Пак Кён Ри - Земля. Том 1

Морщины на лице Кима были результатом бед и несчастий, выпавших на его долю. В течении нескольких лет он похоронил троих сыновей, одного за другим. А затем и жену, сердце которой не выдержало всех тяжелых утрат. В живых осталась только самая младшая дочь, — она только давала ему сил жить дальше. А жили они бедно. Хотя, надо сказать, что в роду Кима все мужчины, начиная с прадеда, занимали небольшую чиновничью должность, но что касается самого Кима, то он никогда не пытался сдать экзамен на государственную службу, потому и довольствовался ничего не значившим положением провинциального янбана. А чем же для него была его единственная дочь? Неизвестно, что по-настоящему чувствовал Ким к родному дитя, но внешне он относился к ней, как к щенку, от которого нет никакой пользы. Он часто вздыхал, глядя на дочь: «Если двери моей никчемной судьбы захлопнутся, то с каким лицом я приду к своим предкам?» Он мечтал усыновить какого-нибудь мальчика-сироту, которому впоследствии мог бы поручить могилы предков. Как будто не было у него других забот, и это желание являлось главным смыслом его существования.

Ким Хун Чан, успокоившись, взглянул на собеседника, на его ноги, обутые в изношенные лапти и на мешок с инструментами, который тот нес за плечами. Спросил:

— Так ты на работу?

— Да, — ответил Юн Бо.

— Это хорошо… Гляди, как крестьяне работают в поле.

— Угу.

— Обрабатывают землю под посев риса.

— Земля здесь благодатная, что и говорить… Слава Богу!

Вдалеке, за полем, пронизанный солнечными лучами, тянулся шлейф тумана. Учитель Ким, пыхтя своей трубкой, процитировал длинное китайское изречение, затем продолжил:

— В любое время года земля неизменна, но ее плодородие зависит от воли небес и душевных качеств человека.

— Что вы этим хотите сказать?

— Когда ты голоден, то заискиваешь пред дающим пищу. А насытившись, забываешь о том, что заискивал. Идешь в теплое место, а холодное — покидаешь. Вот и вся человеческая природа.

Юн Бо молчал.

— И далеко ты направляешься? — спросил Ким.

— В Чинчжу.

— Значит, идешь ремонтировать дома?.. Ты бы починил себя, свою душу. Вот с чего тебе надо начинать! — Ким разошелся с новой силой, он кричал на Юн Бо, поносил его всякими словами, затем, вдруг затих и бессильно махнул рукой.

— Что вам до меня? — сказал плотник — Успокойтесь уж.

— Я мог бы выгнать тебя из деревни.

— Выгнать?

— Да, можешь мне поверить. Но твоя почтительность к предкам заслуживает похвалы… поэтому поступай, как знаешь. Мудрецы прошлого говорили: «Подумай перед тем, как действовать». А что ты знаешь?

— Ничего я не знаю, учитель… Но скажите мне… — Юн Бо остановился, опустил на землю мешок с инструментами, подошел вплотную к Киму. — Хочу спросить вас об одной вещи… Что вы думаете об «Армии справедливости?»

— Гм… Сложный вопрос. Судя по всему, это движение призвано собрать под свои знамена справедливых мужей — цвет нации, — голос Ким Хун Чана взволновано дрожал.

— Насколько я понимаю, одни хотят прогнать японцев, а другие — наказать разворовавшихся чиновников. По-моему, у всех общая задача. Тогда почему о движении Донхак говорят плохо, а об «Армии справедливости» — хорошо?

— Верность королю и неверность — это не одно и тоже.

— Если крестьянин выступает за свои права — это неверность, а если янбан разворовывает казну и унижает простых людей, то это верность?

— Ба, куда ты завернул! Не хочу слушать! Убирайся прочь! — Ким Хун Чан сошел с дороги, подошел к канаве и опустил ногу в воду.

Юн Бо, наблюдавший за ним, решил изменить тему разговора, его голос даже стал более мягким:

— Учитель, так куда же вы направляетесь по утренней росе?

Такое происходило с ними почти всегда. Несмотря на разницу в возрасте, социальное положение и отличие в образе мыслей, у них двоих за эти годы сложилась взаимная симпатия друг к другу. Хула, ругань и подначивание в их отношениях не сделали их врагами, а наоборот, только укрепляли дружбу, что было странно.

— Я был в соседней деревне, — заявил Ким. — Навестил Чин Са, он оказался в весьма затруднительном положении.

— Слухи ходят, что Ок Све сбежал, это правда? — поинтересовался Юн Бо.

— Негодник, оставил семью хозяина, теперь им не накого положиться. Воистину мир перевернулся. Поймать бы мерзавца и забить до смерти батогами.

— Не стоит осуждать человека. Кто знает, что ему приходилось терпеть? Я слышал, что он голодал и при этом служил двум вдовам. Должно быть, припёрло, что сбежал…

Со стороны оба, Юн Бо и Ким Хун Чан, выглядели людьми беспечными, как если бы первый не собрался вовсе в дальнюю дорогу, а второй — не спешил за снадобием для дочери, которая всю прошлую ночь мучилась рвотой и поносом.

— Каждый должен исполнять свой долг. Слуги обязаны делать свою работу, а хозяева — свою.

В это время они увидели неподалеку идущего со стороны соседней деревни мужчину, который вскоре поровнялся с ними. Это был Ким Пхён Сан, с непокрытой головой, он держал руки в карманах штанов, должно быть, опять провел ночь за игрой в карты. Он прошел между двумя путниками, взглянул молча на их лица и фыркнул, точно какое-то животное. В ответ на это Ким Хун Чан сердито сплюнул. А Юн Бо, не зная, как на все это реагировать, молвил:

— Пожалуй, мне надо бы поторопиться, — и закинув на плечо мешок, пошел вперед быстрыми шагами.

— На работу отправляешься? — грубо поинтересовался, обернувшись, Пхён Сан.

— На работу ли, или куда еще, тебе, что за дело? — парировал Юн Бо.

— Черт возьми, я не спал всю ночь!

— Что, сорвал куш?

— Если бы…

— Ну, ну… — Юн Бо, не желая больше разговаривать с Пхён Саном, прибавил шагу. А упитанный картежник не отставал от него.

— Я спустил всё…

— Чтобы выигрывать, надо и проигрывать.

— А ты, что же, работаешь, работаешь, а капитал на ветер бросаешь?

— Это уж не твое дело, янбан. Ты сам по себе, я сам по себе, — с этими словами Юн Бо резко повернул влево к реке, направляясь к переправе.

— Хи-хи-хи, — Пхён Сан был бы не прочь называться янбаном, но он простой крестьянин, хотя и упитанный: с жесткими волосами на голове, широким лоснящимся лицом. Узкий его лоб рассекала одна глубокая морщина. Поглаживая выпирающий живот, он вошел к себе во двор с криком: «Есть хочу!»

Дети, два малых сына, услышав угрожающий крик отца, тотчас попрятались кто куда. А их мать, работавшая за ткацким станком в крохотной комнате, разогнула спину и вышла встречать мужа:

— Сейчас накрою столик

— Погоди, Ан Дэк… я, пожалуй, сначала вздремну… — Пхён Сан зашел в комнату, примыкающую к кухне, оставил дверь открытой, растянулся на циновке и вскоре захрапел на весь дом.

Хам Ан Дэк закрыла дверь, позвала детей завтракать, положила им в плошки вареного риса, сама сьела отвар из остатков рисовой шкварки — суннюн.