Даша Полукарова - Время невысказанных слов

— Так, — в полной тишине проговорила Вика Хромова. — От этой дуры мы избавились, что же нам теперь делать?

— А вот Варвара, — ядовито растеклась Анжела. — Варвара определенно могла бы помочь нам с этим вопросом. Она же так долго занималась танцами!

Я взглянула на нее, все еще не понимая, что она имеет в виду.

— А ведь точно, Варька! — Это Игорь выскочил откуда-то сбоку. — Ты же сама этим занималась, лучше всех хореографов понимаешь, что нам нужно, почему бы тебе ни взяться за это дело?

— За это дело? — переспросила я.

— Да, — подхватила Анжела, — почему бы тебе ни поставить эти танцы самой? Мы, конечно же, будем помогать по возможности. А с тебя… ну, так сказать, идея.

— Да вы что? — оторопела я. — Самой поставить все танцы?

— Ну мы же поможем, — заметила Вика, которой эта идея, похоже, тоже начала нравится. — Ты, мне кажется, будешь отличным хореографом.

— И к тому же, кто как не ты выгнала эту дуру отсюда? — подхватил еще кто-то сзади.

— Но вам же она сама не нравилась!

Но меня уже никто не слушал. Все восхитились этой идеей и теперь активно ее обсуждали. В своих разговорах они уже, похоже, были на премьере!

— Слушайте, вы не понимаете, как это сложно одному человеку…

— А эта девочка-одуванчик тоже сама все собиралась ставить! Ты же не глупее ее!

— Да причем тут глупость… — тихо проговорила я.

— Ты же понимаешь, что Смирнитский не будет искать новую хореографшу, особенно если узнает, что она нам просто не понравилась. Он скажет, что уже искал, еще раз делать это не собирается, — это Анжела проговорила спокойно. Вот кто был инициатором всего действа.

— Я же прекрасно понимаю, что никакой помощи я не увижу — это только слова, — ответила я. — когда дойдет до дела, все сразу разбегутся!

— Ты что же, не веришь в нас? — насмешливо поинтересовалась Анжела.

— Ну как вы не понимаете, я не смогу! — они не хотели видеть очевидного. Им нужно было лишь избавиться от проблемы.

— Ты едва не отказалась от главной роли из-за танцев, но однако прошла по отбору и осталась. Значит, решила, что сможешь танцевать. Если так, сможешь поставить и номера.

Я покачала головой.

— Это совсем другое.

— Разве?

Я только махнула рукой и вышла из зала. Что я могла сказать? У меня не было аргументов.

Я была зла на себя. Ну, кто просил вылезать вперед?

Да нет, все правильно. Мы бы не смогли сработаться с той девочкой. Рано или поздно кто-нибудь все равно бы высказался! И потом, Трубецкая, признайся честно, тебя бы не устроила ни одна кандидатура хореографа! Ты бы непременно вмешивалась в это дело сама — это же танцы, как ты не понимаешь?!

Я понимала. И понимала своих «театралов». И понимала, что неправа. Выгнала эту тетку и теперь в кусты? А отвечает пусть кто-нибудь другой?

Все было тихо. Телефон мой молчал — никто не звонил и не устраивал истерик по поводу моих самовольных выходок. Скорее всего, все было неспроста. Группа просто устроила мне бойкот. Я не знала, как выкрутиться.

Дело было в танцах, опять же в них. Камень преткновения. Не только в том, что ответственность и большая работа для хореографа, но и обещание, которое я дала себе. Не танцевать. Просто и ясно. Только вот держаться не удается и месяца — похоже, где-то там наверху все решено за меня.

С этими пагубными мыслями в одно утро я выглянула в окно и обомлела, увидев на асфальте надпись: «ВАРЬКА! ТЫ НАШ ХОРЕОГРАФ!»

— Боже мой, — проговорила я. — Боже мой.

В тот же вечер я пришла в зал, где по договору у нас должна была быть танцевальная репетиция.

Все уже были на своих местах. Переговаривались, шутили, смеялись — особенно не волновались судя по всему. При моем появлении замолчали.

— Хорошо, — сказал я и остановилась перед сценой. — Я согласна. Но только при одном условии — уж не обессудьте.

Несколько человек кивнули.

— Если вы поручает мне должность хореографа, то будете слушаться меня, договорились? Никаких отклонений, нытья, жалоб, что слишком сложно, слишком долго репетируем, слишком глупые движения, понятно?

— Понятно-то понятно, только как нам быть, если движения и правда будут глупые? — это Анжела высказалась. Я, собственно говоря, и не ждала, что она будет молчать.

— В таком случае, — я посмотрела на нее. — Выбирайте другого хореографа. Я сложу с себя все полномочия. И это будет честно, потому что нам придется поставить не менее десяти танцев, а я у нас еще обыкновенные репетиции, плюс у всех еще свои дела, работа, школа и так далее. Так трепать себе нервы я не согласна. Договорились?

— Да, конечно, — нестройным хором отвечали все.

— Отлично. — Я закинула сумку на сцену, села сама. — А теперь давайте подробно посчитаем, сколько нам нужно поставить танцев, и какими они должны быть.

Я вышла из кафе, чувствуя себя навьюченной лошадью.

— Варвара! — я обернулась.

— Борис. Привет.

— Привет. Вот уж не думал, что еще увижу тебя.

— Хм, ты стоишь в… — я вскинула руку, — в 11 часов вечера у дверей кафе, где я работаю, и сомневаешься, что такое возможно?

— Да, просто… я уже завтра с утра уезжаю, не думал, что придется увидеться.

— Ах, в Москву… — заметила я.

— Ну да. Слушай, что мы стоим? Давай я тебя подвезу.

Я только сейчас обратила внимание, что он облокачивается на машину.

Я прищурилась.

— Не волнуйся, в лес я тебя не завезу и расчленять не буду, — заметил он, открывая передо мной дверцу.

— Подобное замечание не может не радовать, — чопорно откликнулась я. Он засмеялся, уселся рядом.

— Так куда тебя?

Я назвала адрес. Поставила себе на колени свой груз.

— Что это у тебя за поклажа? — поинтересовался он.

— А, это… бабушка варенье варит, все просила привезти ей ее банки, которые она у нас дома оставила. Ну а нам все некогда, я вот только сейчас после работы и собралась.

— А тебе не кажется, что бабушки в такое время уже спят?

— Моя не спит, — хмыкнула я. — У нас сегодня что, среда? Она по средам с подружками режется в преферанс на деньги. Играют допоздна.

— С трудом представляю, если честно, — засмеялся Борис.

— Ну да. Они много курят, ругают друг друга, обличают в мошенничестве, а между делом ведут культурные разговоры об опере и прошлых временах.

— Ну и бабушка! Вот ты в кого наверное пошла!

— Ну да. По крайней мере, мама моя утверждает, что у нас одна и та же аферистская порода.

— Аферистская! — фыркнул Борис, останавливаясь на светофоре. — А что отец по этому поводу думает?

Я посмотрела в окно.

— Мой отец умер. — тихо сказала я. — Да и до того-то с нами не жил.

— Прости, пожалуйста. Мой отец тоже умер. А я даже не был на его похоронах.

Я взглянула на него. У него было задумчивое лицо, глаза казались почти синими.