Ян Ленчо - Соло для оркестра

Что найдешь в земле либо на земле — все сгодится. Но ты расстарайся сделать найденное лучше. Взять песок: перво-наперво просей его хотя бы, чтобы в самый раз был на раствор. Так и во всем поступай. Молоток — он и есть молоток, а на какую попало ручку ты его не насадишь. Топорище самое наилучшее из ясеня либо вяза, ах, кабы только он у нас рос! Рука-то, она через неделю сразу почувствует, что́ лучше держать и что легко из проуха не выскочит.

И надо знать, на какой камень какой инструмент годится; когда плоское долото, скарпель, когда острокосое, когда шиповое, а когда зубило, смотря по тому, с каким камнем дело имеешь, твердым ли, легким, или надо тебе, чтоб стена была гладкая и округлая. Многому научат тебя другие, многому сам научишься, кой-чего и забудешь, не без этого.

Я себе сказал, что, покамест не найду кусок красивого белого камня на памятник, цельный, нетронутый, до тех пор не помру. А тогда уж пускай и отходную мне сыграют…

Вот только не люблю я музыкантов. Ихнее пиликанье ухо мне режет. Не могу слушать их ни по радио, ни когда на Петра и Павла под вербами в саду на задах играют. То ли дело добрый заряд пороха — вот музыка для моего слуха, после этого я хорошо сплю. Но и я играл раз в оркестре с музыкантами. В Олтариках за костелом, пятьсот метров позади него, есть небольшая выемка. Я сидел там в камнеломне, а Йожка Гевер мне из окна на башне знак подавал. Когда священник с министрантами обходить костел начинали, я взрывал малый запал. И тут же принимался играть духовой оркестр. Я с вечера набурил целую батарею запалов, мог от сигареты их поджигать. Вот меня и прозвали бомбардиром-капельмейстером, ты знаешь.

Говоришь, не нашел ли я себе белый камень? Нетронутый? Да я уж, видать, и не найду, сынок. Старый я.

Перевод со словацкого И. Ивановой.

Иду это я по площади — и кого же встречаю? Нашего директора. Длинный, прямой, как палка, в зубах трубочка — идет попыхивает.

— Прогуливаемся, прогуливаемся? — говорю вежливенько.

А он мне на это резко:

— Здравствуй, парень, добрый день!

Что поделаешь, если тебе желают доброго дня, пусть и у него день будет такой же. И я находчиво отвечаю:

— Добрый день, товарищ директор школы! Как чувствуете?

— Чего-о? — Его аж перекосило.

— Говорю, хорошо ли себя чувствуете? Уважаемая пани директорша жива ли здорова?

Нам в деревне все известно. Пани директоршу с весны мучает ревматизм в левой ноге и три дочери. Все они вышли замуж, две за родных братьев из Леска, а третья за их двоюродного брата из Витановой.

Наш паи директор встал посередь площади, вынул трубку и таращится на меня, таращится.

— Ты из какого? — спрашивает он меня, когда мы уже порядком намолчались и я собрался идти дальше.

— Чего из какого? — прикинулся я дурачком.

— Из «бе»?

— Из «бе», Динка у нас был классным.

— «Товарищ учитель», парень!

— Ага, — говорю я равнодушно. — Он был у нас, а теперь где?

— Несчастный человек!

— Господи! — испугался я. — Помер, что ли?

От удивления у меня чуть не вылетел передний зуб — он давно качался. «Несчастный»! Сколько раз приходил он в школу пьяный и еще в дверях кричал: «Сегодня вас учу я!» Мы сразу понимали, что нам лафа, — он доставал из стола мяч, делал во дворе первый символический удар по мячу и, пока мы играли, отсыпался в кабинете. Через три часа вываливался во двор, продирал глаза и спрашивал, устали ли мы наконец. Не дожидаясь ответа, он со вздохом говорил: «Футбол гоняете, а кто знает, что из вас вырастет?» И отпускал домой. Такой хороший был человек, человек чистого сердца и спортивного склада.

— Поди сюда! — сказал директор. — Подойди ближе!

Э, думаю, что-то тут не то, но подошел. Что он мне может сделать? Я теперь в училище учусь, пусть только попробует!..

Он посмотрел на меня вблизи и спрашивает:

— Ты точно из «бе»?

— Точно.

— Придется мне огорчить товарища учителя Динку — какую змею пригрел он на своей груди, сколько энергии зря убил! Змея ты неблагодарная, видит своего директора и слова толком сказать не может!

Наш директор совсем сбрендил. Я же его встретил, а не Динку. И разве я не поздоровался? Поздоровался! И при чем тут змея! Динка зоологии нас не учил.

И говорю ему:

— Да ладно, товарищ директор, не расстраивайтесь! Зайдем лучше к Обтуловичу на обед, ей-богу, суп у них отменный, возьмете себе к супчику рому и пива, а я возьму себе слоенку. И без всяких церемоний. Пойдемте!

Он оскорбленно поглядел на меня, повернулся на пятке — там до сих пор вмятина — и затопал напрямик через площадь в сторону гордости нашего города — парка с фонтаном. Я за ним не пошел. До чего безликий человек, и ни крошечки спортивного духа! То говорит, что Динка помер, а потом такое несет, что не поймешь — хвалят тебя или ругают. Провалиться мне на этом месте, если я что-то понял! Из турне по Южной Америке напишу ему письмо: «Добрый день, товарищ директор, добрый день! Пишу вам из самой Мараканы вечным пером. Бельгия прекрасная страна, и растут тут по большей части тюльпаны. Что касается моей особы, чувствую себя хорошо, не голоден, досадно только, что послал мяч прямо в Гондурас. Погода такая, что хочется полюбить полярные ночи. Привет Леску и Витановой».

Директор ведет географию, и если не лопнет от злости, то наверняка трёхнется.

Когда я размечтаюсь, каким буду футболистом, у меня сразу настроение повышается. К примеру — встану перед костелом, обопрусь о липу, подожду, пока кому-нибудь захочется меня сфотографировать. Со временем во будет документальный снимок для прессы: «Наш спортсмен в былые времена под родной липой».

Сегодня я простоял там часа два, никто и не заметил. Какая ж тупая публика, землячки́ называется! Когда-нибудь пожалеете. Съедутся журналисты со всего света, станут расспрашивать, интересоваться, где я любил бывать, а вам нечего сказать будет. Подождите. Как пригодился бы вам снимочек-то! Деньги станут совать, а вам и показать нечего — снимочка-то нет! А какие у вас созданы условия для роста меня как спортсмена? Никаких не создают! Стадион у нас паршивый, поле слишком узкое, и к тому же далеко за деревней, на берегу реки. Река называется Орава. Не большая она, не маленькая. Перед Кралёванами впадает в Ваг, а Ваг уже вполне приличная речка. Я не треплюсь. Прошлый год мы играли там с ребячьей командой и проиграли четыре — ноль, потому что был плохой судья, ни разу за всю игру не дал свистка.

Стадион на берегу реки — ужасно неудобная штука. Только на моей памяти два мяча унесло в Подбел, а уж сколько в Колковку — и не сосчитать. Вроде бы его собираются сломать и построить новый на другом конце деревни, под Станковой, на берегу Оравицы, известной своей форелью. Это при том, что у нас есть две отличные ровные площади. Но комитет [4] Речь идет о местном органе власти — национальном комитете. не убедишь, все его к воде тянет. Хорошо сказал тогда парикмахер Лойзко в марте на совещании в городском управлении: