Александра Груздева - Демоны Дома Огня [litres]

– Таблицы, – презрительно выпятив нижнюю губу, повторил вслед за Яном дон Марко, – конечно, вы передали их нам, ведь для вас они были бесполезны. Вы не могли писать на них. Кровь лилу разрушает даже камень. Вы думали, что вашей силы хватит на то, чтобы менять мир. Но вот беда: все, что вы создаете, безжизненно. Для того чтобы сотворить жизнь, мало обладать силой, способной сотворить нечто из ничего. Нужно соблюдать равновесие. Очень тонкое равновесие. Это путь по нити над бездной. Ваш безудержный дар здесь бесполезен, он даже вреден, если на то пошло.

– Где они? Таблицы? Где вы их прячете?

– Никто их от тебя не прячет. – Раздосадованный, что его речь прервали, дон Гильяно провел рукой по волосам. – Ты видел их в свой первый день в Доме Гильяно. И неоднократно проходил мимо них. Твоя память молчала, потому что они бесполезны для тебя. Подойди к окну. Взгляни на кладбище. – Повинуясь приказному тону, Ян на деревянных, негнущихся ногах двинулся к окну. – Видишь среди надгробий большие черные камни? Видишь, что они образуют полукруг? Они не слишком презентабельны. Солнце и ветер иссушили их, выщербили. Это Таблицы Нанесения. Посмотри на другие, что покоятся напротив них. Гладкие, как черные зеркала. Это Таблицы Отражения. Подумай, где еще надписи на камнях более естественны, чем на кладбище?

Ян много раз проходил мимо этих камней. Его тянуло сюда, и он подолгу гулял среди надгробий. Но Таблицы молчали, не желая выдавать тайны.

– Ты связал себя нашей кровью, – качнувшись вперед, сказал Айвор Гильяно. Он оторвал тощее тело от стены и стоял, нетвердо держась на слабых ногах. – Ты связал себя нашей кровью добровольно. Если для того, чтобы остаться в живых, ты воспользовался кровью Гильяно, то и мы можем воспользоваться твоей. Что мы и сделаем в ближайшем будущем. Это, конечно, не избавит нас от УР.УШ.ДА.УР, но, возможно, скоро вновь появится Страж, который сможет стереть этот знак с Таблиц.

– Должен ли я благодарить Антонио Аменти за то, что он так ловко провел тебя? – в презрительной усмешке скривил губы дон Гильяно. – Будь он свободным человеком, я бы поблагодарил. Но его поведение – лишь акт рабской воли. Он раб. И это запечатлено в его имени – арад. Когда он стремится сделать что-то лучше других, то всего лишь служит, не более. Он делает это не для себя, а для Дома. Ты думаешь, что обязан ему жизнью? Нет, он служит Гильяно. И делает это превосходно.

Антонио отвел глаза. Он привык думать, что подчиняется приказам дона Гильяно, потому что так делают все. Но сейчас ему указывали его истинное место, место безвольного существа, которое выполняет заложенную в него программу и не может ни на шаг отступить от алгоритма, даже если пожелает, да что там, он даже не замечает этот алгоритм!

Он сглотнул колючий ком в горле. Антонио постоянно чувствовал ярмо на шее, но как-то позабыл, что все его действия, хочет он того или нет, всегда будут направлены на благо Гильяно. Он привязался к Яну, такому же одиночке, как и он сам. Он подружился с ним – и не только потому, что так приказал дон Гильяно. Он считал его своим другом искренне, без задней мысли. Он пытался сделать все от него зависящее, чтобы Ян понял свою природу и свою судьбу, перестал сопротивляться очевидному. Добывая для него кровь, Антонио не думал, что тем самым помогает привязать Яна к Дому Гильяно. Как легко далось ему предательство друга… Проклятое клеймо раба выжжено у него в самой душе.

– И я бы похвалил тебя, Антонио, даже наградил за верную службу, если бы ты… – Дон Гильяно оборвал сам себя. – Все из карманов на стол! – гаркнул он.

Антонио Аменти дернулся, побледнел, закусил губу до крови. Но покорно шагнул к столу. Из карманов он выгреб кучу смятых бумажек с записями телефонов и фамилий, кредитную карту Банка Гильяно с изображением красной розы под серебряным серпом, адвокатские лицензии разных стран мира, бумажную заламинированную иконку святого Антония Падуанского, водительские права, несколько монет и золотой флорин с оттиском лилии на одной стороне и профилем Иоанна Крестителя на другой – вот и все, чем владел и с чем расстался Антонио Аменти.

Дон Гильяно зажал большим и указательным пальцем флорин. Подбросил в воздух, глянул, что выпала лилия, и насмешливо приподнял брови:

– И все? Это все богатство бывшего брата Аменти? Ни табакерки с красной тинктурой? Ни склянки со слезами единорога? Даже конверта с мышиным пометом не найдется? Обнищали нынче алхимики.

– Что поделаешь, мировой кризис, – в тон ему ответил Антонио, хотя ему было совсем не до смеха.

– Занятная вещица, – дон Гильяно внимательно разглядывал флорин. – Редкая чеканка. Не чистое золото, конечно. Но сплав необычный. – Он поднял голову, под его взглядом Антонио виновато опустил глаза. – Как долго ты таскаешь в кармане эту дрянь, вместо того чтобы прийти ко мне с повинной?

Врать в кабинете дона Гильяно было бессмысленно:

– Достаточно долго.

– За подобные штуки я казнил твоих братьев. И что я теперь должен сделать с тобой? Никто из Гильяно больше не заступится за тебя. Ты сам не ценишь свою жизнь, Антонио. Где ты взял монету?

– Нашел в Залах Аменти.

– Ты кому-нибудь показывал ее? Давал в руки? Снабжал инструкциями?

– Нет.

– Применял сам?

– Нет.

Дон Гильяно доверял своим ощущениям: на флорине не было следов чужих рук или знаков недавнего использования. Флорин применяли, но когда-то очень давно. И, тем не менее, дон Гильяно не удержался от сарказма:

– Ты ведь любишь провести гадательный ритуал, невзирая на запреты.

Антонио поежился, словно еще чувствовал саднящие рубцы между лопатками. Порку как наказание по-прежнему частенько применяли в Доме Гильяно. За тот «просмотр», проведенный на вилле Ашера, он получил пятьдесят розог. Антонио терпел боль, пока она не унялась, как предписывала традиция, игнорируя любые обезболивающие, о которых мечтал, как наркоман о дозе. Шрамы пропали после десяти лазерных процедур. Молоденькая докторша с благоговейным ужасом вопрошала: «Кто же вас так? Где?» Антонио невозмутимо отвечал: «Сафари на львов. Одна дикая, но чрезвычайно обаятельная кошечка прыгнула мне на спину и никак не хотела выпускать из своих коготков». Подробности вымышленного сафари он рассказал за чашкой кофе, а закончилась история жанровой сценой в постели в стиле «охотник и львица».

Дон Гильяно еще раз подкинул монету. Выпал Иоанн Креститель:

– Усекновение главы, – задумчиво протянул он. – Прошлое, по крайней мере, показывает верно. Зачем же ты держал флорин при себе?

– Не знаю, – честно ответил Антонио.

– И куда девается твоя адвокатская говорливость, когда надо отвечать за проступок?

Антонио развел руками. Оправдываться было бесполезно. Это не смягчит наказание, лишь развлечет дона Гильяно. А выступать в роли шута перед доном Марко он желал меньше всего.