Мюриель Барбери - Элегантность ёжика [litres]

Увидел ли он адские круги? Каково это: родиться после того, как побывал в преисподней? Как оживают зрачки на остекленевших глазах? Где начинается борьба и где она иссякает?

Так, значит, камелия…

В восемь часов вечера Поль Н’Гиен появился на пороге привратницкой, едва удерживая в руках свертки, и с улыбкой сказал мне:

– Месье Одзу все еще не вернулся, его задержали в посольстве. Там какие-то сложности с визой, поэтому он попросил меня передать вам вот это.

Он положил свертки на стол и протянул мне письмо в конверте.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Может быть, чайку или еще чего-нибудь?

– Спасибо, – поблагодарил и он. – Но у меня еще столько дел… А ваше приглашение, если позволите, я приберегу на будущее.

И снова улыбнулся так тепло и радостно, что и у меня на сердце потеплело.

Оставшись в кухне одна, я села, положила свертки на стол и открыла конверт:

«Он вдруг испытал приятное ощущение холода по жарким вспотевшим плечам. Он взглянул на небо во время натачивания косы. Набежала низкая тяжелая туча, и шел крупный дождь».

Пожалуйста, примите мои подарки попросту.

Какуро

Летний дождь, упавший на плечи Левина во время косьбы… Какуро так растрогал меня, что несколько минут я сидела неподвижно, прижав руки к груди. Потом один за другим развернула пакеты.

Шелковое жемчужно-серебристое платье с небольшим стоячим воротником, перехваченное черным атласным пояском.

Шелковая пурпурная накидка. Легкая и плотная, словно порыв ветра.

Лодочки на невысоком каблуке из зернистой черной кожи, такой мягкой и такой тонкой, что я прижалась к ним щекой.

Я любовалась платьем, накидкой, туфлями.

За дверью мяукал и царапался Лев – просился домой.

У меня по лицу текли сладкие слезы, в груди разворачивала лепестки нежная камелия.

На следующий день в десять часов утра в дверь привратницкой постучались.

Стучал здоровенный верзила, одетый в черное, в шерстяной темно-синей шапочке и в высоких военных ботинках, какие когда-то маршировали по Вьетнаму. Это Тибер, дружок Коломбы и чемпион мира по бесцеремонности.

– Я ищу Коломбу, – сказал Тибер.

Звучит комично, не правда ли? Куда поэтичнее было бы: «Я ищу Джульетту, – сказал Ромео».

Итак: «Я ищу Коломбу», – сказал бравый Тибер, который не боялся ничего, кроме шампуня, что обнаружилось, когда он снял с головы шапку. Не подумайте, что из вежливости. Жарко стало.

Как-никак на дворе май!

– Палома сказала, что она здесь, – прибавил он. Подумал и еще прибавил: – Блин.

Палома, ты хорошо пошутила!

Я быстренько выставила его вон, и в голове у меня зашевелились причудливые мысли.

Тибер… Такое громкое имя и такой невзрачный хозяин… Я припомнила писанину Коломбы Жосс, тишину доминиканской библиотеки… потом почему-то подумала про Рим – хотя понятно: Тибер, почти Тибр… Неожиданно всплыло лицо Жана Артанса… А следом я увидела его отца с нелепым бантом на шее… Столько людей, столько миров, все чего-то ищут… Как мы можем быть такими одинаковыми и жить каждый в своей вселенной? Одинаково сходить с ума, но на разной почве, по разным причинам, из-за разных страстей? Тибер… Я почувствовала смертельную усталость – я устала от богатых, устала от бедных, от всего этого фарса… Лев спрыгнул с кресла и стал тереться о мою ногу. Растолстел он из чистой филантропии. У моего кота щедрая благородная душа. Он улавливает малейшие мои вибрации. А я устала, очень устала…

Пора бы уже чему-то кончиться, а чему-то другому начаться.

К 8 часам вечера я была готова.

Платье и туфли сидели идеально (как раз мои размеры – 42 и 37).

Накидка совершенно в римском стиле (60 сантиметров в ширину и 2 метра в длину).

Волосы я помыла шампунем 3 раза, потом высушила волосы феном «Бабилис» (1600 Вт), потом 2 раза расчесала вперед-назад, слева-направо, и наоборот. Результат потрясающий.

Четыре раза я садилась и 4 раза вставала, стало быть, сейчас стояла, не зная, что бы еще такое сделать.

Может, снова сесть?

В шкафу за стопкой простыней лежал футляр с сережками, которые достались мне от Иветты, моей зловредной свекрови: 2 подвески старинного серебра с каплевидными гранатами. Я достала их и с 6‑й попытки вдела в уши, теперь у меня такое ощущение, как будто в мои бедные растянутые мочки вцепились 2 пузатые кошки. Пятьдесят четыре года без всяких украшений усугубляют муки сборов. Я и губы слегка подкрасила помадой «темный кармин», купленной 20 лет назад по случаю свадьбы одной из кузин. Меня всегда бесило, насколько долговечны такие чепуховины, тогда как драгоценные человеческие жизни гибнут на каждом шагу. Я принадлежу к тем 8 % населения земного шара, которые заслоняются от страха и беспокойства цифрами.

Какуро Одзу 2 раза стукнул в дверь.

Я открыла.

Какой он красивый! Антрацитовая куртка со стоячим воротником и отделанными шнуром петлицами, прямые брюки в тон и мокасины из мягчайшей кожи, похожие на домашние, но высшего класса. Все вместе очень… по-евразийски.

– До чего же вы хороши! – сказал он мне.

– Благодарю вас, – ответила я растроганно. – Вы тоже выглядите прекрасно. С днем рождения!

Какуро улыбнулся. Я старательно заперла дверь, закрыв ее за собой и перед носом Льва, задумавшего прорыв. Какуро подал мне руку, и я оперлась на нее, чувствуя, что моя немного дрожит. «Только бы нам никого не встретить», – молилась внутри меня упрямая частичка Рене-подпольщицы. Сколько ни прощалась я со своими страхами, но пока еще не была готова стать притчей во языцех на улице Гренель.

Случилось то, чего следовало ожидать.

Не успели мы подойти к входной двери, как она открылась нам навстречу.

Вошли Жасента Розен и Анн-Элен Мерисс.

Вот незадача! Что же делать?!

Деваться некуда!

– Добрый вечер, – пропел Какуро и, буквально волоча меня за собой, проворно обошел их слева. – Добрый вечер, милые дамы! Мы опаздываем, поэтому приветствуем вас и бежим со всех ног.

– Добрый вечер, месье Одзу, – жеманно отозвались они, поворачивая головы, точно их тянули за веревочки. – Добрый вечер, мадам, – поприветствовали они и меня (это меня-то!), улыбаясь во весь рот и показывая все свои зубы.

Честное слово, никогда не видала разом столько зубов.

– Приятного вечера, мадам, – просюсюкала Анн-Элен Мерисс, с жадностью рассматривая меня, когда мы с Какуро уже выходили из подъезда.

– Спасибо, спасибо! – прожурчал Какуро и подтолкнул ногой створку двери, закрыв ее за нами. – Кошмар! – рассмеялся он. – Если б мы остановились, задержались бы на час, не меньше.

– Они меня не узнали, – сказала я и пораженно застыла посреди тротуара. – Они меня не узнали!