Александр Семёнов - Редкие девушки Крыма

– Этого даже командиры не знали. Вполне вероятно, что обе.

– И кого бы вы послушали, думали об этом?

– Думали. И решили, что в любом случае не будем стрелять в людей.

– А если бы приказали?

– К чёрту такой приказ.

– Накажут за невыполнение?

– Зато совесть чиста.

– Армия хиппи, – сказала Марина, – дети цветов, вам ещё надо пацифики на эти, как их? – указала на плечо.

– Шевроны?

– Наверное.

Здесь мы закончили спор и отправились ужинать в кафе, куда вскоре, созвонившись со мной, подошла и Таня. Назавтра она водила Марину за покупками по каким-то своим, девичьим местам. Вечером мы втроём слушали в Мариинском театре «Евгения Онегина».

– Теперь давайте вы ко мне, – сказала Марина через несколько дней, прощаясь в аэропорту. Мы обещали и с тех пор не раз говорили об этой будущей поездке, прикидывали, интересовались…

Летом и Таня сильнее прежнего ощутила страсть к фотографии, но теперь хотела быть по другую сторону объектива. Снимали её профессионалы и очень классные любители. Портретов становилось всё больше: крупные планы с выразительным, глубоким взглядом, почти всегда печальным, – утверждала, что так просят мастера, им виднее, – или сцены, где представала одна и с другими девчонками то в платье, то в костюме с бабочкой, то в каком-то античном хитоне. Однажды спросила, как бы я посмотрел на идею сняться обнажённой: «только один раз, фотограф – девушка, с мужчинами об этом даже не разговариваю». Я не возражал и даже не видел здесь повода для вопросов: хочешь – снимайся. А чуть позже и сам прибавил к её коллекции несколько удачных кадров.

В августе к нам в гости наведался Серёга Изурин с подругой и неожиданно оказался выше меня, хотя в школе всегда был чуть меньше. Подругу звали Оля, кто бы сомневался, но другая Оля, не Елагина. Главным впечатлением Мексиканца стали художники на Невском: сказал, что однажды бросит всё, приедет и будет так же рисовать. «А я буду носить обед в термосе», – поддакнула Оленька.

Стоило им уехать, как ранней осенью нагрянула Танина двоюродная сестра. «Маша, без китайских церемоний!» – сказала она, крепко пожав мне руку. Она приехала на учёбу от компании по продаже косметики, где работала несколько лет и добилась таких успехов, что ей оплатили проживание в недорогом отеле. Но с семинаров и новомодных тренингов она сбегала как можно раньше и вместе с Таней или одна бродила по городу; когда же обе появлялись в нашем доме, то норовили разнести его вдребезги, как некогда Памела и Кристина – замок старшего Лучникова.

У них появились совместные фотографии, сделанные той девушкой, что снимала обнажённую Таню. Новая серия была не проста: роскошные апартаменты, резная мебель – сразу видно, настоящая старинная, не муляж, – камин, тёмный паркет, розы на столе, мягкий плед на кровати; на этом фоне контрастно выделялись тела, а сюжеты прямо-таки кричали: опасные соседи эти двоюродные, чрезвычайно опасные…

– Может быть, не только теорией вы раньше занимались? – спросил я.

– Брось, это древняя история, времён очаковских… Просто у Маши была хандра: я тётя под сорок, жизнь заканчивается, всё прошло, завяли хризантемы. Но, во-первых, ещё не сорок, а во-вторых, ты бы сколько дал, если бы увидел впервые?

– По лицу не больше тридцати. По тому, что ниже, – наверное, двадцать пять.

– Вот. Показала это наглядно. Нравятся фотографии?

…Никогда не слышал от неё слово «фотки».

– Изумительно! – ответил я.

– И прекрасно. И не думай о ней, а то буду ревновать, как к Ленке.

Я всё же немного подумал, затем перестал. Минул год нашей жизни на улице Севастьянова. Осенью в запас уволился мой отец и вместе с мамой переехал в Питер. Перебрались в Елец и Танины родители. Таня съездила к ним на десять дней – одна, я заменял на работе Аркадия и с трудом находил время даже пообедать. Вернулась, и мы стали замышлять грандиозную поездку в Крым. Подумать только, провели там большую часть жизни и ни разу не видели генуэзских крепостей. На руины Херсонеса глядели нехотя и вскользь. Не интересовались ни Большим, ни Малым каньонами. В силу атеистического воспитания не замечали храмов. В музее Грина были однажды с экскурсией и вовсе не были у Чехова в Ялте и у Волошина в Коктебеле. Не пробовали шампанское в Новом Свете. Не поднимались на Кара-Даг, Чатыр-Даг, не фотографировали с Ай-Петри море и берег… Наступало время восполнить эти пробелы и, кстати, заехать по пути к Маринке. А потом можно будет задуматься об официальной регистрации и, пожалуй, увеличить семью…

Чувствую, начал вязнуть в событиях повседневности. Дай мне волю – утонул бы совсем, чтобы только не доплыть до того июньского вечера, когда, вернувшись домой, услышал от Тани, что она уходит.

Никаких причин для этого я не видел. Утром всё было хорошо, ночью, вчера, неделю назад, месяц… Ни одного намёка.

– Нашла кого-то другого? – спросила моя пустая оболочка, пока сознание, опрокинутое этой новостью, слушало отсчёт: «семь… восемь… девять…»

– Да. То есть… Не знаю, ничего не знаю! – воскликнула Таня и продолжала тише: – Просто всё изменилось. Хотела уйти, пока тебя не было, оставить письмо, но не могу. Решила дождаться…

Села на кровать и в голос расплакалась. Я и раньше видел её слёзы, но то были капли на ресницах, а сейчас… Даже не представлял, что она способна на такой бурный поток.

…Недавно пошла заниматься в автошколу, на днях, смеясь, рассказывала, как пытается отучить инструктора, старичка-боровичка, называть её Танькой. «Я Татьяна Андреевна!..»

– Что ты выдумываешь, Таня? – спросил, присев рядом.

– Надо, – выдавила она и обхватила меня за плечи. – Сашка, ты всегда будешь для меня самым лучшим и самым главным… но так надо.

– А как же «всё изменилось»?

– Кроме этого…

И зарыдала сильнее. Я чувствовал, что она говорит правду о самом лучшем и главном, просто с кровью, по живому себя отрывает.

– Никуда тебя не отпущу, – сказал я.

Таня молча вздохнула, и почему-то именно в этот миг я понял, что её решение окончательно, держать бесполезно. И, когда она поднялась, не шевельнул и пальцем.

– Я возьму немного? – взглядом указала на ящик, где мы хранили сбережения. – Четверть?

– Да хоть всё.

– Не надо всё… Четверть.

– Что скажу Свете с Вадимом?

– Придумай что-нибудь. Сашенька, только не сердись. Пожалуйста. И не ищи, я сама найду, если что… Здесь или там, – кивнула в сторону Проспекта Ветеранов.

«Катись на здоровье», – мысленно сказал я в тупом раздражении. Кажется, поработала без меня, вывезла многие вещи, сейчас при ней были только спортивная сумка и небольшой чемодан. И не думай, что помогу вытащить их. И мне всё равно, ждёт ли тебя кто-нибудь на улице, с машиной или без. Иди к чёрту со своим спектаклем.