Елена Колина - Ты как девочка [litres]

– Мура готова к реальному миру, она умеет надевать колготки.

– Она каждое утро замирает, сидя на кровати в спущенных колготках… натянет колготки до колен и замрет.

– Это нормально, это мгновение перед прыжком в новый день. В самостоятельную жизнь.

– У некоторых мгновение длится долго…

Клара стала замечать, что Стасик от месяца к месяцу приходит к Мурочке все реже… Одно дело считать, что все это называется «жить как хочется», а другое сознавать, что кое в чем родители были правы.

Карл знала, что Стасик изменял Кларе, это было унизительно – вот еще одно объяснение. Есть и другое: всему свое время. Восхищение ушло, интерес ослаб, паруса сдулись… Карл осталась в прошлой жизни на третьем этаже.

Клара переехала на пятый этаж и ездила на лифте.

СНАЧАЛА КАЖЕТСЯ, ЧТО ВЫ НИЧЕМ ОТ НАС НЕ ОТЛИЧАЕТЕСЬ. А ЕСЛИ И ОТЛИЧАЕТЕСЬ, ТО СОВСЕМ НЕМНОГО.

20 октября, пятница. Юность звезды

Получил записку от Лизаветы: «Придешь сегодня в семь на Большую Морскую. Голда». В конце точка, не вопросительный знак. Хамская манера обращаться к человеку в повелительном наклонении.

Идиотская манера не написать номер дома. Я буду бегать по Большой Морской, нервничать, звонить ей, она не с первого раза возьмет трубку, и из всего этого сложится впечатление, что я ее преследую.

Хамская манера не написать, зачем я ей. Как будто мне и знать не обязательно, я и так побегу, как дрессированный верблюд. Почему верблюд?..

Но, может быть, она просто забыла написать вопросительный знак? И номер дома? И волшебное слово?

Но чего ждать от человека, который не откликается на свое имя? И сегодня опять сказала: «Я горжусь тем, что я еврейка». Еще раз: Лизавета не еврейка.

Все-таки спросил у нее номер дома.

Я вот что думаю: может быть, Лизавета глупая? Татка умная, а Лизавета все время говорит «ну как бы да-а-а» и «ну как бы не-е-ет». Это меня бесит – в любом другом человеке меня это страшно бесит, но у Лизаветы получается так трогательно, будто она ежик с беззащитным животиком, колючий и нежный.

Какой смысл спрашивать Лизавету о чем-либо? Встречу ее в 7 вечера на Большой Морской.

Перед тем как уйти встречать Лизавету, быстро поговорил с Мамочкой о любви к грибам и людям.

Мамочка сказала, что любит бескорыстно только грибы. Все остальное она любит корыстно, от всех остальных ей что-то нужно взамен. И только грибы она любит за то, что они прекрасны. Ей не нужно их съесть или засолить, грибы – это чистое восхищение.

А вот корыстная любовь, считает Мамочка, существует в двух видах:

– когда жалеешь любимого

– и когда восхищаешься.

В первом случае хочешь, чтобы любимому было хорошо, жалеешь его. Во втором случае восхищаешься, ценишь, хочешь, чтобы тебе было хорошо. Первым видом любви любить больно, а вторым выгодно.

– А ты как любишь?

– Я? О-о, я… я всех по-разному. Своих мужей я любила вторым видом любви. Восхищалась. Ну, пока было чем.

– А кого ты любила первым видом?

– Муру и тебя.

Мамочка считает, человек любит, чтобы любимому было хорошо, только своих детей.

Тогда получается, что Татка мне ребенок, что ли? Я ее жалею.

Может быть, я не хочу секса с ней, потому что я ее жалею? Некого спросить.

В 18:45 Лизаветы не было, и в 19:00 Лизаветы не было, и в 19:15 Лизаветы не было. Я сказал себе, что подожду еще пять-десять минут, не больше двадцати, и все, ухожу.

В 19:45 я повернулся, чтобы уйти. Решил подождать еще немного.

Лизавета появилась в 19:53. Потерлась о мое плечо, как кошка, и сказала «мурр».

Совершенно непредсказуемая: когда вы ждете от нее вежливых извинений, она будет злиться, а когда вы уверены, что сейчас на вас злобно набросятся, она начнет ласково мурлыкать. В этом и есть ее очарование!

И в остальном, во всем остальном тоже! Она длиннорукая, длинноногая, как прутик.

Почему Татка кажется мне скучной и слишком высокой? Почему от Лизаветы бьет сексуальный ток, даже когда она в куртке? Почему мне кажется, что у нее куртка надета прямо на голое тело? А почему у меня…

– Я хочу, чтобы ты написал мемуары обо мне. Не совсем мемуары, но вроде того. Биографию. Название будет «Юность звезды». У биографии может быть название?

– Биография? Чья?

– Моя, конечно, кто тут еще звезда? Как зачем биография? Вот представь: прошло несколько лет, нужно срочно написать мою биографию. И вот она, биография, – уже есть. Начнешь с самого начала: как я была вундеркиндом. Пусть будет трогательно: мне пять лет, я малышка с бантиками среди всех этих семилетних коров. Ты напишешь, какая я упорная. И как я всегда иду за своей мечтой… Куда я иду? Куда я иду за мечтой? Обычно в бутик. – Лизавета хихикнула.

Мне нравится, что она понимает мои шутки.

– Добавишь парочку смешных историй. Например, как мальчишки заперли меня в шкафу. Это я их заперла? Ну да, я их заперла, но в мемуарах все врут. Я же не хочу выглядеть плохой, я хочу выглядеть трогательной.

Я сказал:

– Ты должна будешь рассказать мне о своей семье, о родителях…

Лизавета делает из меня идиота. Как? Да очень просто. Она говорит что-то абсурдное, я думаю: «Ну, ты даешь, Лизавета…» – и сам не замечаю, как начинаю называть ее Голда… и обсуждаю ее биографию… и как ее биограф прошу рассказать о родителях.

– На фига тебе мои родители? При чем тут мои родители? Напиши, что у меня хорошие родители, и все.

Лизавета молодец: другой вундеркинд на ее месте подвывал бы, что вот, родители запихнули в школу в пять лет и сломали жизнь…

У нас в классе все любят поговорить о родителях. Называют Татку писихологом и какологом, а сами ходят к ней поговорить о родителях. Приходят и страдают: «Я ничего не хочу, у меня депрессия». Татка объясняет, почему так. У нее на все одно объяснение – предки недодали любви или игрушек.

Сейчас модно все валить на предков: человек не учится, ничего не хочет или хочет плохого, а виноваты предки. Они такие деспотичные и холодные. Или слишком опекающие и горячие… Короче, виноваты не мы, а предки. Кто ходит в музыкальную школу, обвиняет родителей в том, что у них отняли детство, кто бросил музыкалку обвиняет в том, что позволили бросить. А Лизавета молодец, о родителях вообще ни слова.

Мы шли по Большой Морской к Исаакиевской площади. От Лизаветы сильно пахло вином, она сказала, что выпила у подружки много вина, но не чувствует опьянения.

В сквере на Исаакиевской Лизавета вдруг бросилась навстречу прохожему с криком: «А я еврейка!»

– Прекрасно, – рассеянно кивнул прохожий, прошел мимо, обернулся и сказал: – Завидую. Можете уехать в Израиль.

– Я еврейка, – сообщила Лизавета другому прохожему, парню лет двадцати.

– А я антисемит! – буркнул парень голосом Серого волка. – Сейчас вот наподдам тебе, улетишь отсюда прямо в свой Израиль.