Юлия Климова - В ее сердце акварель

– Итак, моя дорогая, – Зофия Дмитриевна громко обратилась к Лесе, – самое время сказать правду.

– Я действительно племянница Василия Петровича и не понимаю, почему вы сомневаетесь в этом.

– Ах, милое, невинное создание! А впрочем, какая разница? Сюжет, собственно, прост. – Зофия Дмитриевна развернулась к гостям и, выделяя каждое слово, наполняя его едкой насмешкой, добавила: – Много лет назад тетка моего выжившего из ума соседа сотрясла Утятино страшным пророчеством. Кажется, бедной женщине приснился сон, и она потом лет десять рассказывала его на каждом углу, пока не отправилась в мир иной. О, эти сны! – Зофия Дмитриевна вновь засмеялась, наполняя пространство вокруг себя вселенским холодом. Лесе показалось, что еще секунда, и изо рта повалит пар. Слова… Они звенели хрусталем, льдом, стеклом и уже демонстрировали острые безжалостные края, способные нанести глубокие болезненные раны. – Не беспокойтесь, мой рассказ не займет много времени, эту историю знает каждая местная дворняга. – Зофия Дмитриевна посмотрела на Лесю, припечатывая и к ней ярлык беспородной бродяжки, а затем продолжила: – Итак, великое проклятье гласит, что однажды в Утятино явится рыжая девчонка, родственница Дюкова, и один из моих сыновей полюбит ее раз и навсегда. Какая мелодрама! – Губы Зофии Дмитриевны брезгливо скривились, в глазах вспыхнуло ядовитое презрение, способное стереть с лица земли любого врага. Но Леся устояла, она внимательно слушала, ждала продолжения, и именно это отвлекало и спасало ее. – А обещанная трагедия, мои дорогие, заключается в том, что любовь будет безответной, рыжая девчонка иссушит и погубит моего сына, он, несчастный, на долгие годы погрузится в пучину боли и страдания. – На этот раз Зофия Дмитриевна улыбнулась мягко, в эту минуту она походила на большую холеную кошку, которая трогает тяжелой лапой неподвижную мышь, проверяя, дышит та еще или нет. – Какая прелесть, не правда ли? – Смерив Лесю рентгеновским взглядом с головы до ног и обратно, прищурившись, Зофия Дмитриевна насмешливо спросила: – Ты уверена в своих силах, да? Что ж… проверим, хорошую ли актрису выбрал Дюков и справится ли она со своей судьбоносной ролью.

Леся впитывала каждое слово и уже не смотрела на Кирилла. Неимоверной силы злость поднималась в душе волной, замедляя дыхание, наполняя тело мелкой дрожью. «Он знал, куда меня отправлял… и знал, что так будет… как щепку, бросал в огонь и ничуть не сожалел об этом… Почему?..» Ей не нужно было рисовать пламя, оно и так полыхало вокруг, подступая все ближе и ближе.

– Я не актриса, – ровно произнесла Леся, борясь с острым желанием сжать кулаки. Она чувствовала, как гости Кравчиков внимательно, с любопытством изучают ее, угадывала их легкую растерянность и естественное желание побыстрее узнать, чем же закончится яркое представление. Главные герои находятся близко друг к другу, воздух накален, трагедия (или комедия?) вроде и понятна, но… нет. Происходящее еще требует объяснения, нужны слова, зацепки, время… И нужен тот, кто сделает твердый шаг вперед, остановит действие, защитит.

– Итак, не будем затягивать концовку. – Зофия Дмитриевна театрально взмахнула рукой и одарила Лесю очередной смертоносной улыбкой. – Ну же, кто из моих сыновей не в силах прожить без тебя и дня? Кто страдает от неразделенной любви и собирается отчаянно гибнуть и дальше? Честно говоря, не терпится узнать.

Конечно, Зофия Дмитриевна обращалась к Кириллу, она требовала от него немедленного отречения и была абсолютно уверена, что любимый сын не разочарует. Вот он стоит – высокий, стройный, красивый, слегка удивленный, но по-прежнему уверенный в себе. На губах застыла полуулыбка, в темных глазах отражается многое: вопрос матери, готовый ответ и подрагивающий свет от больших роскошных люстр. Какая сила могла заставить такого мужчину обратить внимание на юную художницу, лесную фею, племянницу Василия Петровича Дюкова? Зофия Дмитриевна смотрела на сына, любовалась им и ожидала великую победу над прошлым.

– Мама, не нужно на меня так смотреть. – Кирилл поднял обе руки вверх, сдаваясь, покачал головой и, не глядя на Олесю, добавил: – Я вовсе не собираюсь становиться сказочным принцем и уж точно не поскачу на белом коне в сторону дома твоего ненормального соседа. Мама, в этой истории на меня не рассчитывай. Хорошего понемножку. И плохого тоже. – Он опустил руки, и зал оживился, точно наконец-то дали команду двигаться и разговаривать.

– Мои дни рождения не назовешь скучными, – с бархатным удовольствием подвела итог Зофия Дмитриевна и отправила усмешку в сторону «дешевой актрисы». – И чего только не бывает на свете… Но жизнь всегда расставляет все по своим местам.

«Да, вы правы, это так…» – пронеслось в голове Леси, и, борясь с окружившим ее одиночеством, она сцепила руки перед собой. Кирилл так и не посмотрел на нее, не протянул взгляд извинения, не нашел для нее ни слова, ни жеста, ни сострадания… Почему-то послышались аплодисменты, хотя их не было, никто не собирался кричать «Браво!» и требовать продолжения спектакля, но лампы сияли ярче, тяжелые шторы напоминали занавес, несуществующие скрипичные смычки поднимались и опускались в оркестровой яме. Яма… да, она будто образовалась на полу и начала стремительно расти, превращаясь в пропасть. Острозубые камни, изломанные временем корни деревьев, сухие комья глины, тонкие хлесткие ветки обозленных от отсутствия солнца кустарников – это ждет ее, стоит лишь подойти к краю…

– Я, – раздался громкий четкий голос, и справа картинка торопливо задвигалась.

– Что ты ? – с долей недоумения спросила Зофия Дмитриевна, глядя мимо Кирилла.

– Ты спросила, кто из твоих сыновей не в силах прожить без этой девушки и дня, мама. Ты спросила, и я ответил. Этот человек – я.

Леся резко повернула голову и увидела Егора. «Но… откуда… почему ты здесь…» И только через несколько секунд, мысленно повторив его фразы, она споткнулась на слове «сыновей», задержала дыхание, расцепила руки и сжала кулаки. Краски закончились, карандаши затупились, на листе не осталось свободного места – в эту минуту Леся была готова признать, что теперь безоружна. Слишком много за один короткий вечер…

Егор был спокоен, его кожа оставалась бледной, тонкие губы не выдавали мыслей и чувств, и казалось, что взрывоопасный взгляд матери проходит сквозь него, не обжигая душу и сердце.

«Вам всем будет лучше без меня…» – подумала Леся, развернулась и побежала к выходу.

«Что за…»

Слова застряли в горле. Выпив залпом бокал шампанского, скривившись от пузырьков, ударивших в нос, Глеб прищурился и сжал зубы. Поднос мешал, его хотелось не поставить на стол, а швырнуть на пол, да так, чтобы тот хорошенько загремел и все присутствующие содрогнулись и перестали пялиться в одну точку. Олеся убежала, а они все стояли и смотрели ей вслед, не в силах стереть с лица кривые растерянные улыбки. Впрочем, неподдельный интерес тоже.