Владимир Сорокин - Ледяная трилогия

Ольга распрямилась со стоном. Сделала шаг, другой, третий.

Рядом с Лэрдом лежала рослая блондинка. Пальцы ее сжимали руку Лэрда. Ольга подошла, потрогала ее шею: мертва. Другой рукой женщина держала руку старика. Голова того запрокинулась, острый кадык торчал сквозь дряблую кожу, беззубый рот приоткрылся, выцветшие голубые глаза напряженно уставились в небо. Старик тоже был мертв. И его соседка, девочка-подросток, тоже была мертва и тоже смотрела в голубое небо.

Оступаясь и пошатываясь, Ольга двинулась вдоль Круга.

Все братья и сестры лежали навзничь, раскинув руки или сжимая руки соседа.

Ольга подходила, трогала их тела. Пальцы находили только мертвую, остывшую плоть. Пройдя пару десятков шагов, Ольга остановилась. И поняла, что в этом громадном круге нет живых.

Окончательно вернулась память: усыпление выстрелом, паром, братья, исход, нагая толпа, восторг и завороженность, ожидание величайшего чуда, голубой круг, младенец на груди, Бьорн.

Бьорн!

Она огляделась. Кругом лежали мертвецы. Ольга открыла рот, пошевелила сухим, онемевшим языком. Язык еле ворочался.

— Бь…орн… — с величайшим трудом произнесла она и пошла назад, к своему месту в круге.

Оно было сразу заметно — просвет в ровном ряду мертвецов, единственное нарушение порядка. Бьорн лежал рядом с той самой рыжеволосой женщиной: большой, голый, с длинными и сильными ногами. Левая рука его откинулась вверх, правая прикрывала тельце мертвого ребенка, покоящегося у него на груди. Глаза Бьорна были закрыты. Зато синие глаза младенца уставились вверх, крошечный рот был вопросительно полуоткрыт.

— Ты…ыы… — Ольга опустилась на колени, подползла к Бьорну, взяла за руку.

Рука была прохладная.

— Ты…ыы… — хрипела, заикаясь, она. — Ты…ыы, ты…

Он лежал неподвижно, словно престол для мертвого младенца, вопросительно глядящего в небо.

— Эт…тто… — шептала Ольга. — Тыы…ыы…

Вялой, непослушной рукой она стала бить его по плечу.

Швед не шевелился.

— Ты…

Бьорн продолжал лежать без движения.

Всхлипывая и трясясь, она подняла его веко. Знакомый голубой глаз был под ним. И этот глаз вздрогнул. Веко выскользнуло из-под пальца, закрылось. Открылось. И Бьорн заморгал.

Застонав бессильно, Ольга обняла его. Но объятию мешало что-то холодное. Она с трудом выпихнула труп ребенка из-под руки Бьорна. Окоченевшее тельце беспомощно упало ничком на мрамор, стукнувшись безжизненной маленькой головкой.

Ольга хрипела и дрожала на груди у пробуждающегося Бьорна, трогая его ослабевшими руками. Он шевелился, стонал, подтягивая ноги. Наконец он увидел ее. Стал раскрывать рот с пересохшими губами, силясь сказать что-то. Но из губ вырвалось слабое шипение.

— Х-х-а? — прошептал он и стал пробовать приподняться.

Но Ольга дрожала, обняв его и прижимая к мрамору.

— Чт. оо? — Он ворочался под ней.

С трудом отстранившись, она взяла его голову и стала поднимать.

Он сел.

— Это… — Трясущейся рукой она указала на лежащих рядом.

Он перевел свой взгляд на круг мертвых. Долго смотрел, силясь понять. Голова его вздрагивала и покачивалась. Потом осторожно встал. Взошедшее солнце осветило его большую, ссутулившуюся фигуру. Пошатнувшись, он шагнул. Ольга обняла его. Они встали, подпирая друг друга. Бьорн шагнул. Остановился. Снова шагнул. И медленно пошел по кругу мертвых. Ольга двинулась за ним. Бьорн шел, шатаясь, вглядываясь в лежащих. Миновал нескольких, остановился, подошел к какой-то женщине. Наклонился. Ее искаженное гримасой недоумения лицо уставилось в небо. Остекленевшим взглядом покойная укоряла небо за свою гибель и за гибель Великого Братства. Бьорн стоял, раскачиваясь, не в силах оторваться от взгляда этих навсегда обиженных и остекленевших светло-синих глаз. Ольга подошла к нему, обняла, прижалась. Вместе они долго смотрели на мертвых братьев Света.

— О…ни… — прохрипел Бьорн.

— Они… — прошептала Ольга.

Он отошел в сторону и опустился на мрамор. Ольга опустилась рядом. Они долго сидели молча, опустив головы.

Солнце встало, набрало силу, припекло.

Белоснежное мраморное плато острова засверкало под его лучами.

Бьорн пошевелился, поднял голову и встал на колени.

— Это… — заговорил Бьорн, дрожа и заикаясь. — Это.

— Что? — прошептала Ольга.

— Все.

— Что?

— Ну… все это… — Он шлепнул ладонью по мрамору, по плечу Ольги, по своей ноге, — …вот это все… сделано. Это сделано. Крепко. Очень. И они… разбились. Разбились об это. Все разбились.

Он вдруг замер, дрожа от волнения. Ольга тоже замерла, перестав дышать.

— А это. Это все… сделано… — он перевел дух, — для нас.

Ольга не дышала, опершись о мрамор.

— Для нас, — тверже произнес Бьорн.

И вдруг бессильно улыбнулся.

— Для нас! — повторил он.

— Для нас… — как эхо повторила Ольга.

Бьорн в упор смотрел ей в глаза.

— И все это сделано Богом, — произнес он.

— Богом? — осторожно спросила Ольга.

— Богом, — произнес он.

— Богом… — отозвалась Ольга.

— Богом! — уверенно сказал он.

— Богом, — дрожа, выдохнула Ольга.

— Богом! — громко сказал он.

— Богом! — кивнула Ольга.

— Богом! — громче произнес он.

— Богом! — закивала головой Ольга.

— Богом! — выкрикнул он.

— Богом… — прошептала она.

Они замерли, глядя в глаза друг другу.

— Я хочу говорить с Богом, — сказал Бьорн.

— Я тоже, — произнесла Ольга.

— Мне нужно… нужно сказать Богу. Много всего. Нужно говорить с Ним. — Бьорн напряженно думал. — Но как это сделать?

Ольга молчала.

— Как это сделать? — спросил Бьорн.

— Нам надо вернуться к людям. И спросить у них.

— Что?

— Как говорят с Богом. Тогда ты сможешь сказать ему все. И я тоже смогу.

Они замолчали.

Слабый морской ветер скользил по их нагим телам.

Бьорн встал с колен, глянул на широкий, заваленный одеждой мост и на громадный бело-голубой паром, по-прежнему высящийся у мола, словно айсберг. Пылающее сердце алело на его рубке. Но оно напомнило Бьорну не о братстве света, а о Мире Людей. Бьорн протянул руку Ольге:

— Идем!

Ольга встала, дала ему свою руку. И они пошли, ступая босыми ногами по нагретому солнцем мрамору.

Не двигаться! (фр.)

Садитесь в машину! (фр.)

Мальчик не должен плакать! (фр.)

Держи его! ( тадж.)

Собака! (тадж.)

Слава Свету! ( лат.)

Доброе утро! (финск.)

Желудь (кит.).

Изыди! (англ.)

Не знала, что вы такой высокий.

А где же ваши красные волосы?