейшего интереса к тому, куда и зачем он ее несет, однако вид отделанной черным с белыми прожилками мрамором ванной комнаты немного ее отрезвил.

Помещение размерами раза в два превышало спальню в ее квартире. Туалетная зона и душевая кабина были отделены стеклянными перегородками. Белоснежная ванна, встроенная в подиум напротив панорамного окна, размерами напоминала небольшой бассейн. Сейчас она наполнялась водой из хромированных кранов, взбивающей напором ароматное облако пены. Однако, Мэтт пронес ее мимо.

Только у душевой он поставил Мэри на ноги. Зайдя первым за перегородку, мужчина включил воду, отрегулировал и подождал, когда она нагреется.

— Иди сюда.

Мэри вдруг стало очень неловко. Принимать душ вместе — что может быть интимнее. Несмотря на только что совершенные ими действия, к следующему этапу в отношениях с Мэттом она оказалась не готова. Она вообще никаких этапов больше не ожидала.