Наталия Терентьева - Феечка

– Звучит как тост, – засмеялась Ульяна, – но мы пить сегодня больше не будем.

Не давая мне опомниться, она взяла меня под руку и поволокла из дома на улицу.

Давно мне надо было выйти на воздух. От свежего, чистейшего, холодного воздуха остатки хмеля выветрились сразу же.

Маня выбежала нас провожать до калитки вместе с Андреевым. Вышел и один из котов и сел на крыльце – как страж одинокого андреевского дома. Во дворе, когда мы вышли, зажегся свет, стало невероятно красиво, уютно – легкий снег, три или четыре фонаря, от которых был довольно яркий свет, черное небо со звездами, давно я не видела звезд, наверное, в Москве их теперь совсем не увидишь, особенно зимой, когда небо закрыто клубами дыма из теплоэлектроцентралей, так же, как и у нас…

Мы быстро доехали до станции и очень долго ждали электричку, которая почему-то не пришла в положенное время. Мне хотелось спросить у Ульяны самое главное – как она считает, нравится ли она Андрееву. И вернется ли к нему Лариска. Но я не стала ничего говорить и спрашивать. Есть вещи, которые не нужно произносить вслух. Они меняются, перестают быть тайной, как-то искажаются, когда о них говоришь. Для меня это как разговоры об интимной жизни. Мне кажется, неслучайно столько тысячелетий – всю известную нам, по крайней мере, историю человечества, – это тема была строжайше табуирована. Нельзя, вопреки тому, что советуют некоторые современные психологи, всему находить слово. Есть вещи, которые, выраженные в словах, теряют смысл, ценность, превращаются в свою противоположность. «Мысль, изреченная, есть ложь…» И не просто ложь. Некоторые изреченные мысли – кощунственны, некоторые преступны, ужасны, мерзки. Мысль, она и есть мысль. Пока не произнесли, пока не полетел тот воробышек, которого уже не поймаешь, не открестишься от сказанного, это мои личные тайники. Чего только там нет…

И это ведь касается не только самых интимных вопросов. Мне неприятно было бы сейчас с Ульяной обсуждать взаимоотношения Андреева с Лариской. Даже если мы невольно и в курсе этого. Немножко в курсе – видели фото, читали посты и интервью, краткие комментарии Андреева и «случайные» оговорки Лариски…

– Ты думаешь, та девушка, Тамара, с которой ты дружила… Она уйдет от мужа, когда родит ребенка, да? – вместо этого спросила я у Ульяны. Это меня тоже волновало. Я не могла предположить, что в нашей стране где-то существуют такие формы патриархата и семейной зависимости.

– Не знаю, – покачала головой Ульяна. – Как она тогда будет растить ребенка? Все от нее отвернутся.

Мне казалось, ей тоже нужно что-то у меня спросить, она пару раз начинала издалека, но так ничего толком и не спросила, была задумчивая и непривычно грустная, и пока мы стояли у перрона, и когда наконец сели в медленно подошедший поезд. Понятно, почему его так долго не было… Он никуда не спешил, как будто спрашивал нас: «Вы точно едете обратно? Ведь вам предложили остаться, что же вы уезжаете?» Это как во сне… Утром можно было встать и поздороваться с Андреевым, вместе с ним позавтракать… Как товарищи, ну и что…

Меня же просто разрывало от противоречивых чувств. Зря мы уехали, наверное… Зря я выпила водки… Почему он так долго смотрел мне в глаза?.. Или мне это все показалось? И еще. Мне неожиданно понравилась Ульяна. Точнее, она мне всегда была симпатична, но что-то очень мешало сближению. Даже тогда, когда я не знала, что мы влюблены в одного и того же человека. Но сегодня я как будто увидела другую Ульяну, немного растерянную, она так же, как и я, не знала, как себя вести в этом доме, где живет наш общий кумир. Не сотвори себе кумира… А что делать, если он сам себя сотворил у меня в голове и сердце? Сам поселился там и затмил мне весь свет. А я совсем ведь не хотела этого.

– Смотри… – кивнула Ульяна на парня, сидевшего на противоположной стороне.

Он в наушниках слушал передачу в записи, на которой мы только что присутствовали. Онлайн-встреча Андреева со своими читателями и зрителями, которую он проводил из маленькой студии в подвале его скромного дома. Надо же, я не думала, что у него есть такие молодые почитатели. Вот бы он сейчас обрадовался… Судя по комментариям, его слушают и смотрят в основном люди среднего возраста, как он сам, и старше. Мы – скорее исключение. Я видела, что Ульяна тихонько сфотографировала парня и, показав мне фото, послала Андрееву с подписью: «Смотрит сегодняшнюю передачу». Андреев поставил ее целиком, никак не монтируя, ничего не вырезая. И правильно, поэтому очень живое ощущение даже у тех, кто смотрит в записи. Неожиданные реакции, случайные оговорки – не портят, а придают жизненности передаче.

Мы поговорили об однокурсниках, я удивилась, как совпадают наши ощущения и оценки. Зря я так сторонилась ее, оказывается, можно обо всем с ней разговаривать.

Я показала ей фотографию своей бабушки с Федорой, как та забралась бабушке на руки и не хочет никак слезать. Я всегда смотрю на эту фотографию, когда мне грустно в общежитии. И мне кажется, что я сама как наша пушистая Федора – никак не могу слезть с бабушкиных рук. Может быть, я уехала в Москву, подсознательно пытаясь обрести самостоятельность?

Ульяна неожиданно рассказала мне, что ее отец умер, когда она училась в младшей школе, погиб в автокатастрофе. Мама очень переживала, так, что даже попала в больницу с депрессией. Не могла смириться, принять. Ничего не могла поделать.

Я слышала, что депрессия – это болезнь и диагноз, как ангина или стенокардия, но всегда думала, что человек может побороть ее. Взять себя в руки и всё. Вот как моя мама взяла себя в руки, когда мы с бабушкой обе заболели, и она перестала переживать о моем никудышном отце, точнее о своей пропавшей любви. Такая ценная, исключительная субстанция – любовь. Именно о ней плачут, именно ее не хватает.

– Нет, – покачала головой Ульяна, когда я ей сказала это. – Мама очень хотела превозмочь болезнь, но я видела, что она на самом деле не может есть, не может спать. Я отлично это помню. Она лежала ночью с открытыми глазами, днем не могла сосредоточиться, сделала несколько ошибок на работе, ее уволили.

– За ошибки? – удивилась я.

– Да. Она работала инженером на строительстве транспортных развязок. Неправильно посчитала, стали строить, конструкция одна обвалилась. Жертв не было, никто не пострадал, это еще в ходе строительства было. Но ущерб большой. Конструкция как будто золотая была. И вроде как мама виновата, ошиблась, не то рассчитала. Ее даже судили, – спокойно добавила Ульяна.

– Судили? – поразилась я.

– Ну да. Признали виновной, хорошо, что срок не дали, но присудили взыскать огромный штраф. Мы теперь его всю жизнь будем выплачивать, наверное.