Даша Полукарова - Время невысказанных слов

У нас с ним прямо какие-то трогательные отношения с этой датой. Каждый год что-нибудь веселенькое да происходит.

Мы всю ночь накануне ругались… нет, не ругались, все ссоры закончились раньше. Я встретила его тарелкой, которой с наслаждением хотела запустить ему в голову, но вместо этого разбила об пол.

— С ума сошла? — спокойно поинтересовался он, проходя в кухню. И этот его вечно спокойный дурацкий тон и ироничное выражение лица — ну-ка, посмотрим, насколько у тебя хватит терпения — доводили меня до белого каления.

— Ты помрешь одиноким стариком на своем рабочем месте, а не дома в окружении семьи, — пообещала я мрачно, когда закончились силы орать. Стакан с водой дрожал в моей руке, и я тяжело поставила его на стол.

— Многообещающе, — отозвался он, уходя из кухни. И я видела лишь его прямую спину и чувствовала это долбанное самообладание, исходившее от него волнами.

— Можешь объяснить, в чем дело?

— Пожалуйста, я даже список составила.

— Что, правда, что ли?

— Нет! — крикнула я. — Тебя никогда нет! Последние два месяца ты постоянно переносишь дату прилета, откладывая почти на неделю и сокращая пребывание в Питере, как будто я даже не стою того, чтобы освободиться ко мне раньше.

— Ты же знаешь, что это моя работа, — развел он руками, разгружая свой саквояж с вещами. — Мы сто раз с тобой говорили об этом, я предупреждал тебя, в конце концов, чем это может обернуться!

— Какой молодец, он предупреждал! Даже расстаться предлагал, предусмотрительный наш, а потом я его уговорила, нет, заставила! — руки все еще дрожали, и я не знала, куда их засунуть. — Заставила жить со мной! Навязалась, перевезла свои вещи…

— Варь, не говори ерунды, — он на секунду оторвался от чемодана и посмотрел на меня. — У нас просто тяжелое время, вот и все. И на работе постоянные напряги…

— Я тебе уже все сказала про твою работу, — заметила я. — Твоя работа тебе дороже всего. И это правда, не отпирайся. Тебе приятно приехать сюда на три дня — есть куда и к кому, трахнуть меня, позвонить бабушке по телефону, потому что заехать ты опять же из-за работы не успеваешь, и улететь назад с очередным заданием! А ты еще и даты постоянно переносишь.

— Ты знаешь, что я люблю тебя!

— Ты думаешь, можно это брякнуть и бежать дальше с чувством выполненного долга? Сказал и исчез, как здорово, тешься, Варвара!

Мы посмотрели друг на друга.

Он отвернулся.

— Ты неправа.

— Я ухожу от тебя, — сказала я быстро.

Он резко повернулся, толкнув чемодан. Тот раскрылся, теряя остатки вещей.

— Что?!

— Может нам стоит отдохнуть друг от друга? Может… так что-то прояснится!

— Ты действительно этого хочешь? — он взглянул мне в глаза.

— Да, — я не дрогнула. Я действительно этого хотела. Избавиться от наваждения. Освободиться от постоянного ожидания какой-то катастрофы.

Я сама создала эту катастрофу.

Он долго вглядывался в меня, то ли ожидая продолжения, то ли подвергая мои слова сомнению.

— Ну что ж, — он отвернулся. Подошел к стенке и зашарил там, не меняя тона и не глядя мне больше в глаза. — Если ты этого хочешь… Может быть, ты и права.

— Эгоистичная скотина, Стрелин! — не выдержала я.

— А что? — он вроде бы даже удивился. — Останавливать я тебя не буду. Не привык действовать против чужой воли.

И ушел на балкон, достав припрятанную пачку сигарет.

А ведь как он хорошо изучил меня! Или просто всех женщин? Я ждала, конечно, ждала, что он остановит, запретит, закроет все двери на замки, обнимет, привычно протянет: «Ну что ты выдумала, глупая моя?..»

Но едва он вышел, как я поняла, что это даже к лучшему, что он не остановил.

Я была дико зла. Я накапливала в себе злость все время до его приезда — не хотела высказывать по телефону, да он и не так уж чтоб очень часто звонил в последнее время.

И потом, у меня была еще одна причина, чтобы уйти. Она раздражала меня весь последний месяц, тянула на дно, мешала спать, за неделю истратила все сигареты в моей пачке, припасенной на месяц. Разговор. Разговор в предпоследний приезд Стрелина. Я думала о нем, даже когда Артем был в Санкт-Петербурге, думала ночью, глядя на его загорелую спину и лицо, повернутое ко мне…

Пока я собирала вещи, Стрелин курил на балконе. Ни разу не вышел оттуда. Много скурил, наверно, больше, чем за весь год. Было четыре часа утра. Я вызвала такси и уехала к Никите.

…Я не собиралась останавливаться. Я знала, что мне нужно. Танцы. И сейчас. И всегда. Слишком долго я не танцевала. Слишком долго. То, что было в театре Смирнитского, не считается. Так, разминка, работа, требовавшая от себя слишком много сил — сложнее было все это поставить, поэтому я не ощущала эйфории от танца. Тогда я, помнится, вообще не ощущала никакой эйфории. Протянуть бы день до вечера — и ладно. Все на шаг ближе в Питеру.

Питер был избавлением. Так я думала. Но на самом деле избавлением был весь тот путь, что я прошла. Работа, отношения в семье, театр Смирнитского и самое главное — Максим.

Я пыталась танцевать в коллективе Насмешевой несколько месяцев, но, признаться честно, это тоже нельзя принимать во внимание. Так, жалкие попытки снова выбраться на сушу.

Это было сродни возвращению в полузабытый детский мир, откуда был изгнан с позором. Я заново открывала для себя его, с неожиданным восторгом и изумлением встречая каждую попадающуюся на глаза знакомую деталь. На каждом кастинге я с неясным чувством входила в комнату, где переодевались и растягивались, разминаясь, десятки юношей и девушек, которые тоже были или хотели быть частью этого мира.

Когда-то Смирнитский был прав, сказав, что однажды мне все равно придется вернуться к этому. Но тогда это было как откат назад, сейчас я готова была идти дальше.

…Я облокотилась на парапет и бросала в Фонтанку подобранные во дворе листья. Желтые, оранжевые, красные. Они расправлялись в воде, и ветер тут же уносил их куда-то вперед, готовых к долгому плаванию. А ведь вполне возможно, что какой-то из этих листов увидит много всего интересного. Другим же суждено навсегда утонуть или уткнуться в каменную стену.

Что готов показать Санкт-Петербург тому, кто хочет увидеть?

У преподавателей из «Академии танца» я нашла телефон Марины Яковлевны Старостиной. Той, при одном упоминания о которой, сегодня разошелся Кригер.

Это была девушка лет 25, темноволосая, с быстрым и уверенным взглядом карих глаз, энергичная и влюбленная в танец. Тоже в прошлом занималась бальными танцами, была чемпионкой Европы. Потом решительно подалась в жанры уличных танцев и полностью переключилась на них.

Мы вспомнили боевое бальное прошлое, своих преподавателей, и почти тут же подружились. В последнее время Старостина все любила повторять, что я очень похожа на нее, а еще чтобы я не раскисала, а моталась, как ненормальная по кастингам, чтобы стало легче.