Сергей Жадан - Депеш Мод

— Хотя, — говорю, — действительно похожи. Принцип тот же. Что-то возят себе в бочках. Пожарные машины тоже похожи.

— И цистерны с нефтью, — произносит Маруся.

— Да, — говорю, — цистерны с нефтью тоже, в принципе, похожи на молоковозы.

— Я тогда подошла к поливальной машине со своим термосом, — говорит дальше Маруся, — и тут, ты понимаешь что — на меня попала струя воды, она ударила как раз по мне, по телу, по лицу, по рукам, даже термос из рук выбила. И вот тут, ты понимаешь, я поднесла руки к лицу, по ним стекала холодная вода, и понюхала их. Знаешь, чем они пахли?

— Чем? — спрашиваю.

— Керосином.

— Каким керосином?

— Не знаю, — говорит Маруся. — Но точно — керосином. И я, знаешь, что подумала — это в принципе могло быть сделано специально, понимаешь —они специально добавляют в воду для поливания тонизирующий газ, скажем, для того, чтобы с одной стороны население простимулировать перед началом рабочего дня, а с другой — направить энергию этого самого населения в продуктивное русло, так как керосин этот должны были бы изготовлять на основании психотропных штук, народ бы по-своему заводился и весело валил на производство.

— И ты всё это написала?

— Да, — произносит Маруся, — написала. Мне было видение. Я ещё начала выдумывать разные вариации на эту тему, там, скажем, все элементы, присутствующие в керосине, попав в воздух, начинали действовать только через 45 минут. И если поливалки выкидывали керосин в воздух, например, в 6.15, до 7 он действовал только частично и был чрезвычайно вредным для человеческого организма.

— А это для чего?

— Чтобы выровнять распорядок дня в городах. Если ты вылезаешь на улицу до 7 — ты хватаешь свою пайку вредных веществ и тебя целый день выкручивает, понимаешь? Зато, если ты выходишь из дома, ну хотя бы ровно в 7 — ты нормально закачиваешься правильной смесью и целый день колбасишься на благо родины, выходит экономно и рационально.

— И ты обо всём этом написала?

— Ага.

— Знаешь, — произношу я, — я бы на твоём месте всё-таки поговорил с папой. Пара бэтээров — и про твой керосин никто не узнает… Или одна водородная бомба, — добавляю, подумав.

— Нет, — произносит она, — я лучше просто перепишу. Напишу о чём-нибудь другом. Скажем, о трамвайном депо.

— Представляю себе эту работу, — произношу. — Слушай, у нас тут на самом деле проблема. У нашего товарища родители умерли.

— Все? — переспрашивает Маруся.

— Нет, — произношу. — Частично. Отчим.

— А что за друг?

— Карбюратор. Помнишь его?

— А какой он?

— Ну, — произношу, — у него такое смешное лицо, дальневосточное. Скулы высокие, глаза узкие, помнишь?

— Это такой, — говорит она, — похожий на китайца?

— Скорее на монгола, — произношу.

— А какая разница?

— У монголов нет письменности.

— А у китайцев?

— А у китайцев письменность была, ещё когда не было монголов.

— Да, — говорит Маруся, — я его помню. Ты когда-то с ним приходил. И что теперь?

— Ну, что, — произношу, — теперь нам нужно его найти. Завтра похороны. А его нигде нет. Представляешь?

— Да, — говорит Маруся, — лажа. А как ты говоришь его зовут?

— Карбюратор.

— Странное имя.

— Карбюратор?

— Ну.

— Слушай, — Маруся наконец поднимает голову и смотрит на меня более-менее сознательно. — Так это тот ваш чувак, у которого папа умер?

— Отчим.

— Да один хуй, — целиком просыпается Маруся. — Мне вчера звонил ваш знакомый, этот, такой полный, грязный.

— Какао, — произношу.

— Что?

— Зовут его так — Какао.

— Кошмар, —произносит она. — Вот, так он вчера звонил, вас искал.

— Тебе звонил?

— Ну, а кому? — Маруся пробует подняться на ноги. — Разыскивал вас, говорил как раз об этом вашем, как ты сказал?..

— Карбюраторе.

— О, — Карбюраторе. Сказал, кажется, что знает, где он.

— А где он?

— Карбюратор?

— Да не Карбюратор, — я тоже поднимаюсь, — этот — толстый ублюдок?

— Он у Гоши. Оттуда и звонил.

— Кто такой Гоша?

— Ты что? — спрашивает она. — Ты где живёшь? Гоша — это редактор нашей самой модной газеты. Эта же вот скотина, кажется, у него работает, — Маруся показывает на сонного Собаку.

