Ян Ленчо - Соло для оркестра

Неделю старая Грушкова в глубоком трауре вкушала сладость безделья. Полных семь дней делила между внуками и внучками Эвочкины вещи: платья и отрезы материй, пальто и лыжи, туфли и сапожки, магнитофон самой лучшей марки, проигрыватель, пишущую машинку. «Каждому что-нибудь, милые дети, на память о вашей тете». Неделю ждала, что в передней зазвонит телефон. Но телефон упорно молчал, зазвонил только раз — и то по ошибке. Быть может, дамы сочли поминки прощаньем с самой Грушковой?

В понедельник она сняла с крюка на кухонном буфете связку ключей и с замирающим сердцем отправилась в квартиру инженерши Ярнецкой. В кухне, на застекленной полке, она, как обычно, нашла стокроновую бумажку и написанный четким почерком наказ:

«Добрый день, сегодня сделайте только самое необходимое, в холодильнике отбивные котлеты».

Во вторник пани Бутарова поджидала ее лично. Раскладывая на журнальном столике пасьянс, она сообщила, что с нынешнего дня вышла на пенсию, но от услуг пани Грушковой не отказывается.

Бункашовы в среду, вместо обычных консервов, оставили ей вареную колбасу с гарниром из савойской капусты.

Четверг неожиданно оказался свободным, ибо дворник в вилле, где жили Заховаи, сказал:

— Велено вам передать, что больше приходить не надо. Заховайова хотела написать сама, да все было некогда.

— Получили казенную прислугу?

— Где там! На два года уезжают в Африку. Умеют же люди устраиваться!

А в пятницу в записке пани Пекниковой была просьба непременно ее дождаться: мол, нужно договориться о чем-то очень важном.

Что теперь может быть для нее важным?

Квартиры она теперь убирает так, чтобы хоть на первый взгляд было чисто: оботрет мебель специальной пахучей жидкостью, проветрит, опрыскает прокуренные комнаты «лесным ароматом». Ощущение чистоты, первое впечатление — важнее того, что по углам на паркете и на плинтусах после ее уборки остается пыль. Старухам не под силу отодвигать тяжелую мебель, выметать из-под нее каждую пылинку. Да, собственно, никому это и не нужно.

— Тетя Веронка, у вас освободились четверги, верно? — начала Геленка Пекникова, жена Палько, налив по рюмочке кубинского ликера.

— Милая девочка, мне прежде всего нужен доктор!

— Гм… Тогда не стоит и говорить… А почему вам нужен доктор?

— Почти у каждой моей прежней хозяйки был свой доктор. И нынче у многих свои доктора.

— Гм…

— Отчего бы не иметь своего доктора и старухе, которая всю жизнь только и знала, что гнуть спину на тяжелой работе?

— Я могу спросить какого-нибудь доктора, не нуждается ли он в женщине для уборки.

— Хоть задаром буду ему убирать, если он по четвергам станет меня осматривать, пропишет хороших лекарств.

— Но вы же, наверное, обращались в поликлинику?

— Некогда, милая, некогда мне сидеть в приемной. Бегать по лабораториям. Клянчить, чтобы сделали рентген. Вот тут у меня, в связке, ключи. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница. Ну когда мне ходить по докторам? А кабы я по четвергам могла дожидаться доктора в его собственной уютной квартирке — я бы еще долго в силе была. Очень долго, уверяю вас. А надо, милая, надо. В домашней работнице люди нуждаются все больше. Нынче нас днем с огнем не сыщешь. Вымираем, как раки в ручьях, как дикие козы в горных лесах. Я очень вам нужна, Геленка? — Глаза старухи сияли каким-то внутренним светом.

Геленка молча кивнула.

— Всем я нужна! Все работающие люди хотят отдыхать в чистоте. Знаете, как нервничают мои хозяйки — доктора, инженеры или учительницы, когда их отправляют на пенсию? Им хуже, чем мне, — никто бы не доверил им ключей от своего дома! Так и будут сидеть, замурованные в четырех стенах, до самой смерти. Стариков теснят молодые. Надо уступать им дорогу. А мне никому не нужно уступать, золотце мое. Кому нынче охота жить, как жила я? Безмозглой я, право же, не была и жизнь прожила неплохую, но теперь люди загордились. Глупая это гордость, глупая! Ну что тут унизительного — услужить другому? Каждый человек кому-то служит! Ха! У какой из женщин к семидесяти годам скоплено на два кругосветных путешествия? Я бы уже могла вовсе не работать, да вы во мне так нуждаетесь. Могу среди вас выбирать. Вот эта и эта по-настоящему трудятся и не пренебрегают человеком. Они заслуживают мою помощь. Я им нужна. Знаете, как приятно сознавать, что не даром живешь? Получаешь от работы удовольствие. Теперь я буду ходить только к тем хозяйкам, которым помогаю с удовольствием.

— Вы собираетесь покинуть нас, тетя Грушкова?

— К вам я непременно буду ходить, Геленка, непременно. Возле молодых мне как-то лучше.

Примерно через год после смерти Эвочки в связке пани Грушковой уже были ключи только от квартир молодых хозяек. Каждый день около четырех она запирала чужую квартиру на два оборота и ехала автобусом в Соловьиную долину. На кладбище, красивом, как парк, украшала Эвочкину могилу свежими цветами, минутку стояла в задумчивости и пускалась в путь по кладбищенским дорожкам.

Дамы, у которых она служила в молодости, покоятся в пышных могилах с крестами и гипсовыми статуями. Могилы тех, кому она служила в лучшие свои годы, обычно без крестов, но тоже скромностью не отличаются. Скромнее всего выглядят могилы ее хозяек последнего пятнадцатилетия, но их тут совсем немного, обычно хозяйки этих лет покоятся на кладбище крематория, в другом конце города. Нынешние ее хозяйки молоды, каждая чем-то напоминает Эвочку. С ними можно говорить по-матерински. Они выслушают, если надо, спросят, поделятся заботами, и по глазам их прочитаешь, что тебя и твой труд они уважают. А если сморит тебя усталость и ты уберешь в их квартире кое-как, а то и вовсе не уберешь, ни одна не скажет:

— Давайте простимся, пани Грушкова. Не нужно больше приходить — в этом нет смысла.

Сказать так они просто не умеют. И Эвочка бы не сумела. Правда, случается, та или иная забудет оставить на кухне деньги, однако старая Грушкова не напомнит, как бывало:

— Прошлый раз, милостивая пани, у вас были неожиданные расходы?

Зачем? Какая из этих молодых женщин может мечтать о кругосветном путешествии? Им все некогда, а потому остается только завидовать ей, Грушковой, да надеяться, что когда-нибудь, под старость…

Перевод со словацкого В. Каменской.

Осень прошла, зима не настала. Междуцарствие. Утром заигрывало солнце, а сейчас и собаку на улицу не выгонишь. Дождь хлестал землю короткими и яростными очередями.

Кноблох глядел в окно и усмехался. Все идет как по заказу. Ресторан будет полон. Правда, Лысаку его просьба насчет того, чтобы сегодня опять попробовать, не очень-то понравилась. Он все как-то жался, когда Кноблох пришел к нему утром, но под конец махнул рукой. Лысак не любит музыку. И ему жаль двух столов, которые ради этого придется вынести. Пока рестораном «На развилке» командовала Янакова, все было проще, Янакова всегда проявляла понимание.