Вэдей Ратнер - Музыка призраков

Через год, в марте, за неделю до девятого дня рождения Сутиры, Сохон, как и обещал, вернулся в Пномпень. В войне наступил перелом – повстанческая армия приближалась к столице. Американское и другие посольства готовились к эвакуации, падение старого режима было вопросом нескольких недель или даже дней, прежде чем новая, лучшая Камбоджа поднимется на смену прежней. А пока, объяснил жене Сохон, он не может рисковать попасть в плен, оставаясь в городе. Пусть он революционер, но он всего лишь гражданский специалист и вынужден прибегать к помощи военных товарищей, чтобы перейти через линию фронта. Он вернется, когда Пномпень освободят, и тогда Чаннара должна быть готова уйти с ним. Они уедут в Кампонгтям, в Северную зону, где будет их новый дом. Сутиру они возьмут с собой, но с остальными родственниками придется порвать. По силам ли Чаннаре такая жертва? Да, твердо ответила она. Под непрерывными обстрелами Сохон выбрался из осажденного города, оставив семью, как и в первый раз.

Столицу освободили через несколько недель, но, к своей растерянности, Сохон не смог вернуться – он получил приказ оставаться на месте. Объяснений не последовало, было лишь внушительное предупреждение: «Еще очень многое неясно, связи неустойчивы, многие союзы тщательно изучаются. Если ты сделаешь неверный шаг, мы не сможем гарантировать твоей безопасности, не говоря уже о семье и друзьях». Сохон ждал, цепляясь за призрачную надежду, что Чаннара все помнит и попытается приехать к нему, каким-то образом забрав и Сутиру. Прошел месяц, второй, третий… К концу 1975 года Сохон впервые получил известие о своей участи: он направляется в отдаленный трудовой лагерь в верховьях Кампонгтхома, а его членство в партии аннулировано. Сочувственно относившийся к нему товарищ посоветовал не обращаться за помощью к знакомым руководителям, так как они сами могут быть неизвестно в чем замешаны и обвинены, а воспользоваться возможностью и исчезнуть, отправившись, как приказано, в Кампонгтхом, и переждать, пока партия очистит свои ряды от предателей. Так Сохон и сделал – исчез, боясь, что, оставшись в Кампонгтяме, не удержится и встретится со своей семьей, поставив их жизнь под угрозу. Конечно же, партия во всем разберется, и скоро все уляжется.

Чистки продолжались без перерывов – не успевала закончиться одна кампания, как начиналась другая. Предполагаемые враги множились, как вши, выявлялись все новые запутанные сети таинственных связей. Товарищ Куон бесследно исчез – его зона ответственности была поделена и передана под командование других. Выступления, последовавшие после его исчезновения, позволили предположить, что он попал под подозрение у партийного руководства.

В Кампонгтхоме Сохон уже не был музыкантом и композитором – его назначили мастером музыкальных инструментов, что было гораздо скромнее, почти как плотник. Это причислило его к рабочему классу и обеспечило безопасность. Когда Сохон не копал оросительные каналы и не вырубал бамбуковые леса под новые рисовые поля, он делал инструменты для деревенского революционного ансамбля. Это обеспечивало ему одобрительный кивок от местного начальства, а самые щедрые потихоньку совали ему лишний паек риса, кусочек пальмового сахара, початок кукурузы. Как и большинство камбоджийцев, Сохон голодал, но изредка перепадавшие крохи новостей поддерживали в нем надежду, что семья жива, и заставляли не опускать руки. Даже сны подпитывали эту надежду, давая силы терпеть: стоило Сохону закрыть глаза, как он видел Чаннару, Сутиру, тестя с тещей, Амару, и все удивительно реальные… Они были его единственной семьей – другой Сохон не знал. Рано осиротев, он попал в Ват Нагару и обрел покровителя в лице самого видного прихожанина. Впервые le Conseiller обратил на Сохона внимание, привлеченный лиризмом его заупокойных распевов, а позже – глубокомысленными рассуждениями о дхарме применительно к равенству и социальной справедливости. По просьбе настоятеля Советник взял на себя все расходы на образование, обеспечив Сохону возможность учиться не только в Камбодже, но и за границей. Острый ум юноши вызывал уважение сверстников, но грант королевского правительства на учебу в Америке ему достался исключительно благодаря связям Советника. Сохон был всем обязан le Conseiller , и когда маститый дипломат снизошел к его просьбе и отдал за него Чаннару, молодой человек начал считать себя баловнем судьбы. Друзья семьи давно предвидели этот союз – в Камбодже у богатых папаш в обычае было принимать в свой клан многообещающих юношей и готовить из них женихов для дочерей, но Сохону происходящее казалось настоящим чудом.

Он любил Чаннару много лет, влюбившись с первого взгляда, когда она с семьей приезжала в Ват Нагару во время ежегодного отпуска Советника, служившего, как позже узнал Сохон, в посольстве в Америке. Чаннаре было пять лет – небесное создание с волосами почти до колен, а ему, новичку-послушнику вообще без волос, – девять. Сирота и бедняк, Сохон мог лишь томиться и вздыхать и много лет мечтал о Чаннаре, постоянно ощущая ее рядом, даже когда она улетала в далекую Америку. Каждый год Сохон ждал ее возвращения, восторженно думая, что она пробудет в Камбодже целый месяц, и с каждым годом любил все сильнее – тайно, безмолвно, потому что и в мечтах Сохон не переступал границы великодушия своего благодетеля. Даже уверенность в себе ему словно досталась от Советника, который, понимая важность самостоятельного становления, внешне держал дистанцию, давая возможность Сохону пробиться самому и заслужить репутацию в творческой среде.

В двадцать четыре года, взяв короткий академический отпуск, Сохон женился на Чаннаре. В первые месяцы брака он часто просыпался посреди ночи, не зная, от стука своего или Чаннариного сердца, и глядел на нее, не в силах поверить, что она его жена. Чаннара не только приняла его, но, по ее собственному признанию, и полюбила. Сохон и правда чувствовал, что каким-то непостижимым образом она его любит. Он засыпал снова, не зная, не продолжение ли сна все это. Позже он скажет себе, что некоторые грезы обретают пульс реальности. Девятилетним послушником нараспев читал сутры и забыл свою строчку, нарушив общий ритм, когда увидел Чаннару, бегавшую по территории храма, сердце гулко вторило каждому ее шагу. Спустя несколько лет брака, когда родилась Сутира, Сохон окончательно поверил, что его мечта исполнилась, стала реальностью, воплотилась в жизнь.

В Кампонгтхоме, разлученный с семьей, он снова начал мечтать – неистово, горячечно. В мечтах его близкие были живы. Он заставлял себя в это верить, потому что реальность без них он принять не мог. Сохон бесконечно рисовал себе встречу с женой и дочерью, придумывая разные варианты, как им удалось выжить, и поклялся себе при встрече вымолить у Советника прощение. Он даже начал репетировать, что скажет человеку, ставшему для него вторым отцом и давшему ему все: «Нас всех втянули в войну. Американские бомбардировки потрясли основы нашего существования, и повсюду появились трещины и изломы. Как вы и предрекли, наши надежды и мечты оказались над пропастью, но если бы я к вам прислушался, внимательно отнесся бы к вашим словам, я бы увидел то, что видели вы: политика ярости и ненависти только раздует этот пожар, который уничтожит остатки былой стабильности. Я предал свое образование и свой талант. Я предал нашу семью. Я предал вас, который любил и пестовал меня, как родного сына. Как мне начать выражать мою…»