— Это редактор, что ли? — наконец доходит до меня.

— Ну, а я тебе о чём говорю?

— А как к нему наш Какао попал?

— Откуда я знаю, — говорит Маруся и идёт в комнату.

— Подожди! — кричу я ей. — А ты его телефон знаешь?

— Не знаю, — кричит Маруся откуда-то из кухни. — Адрес знаю. Я с ним спала несколько раз, у него дома. У него большая квартира, тут недалеко, на Гоголя. Он там один живёт.

— Всё равно, подожди, — я нахожу Марусю на кухне, она копается в холодильнике, достает оттуда баночку с мёдом, падает в кресло и начинает есть. — Подожди, — повторяю, — а что он тебе ещё сказал?

— Что ещё? — Маруся на минуту задумывается. — Больше ничего. Сказал, что знает, где этот ваш… ну, короче, у которого отец умер… то есть — отчим. Сказал, что когда захотите — можете найти его у Гоши.

— А как он там оказался?!

— Да откуда я знаю! — не выдерживает Маруся и начинает кричать. — Откуда я знаю? Может, Гоша его где-то снял!

— Как снял? — не понимаю я.

— Молча! Взял — и снял. Ты что — не знаешь Гошу?

— Не знаю.

— Гоша — пидор номер один в этом долбанном городе. Он по этому принципу и редакцию себе подбирает. Я с ним из принципа переспала, типа — принцип у меня такой. Значит, наверное, он где-то снял этого вашего вонючку, оттрахал, а теперь удерживает его у себя на Гоголя, я не знаю, одно слово, — замолкает и дальше слизывает свой ярко-жёлтый холодный мёд.

— Слушай, мы пойдём.

— Угу, — произносит она.

— Дай адрес Гоши.

Маруся достает какой-то ежедневник, обтянутый жёлтой кожей, что-то в нём пишет, вырывает лист и протягивает мне. На, говорит, только там нужно звонить долго, квартира большая, он может спать и просто вас не услышать. Скажете что от меня, а то он вас не впустит, понял? понял, говорю, спасибо тебе, ну всё — валите, произносит она и сразу же про нас забывает. Мы уже выходим, и тут — уже в дверях — я поворачиваюсь и говорю ей:

— Маруся, — произношу я. — Слушай, тут такое дело.

— Ну?

— Может, возьмешь нашего Молотова?

— Молотова? — переспрашивает она.

— Ну, да, Молотова. Нам его всё равно в напряг тягать за собой, а тебе может подойдёт. Всё-таки член цк.

Маруся подходит ко мне, рассматривает Молотова, проводит руками по его лицу и произносит:

— Хорошо. Я его возьму. Он мне нравится — он похож на моего папу. У него такая же хуйня на кителе.

— Это не хуйня, — произношу я. — Это орден Ленина.

Хорошо, произносит Маруся, хрен с вами — вот вам бабки — она суёт мне купюру, давайте я вас отвезу, а то вас загребут ещё в подъезде, поставь, — говорит она мне, — поставь Молотова на балкон, и мы идём вниз, Маруся подводит нас к гаражу, ворота гаража оббиты железом и медью, настоящие тебе врата ада, за такими воротами нужно прятать драконов, или атомные бомбардировщики, что-то апокалиптическое, одно слово. Смешно, но у Маруси там всего лишь расхуяченный жигуль, в самих вратах есть ещё одни — поменьше — ворота, точно так же оббитые железом, Маруся открывает именно их, заходите — говорит, может, произносит Вася, откроем ворота, вы заходите, произносит Маруся, я сама открою, а то кто-то увидит как вы крутитесь возле гаража — начнёт расспрашивать, я сама, лезьте в машину, мы заходим в тёмный гараж, действительно видим там расхуяченный, но ещё вполне боеспособный жигуль и втискиваемся втроём на заднее сиденье — я, Вася Коммунист и Собака Павлов, Собака сначала хочет лезть на переднее сиденье, но правые боковые наглухо разбиты и вмяты внутрь, поэтому мы берём Собаку к себе, так сказать — на колени. Маруся какое-то время стоит возле ворот, достаёт откуда-то из кармана джинсов недобитую папиросу, быстро её добивает и вдруг вспоминает, что она о чём-то забыла, о чём я забыла, думает она, о чём? почему я возле гаража, наверное, я хотела куда-то ехать, но куда? думает она, задумчиво заходит внутрь и садится за руль, ну, что, Маруся, кричит ей нервно Собака, поехали? поехали, реагирует на призыв Маруся, запускает двигатель и врубает задний ход. Открыть ворота она, конечно, забывает.