Ян Ленчо - Соло для оркестра

Вот какую игру придумала молодая хозяйка. Перед тем как уйти на службу, она, взяв детей за руки и обернувшись в дверях, с грустью глядела на гору грязной посуды и говорила: «Ах, дети, вот бы к вам сегодня пришел добрый волшебник… Как бишь его зовут, Яроушек?.. Ах да, домовой. Давайте пригласим его… Хотя нет, зачем приглашать? Он наверняка притаился где-нибудь в цветочком горшке и подглядывает… Было бы замечательно, если б он вымыл посуду, правда, дети? И достирал грязное белье, которое осталось в ванной…

Двери захлопываются, слышится топот ног, удаляющийся смех.

Вечером пани Стахова возвращается с работы, ведя за руки детей. «Дети, посмотрите, добрый волшебник нас услышал и вымыл тарелки… Ах, он даже постирал… Ну что вы, мамочка, я, конечно, знаю, что это все вы… Я пошутила, вы очень добры, огромное спасибо!»

После ужина Стахова сидит у телевизора, мамочка чинит белье, а хозяин ненадолго отрывается от своих марок, чтобы помочь другу составить очередное объявление для «Голоса юга». Они вычеркивают одни слова, заменяют другими, более точными и выразительными, и наконец, завершив свой труд, со спокойной совестью возвращаются к излюбленным занятиям. А объявление пан Гошек завтра же пошлет в редакцию, чтобы оно попало в очередную рубрику «Знакомства».

— Вы не поверите, старина, как точно я определяю по почерку не только характер человека, но и его душевное состояние — печаль из-за одиночества и разочарований, боль несбывшихся надежд. Не раз мне приходило в голову, что, читая эти письма, я проживаю чужие жизни. Вы меня понимаете, дружище?

Стаха в этот момент занимала неизвестная ему прежде зубцовка купленных вчера марок. Тем не менее он поддержал разговор.

— Дорогой Гошек, — сказал он, — наши взгляды во многом совпадают, но сейчас, вы меня извините, ваши слова не находят отклика в моей душе. Все дело в том, что вы лишены того счастья, которое судьба послала мне. У меня спокойная, упорядоченная жизнь, согретая присутствием матери. А ваша мать, дорогой друг, насколько я помню, умерла вскоре после того, как вы закончили учебу. Простите, если я неделикатно касаюсь ваших чувств, но, понимаете, вам не хватает именно того, чем я, к примеру, не обижен. Я не поэт, но меня чрезвычайно волнуют стихи, прославляющие мать. У меня самого нет слов, могу только сказать: мама для моей семьи — это все.

Гошек не был психологом, не то легко заметил бы, что у его друга неспокойно на душе. Стаха озадачила сцена, которую ему довелось наблюдать нынче утром.

Сегодня пани Стахова затеяла свою каждодневную игру с той разницей, что на этот раз она обращалась не к старичку домовому, а к старушке волшебнице.

— Ну вот, дети, — сказала она, стоя в дверях и обводя взглядом кухню, — я говорила с доброй старушкой волшебницей, и она обещала выполнить три мои желания. Я бы хотела… я бы хотела… чтобы она натерла полы… Это первое желание. Теперь второе… Ага, вот… чтоб она повесила занавески. А третье желание… папа, ну подскажи! Хотя у тебя в голове одни марки. Ладно уж, сама придумаю… Пусть она выбьет во дворе ковры из спальни. До свиданья, мамочка. Непременно отдохните, да и прогуляться не мешает.

К вечеру ковры были выбиты, занавески повешены, полы натерты.

— Посмотрите, дети, — воскликнула пани Стахова еще с порога, благоговейно сложив руки, — добрая фея исполнила все наши желания. — И с притворной строгостью: — Зачем вы это сделали, мамочка? Ведь я пошутила, у меня и в мыслях не было требовать с вас такую работу!

А взгляд Стаха упал на крохотное существо, которое поеживалось у окна, грея спину возле батареи парового отопления, на увитые сетью жилок материнские руки, пряди седых волос, полузакрытые глаза.

«Ну и дрянь, — думает Стах, глядя уже на жену, — ну и дрянь», — думает, но не произносит ни слова, потому что, если сказать такое вслух, случится самое страшное — марки будут лежать нетронутыми, вечера с паном Гошеком пропадут в парах горячей воды для мытья посуды, а пыль из ковров, которую сегодня выбила добрая волшебница, заслонит проблему неизвестной ему зубцовки марок. «Дрянь», — думает он и пытается осмыслить только что увиденное. Крохотное существо, сеть жилок на руках, пряди седых волос, полузакрытые глаза… Стареет мать, размышляет он, а все же бодра и деятельна, как прежде. Недаром говорят: отними у деревенского жителя работу — отнимешь смысл жизни. Нет, он на это не пойдет, не может пойти.

Стало быть, проблема решена.

Стах зачерпнул полную ложку супа, и мать, которая этот суп варила, заметила в его глазах удовольствие. Она ждала сыновней улыбки и тоже улыбнулась. Этот день был прожит ею не напрасно.

— …итак, милый Стах, — сказал Гошек, — остается ждать результатов наших страданий. Утром я отнес объявление, и мне обещали завтра непременно его напечатать.

— Очень хорошо, — кивнул Стах.

На следующий день объявление действительно появилось в газете, «…ищу одинокую женщину, равноправного члена семьи и помощницу в домашнем хозяйстве…»

Через неделю Гошек принес письмо и сразу стал читать. Стах слушал и разглядывал редкую серию марок острова Маврикий, воспроизведенную в специальном филателистическом выпуске.

«Уважаемый пан Гошек, — говорилось в письме, — я прочитала ваше объявление, которое было напечатано на прошлой неделе в газете «Голос юга». Сама я вдова, живу у сына. Он обещал, что мне у него будет как в родном доме. Да понимаем мы про родной дом по-разному. Я уже в этом убедилась. Надеюсь, вы-то меня поймете. Я работала в кооперативе, доила коров, жила одиноко. Но и здесь, получается, я совсем одна. Сын и сноха вспоминают обо мне, только когда назначают работу на весь день. Прямо-таки назначают, хотя как-то по-тарабарски, обиняками, а мне это оскорбительно. Стараются деликатность соблюсти, но ведь шила в мешке не утаишь. В общем, не вижу я здесь того, что люди называют сыновней любовью».

Гошек сделал паузу, разгладил тыльной стороной ладони лист, исписанный мелкими буковками, и стал читать дальше.

«Надеюсь, вы находитесь в добром здравии, чего я вам желаю. А если что решите насчет моего письма, думаю, вас не подведу. Что нужно старому человеку? Знать, что даешь другому толику счастья и покоя. И толику покоя для себя самого».

Вооружившись лупой, Гошек стал рассматривать письмо.

— Нет, дорогой Стах, с этим почерком мне не справиться, никак не справиться.

И отложил лупу.

Оторвавшись от брошюры о марках острова Маврикий и убрав пинцет, Стах сплел пыльцы и положил руки на стол, выжидая продолжения.

— Ничего не получается, милый Стах. Я пытался несколько раз. Давно мне не встречался такой почерк. Да, в этих линиях, точнее, в этих разрозненных буквах, иногда неровных, — вся женщина. Но боже мой, как она одинока! Все, что она пишет, — правда. Но каков сын! Что вы о нем скажете?