Наталия Терентьева - Феечка

Я кивнула. Я-то знаю, что он умнейший человек. Но еще знаю, что никто так хорошо не улыбается, как он. В тридцать семь лет иметь такую чистую, детскую улыбку. Никто так не смотрит – прямо тебе в глаза… Даже с экрана кажется, что он смотрит в мою душу. Я знаю, что это очень глупо – влюбиться в человека, который сидит в студии, смотрит в камеру, а потом словно приходит к тебе домой и разговаривает с тобой – с экрана телевизора, компьютера или телефона. Но… что же могу теперь поделать? Любовь это или лишь влюбленность, но именно из-за Андреева мне все мои сверстники кажутся такими ничтожными. Девятнадцать лет разница – это много или мало? Бывает же и тридцать лет разница. И ничего – живут, детей рожают.

Так я себя утешаю, зная, что это на самом деле огромная разница. И представляю, как бы побежала по квартире бабушка, хватаясь за голову и роняя пепел на пол, как бы выпрямилась на стуле мама и сказала: «Так. А теперь с самого начала. Где была твоя башка, когда ты позволила себе влюбиться?» Поэтому я им, моим самым любимым и дорогим, ничего не говорю. Приезжаю домой, сажусь поближе к маме, кладу ей голову на плечо и молчу. Мне кажется, мама догадывается, что у меня появилась какая-то тайна в Москве, но она ничего не спрашивает. А бабушка, наоборот, подступается с очень тонкими, как ей кажется, расспросами – издалека-издалека.

– Ну, как там мальчики в Москве – начитанные?

– Накуренные, ба. И напитые.

– Надя!.. – Бабушка отмахивается. – Ну что за шутки! Курение еще никого не портило! Не вали все в одну кучу. Курить это курить. Здоровью вредить, и все. А пить – другое. И если в меру, кстати, то и пить… Вот дед твой полгорода вылечил, а выпить по маленькой любил. В воскресенье – три законные. Таня помнит.

– Смотря как пить и что курить, ба. Мои однокурсники не только табачок курят.

– Что ты говоришь!.. Я не верю. Элитный факультет! Лучшие поступили!

– Это ты так думаешь. Все элитное – здесь, дома. А в Москве – базар, проходной двор. Половина у нас блатных, половина платных. Некоторые пишут с такими ошибками, что русичка попросила копию аттестата – посмотреть, как сдан русский.

– И как?

– На пять, ба. И не в Дагестане, в подмосковном Королёве.

– Я и говорю – возвращайся, дома лучше.

– Дома лучше. Это правда…

И на самом деле, я бы, наверное, уехала, не выдержала бы довольно формального обучения – я не ожидала, что снова в программе будут школьные предметы – русский, история, литература, география, обществознание, что некоторые преподаватели будут относиться к занятиям не то что формально – никак. Пришел, посидел, отметил присутствующих, рассказал про своего сына или кота и ушел. Что на физкультуру можно даже не носить форму – занятие есть в расписании, а урока как такового нет. Отметился в любое время за полтора часа – и гуляй. Что историю зимой сдали автоматом все, кто не понимает, чем отличается Иван Грозный от Петра Великого – кто из царей был раньше, кто что сделал… Что культурологию у нас будет читать верующая тетенька, которая все сводит к тому, что до христианства не было ни истории на земле, ни тем более культуры. Что все, кроме христиан, – варвары и по сей день. И глядя на девочку-мусульманку, которая ходит на занятия в хиджабе, наша преподавательница крестится и смотрит наверх, как будто оттуда ей одной говорят какие-то важные и тайные слова. Она кивает и снова крестится. И пытается крестить в воздухе эту девушку. Хорошо, что Айгуль на самом деле не такая уж истовая мусульманка и хиджаб надевает время от времени, просто чтобы обращать на себя внимание окружающих.

Не выдержала бы я долго нашего ужасного общежития, с душем на первом этаже, одним на весь корпус, своей старой, лет сорок не ремонтированной комнаты, где из окна дует так, что перелистываются страницы тетрадки, если сидишь за столом и занимаешься, а заклеить нельзя окно – моя соседка по комнате курит, хотя это и запрещено, и мне приходится в любую погоду настежь открывать окно, чтобы не сойти с ума от дыма. Моя бабушка тоже курит, но у нас в Питере квартира большая, и бабушка никогда не пускает дым тебе прямо в лицо. А здесь комната маленькая, дым пропитывает насквозь всю тебя – и одежду, и волосы, и легкие. Поделать с соседкой ничего нельзя, договориться невозможно. Она в одно ухо впускает мои слова, может даже покивать, соглашаясь, в другое – выпускает. Я написала заявление, чтобы меня перевели в другую комнату, но пока никто меняться со мной не хочет.

Не выдержала бы туалета в конце коридора, куда я первый раз зашла и вышла, не поверив, что такое бывает – на полу валяется отбитый кафель, куски труб, какие-то черные стухшие тряпки, как будто когда-то, очень давно начали ремонт, открутили половину унитазов, начали сбивать плитку, перерезали трубы, да и забыли. Так все и осталось, включая груду строительного мусора. Про запахи я уже не говорю.

Не выдержала бы всей московской гонки, безалаберности, когда опаздывают все – студенты, педагоги и декан, когда после пары задерживают на весь перерыв, всё забывают, меняют расписание на ходу, вдруг отпускают домой или держат до семи… превращают урок в балаган, задают невыполнимое, не проверяют то, что ты делал три недели, а кто-то – просто скачал чужую работу, одинаково ставят всем «плюс», молча, и все…

Всего бы этого я не выдержала, если бы второго сентября не включила вечером компьютер, чтобы посмотреть передачу, куда пригласили нашего декана и не услышала бы, как там выступает Андреев. Я раньше читала его посты, думала – хороший журналист. Но когда я его увидела, начала слушать, во мне что-то перевернулось. Я увидела того, кого ждала всю жизнь.

Потом я прочитала на его странице, что он живет где-то в Подмосковье. А это значит, теоретически я могу его встретить – в метро (он сказал, что ездит иногда в метро), или еще где-то… Вот сяду в электричку, поеду в Подмосковье, вдруг там его встречу где-нибудь в поле… Он ставит фотографии – как гуляет со своей собакой в очень красивом месте – поле, перелески, простор…

…Я представляю, как я иду, а он мне навстречу, и собака обязательно ко мне подходит – добрый шоколадный сеттер, с умными глазами, большой головой… Андреев говорит: «Отойди, не пугай человека!» А я отвечаю: «Я не боюсь…» – «А что вы здесь делаете?» – спросит меня Андреев. – «Иду фотографировать», – отвечу я. – «Хотите, я вам покажу самое красивое место? Откуда открывается такой простор…» Я знаю это место, он часто там фотографирует – в разное время дня. Как бы найти это место…

И вот – он сам приехал к нам в гуманитарный корпус МГУ на встречу! Как я могла пропустить это?

– Где ты увидела сообщение о встрече? – спросила я Ульяну.

– Так он же вчера говорил…