Сид Чаплин - Тонкий шов

— А-а, это ты, — сказал я и повернулся уходить. Она взяла меня за руку и удержала.

— Дэнни, — сказала она, — не уходи. Прости, что так вышло, но я не могла иначе. Она бы меня до смерти избила. В прошлый раз я ходила с синяками несколько месяцев.

— В прошлый раз! — сказал я с упреком.

— А ничего не было, — сказала она. — Мы просто разговаривали. С тобой было совсем другое. У меня не было выхода.

— Хорошая слава пойдет про меня, — сказал я. — Завтра весь поселок будет знать. За всю жизнь не отмоешься.

— Бедняжка, — шепнула она. — Нашел чего бояться!

Она была слишком близко, чтобы сердиться на нее. Мы опустились на упругую траву и сквозь цветочное кружево смотрели на луну, пока ее не скрыла туча, и в этот раз нам не помешали. После того вечера я ни разу не был на ферме и больше не видел Дженни. Но я помню, как утром возвращался домой, отгулявший свою пасху, один-одинешенек под надзором звезд. Я не мог понять, откуда такое сиротство и почему на душе тоска. Уже подойдя к нашей двери, я глянул вверх, увидел размашистую россыпь Млечного Пути на небесном куполе и в приступе ярости и отчаяния понял свою беду.

Я уже не был одно целое с миром. Что-то треснуло, развалилась моя скорлупа. Все это случилось в один день, и я не знал, кого винить. Случилось — и все. Побили битчика, и на том с битками было покончено.

Когда мне было десять лет, мы побросали наш скарб на грузовичок и из богом забытой деревеньки перебрались в поселок, где были и центральная улица, и кино с музыкой из репродуктора, и даже плавательный бассейн, выложенный желтым кирпичом и бравший воду с рудниковой гидростанции. Бассейн сделал меня другим человеком.

В родной деревне я был левша на обе руки и хромал на обе ноги. Башка не работала. Я брел по жизни, как впотьмах, готовый каждую минуту на что-нибудь напороться. Даже отец, обычно такой душевный, и тот вышел из себя, когда за пару куропаток я прокатился на машине в деревушку у черта на куличках и едва приплелся домой. «У тебя на плечах не голова, а луковица», — кричал он.

Бассейн преобразил меня. Я поплыл с первого раза. Какое наслаждение — процеживать воду между пальцами и, расслабившись, плыть как облачко. Здесь была моя стихия, мне было тепло и покойно. И все получалось. Уже к концу первого года я проплыл двадцатипятиметровку под водой, выиграл юношеские соревнования брассом (троих лидеров, мухлевавших выгребом на боку, дисквалифицировали) и вдобавок с отличием подтвердил свидетельство спасателя на водах. В один вечер я стал знаменитостью. Сам тренер потрепал меня по плечу. «Не забывай, на что ты способен, — сказал он. — Грянет день, придет случай, когда от тебя будет зависеть чья-нибудь жизнь».

Вот эти слова меня и погубили. Я стал искать случая спасти кому-нибудь жизнь. Как спасатель-доброволец я имел свой участок: заполненная водой глиняная яма, шахтный водосборник и мельничная запруда на реке. Сев на велосипед, я на бешеной скорости объезжал свои места, благоразумно поддев плавки под брюки, и молил бога послать мне утопающего. Но бог не внимал.

Я спускал все свои карманные деньги, уезжая по воскресеньям на побережье. Перебросив через шею связанные ботинки, я мерил по песку милю за милей, готовый на любой крик моментально сбросить штаны. Но за все время мне попалась только девчонка, раскровенившая ногу, да и та предпочла бы умереть от кровотечения, чем дать пощупать пульс.

Я почти отчаялся. Меня поддерживало только свидетельство, помещенное отцом в красивую рамку и вывешенное на кухне. В зимние месяцы я частенько посматривал на него. И неутоленная жажда славы томила меня с прежней силой. Придет мой час, и я вытащу из воды двоих — нет, даже троих сразу, а потом покрою все рекорды, переплыв Канал. [7] Английский канал, как называют в Англии пролив Ла-Манш

Наступило лето, бог, видать, образумился и решил вмешаться. Это случилось, помню, в субботу днем на глиняной яме. У дальнего берега плескался какой-то купальщик. Вдруг он издал пронзительный вопль и ушел под воду. В следующую секунду на рябой от солнца поверхности воды вновь появилась и заплясала, как репка, его голова с распяленным в неслышном крике ртом. Я нырнул, как был, в рубашке, успев краем глаза увидеть, что вдоль берега вовсю наддает кто-то еще. У того была плоская, как блин, красная морда, он до этого сидел и ковырял пальцы на ногах. Я мучаюсь с рубашкой — какая тут скорость? — а ковыряльщик шпарит по берегу.

И все же я поспел раньше. А потом все пошло неправильно. Утопающий вцепился в меня руками и ногами и потянул на дно. Он даже ударил меня, вынырнув в третий или четвертый раз, и я отвесил ему хорошую оплеуху. Он тут же обмяк. Я только успел перевернуть его лицом кверху, как в нескольких шагах от нас в воду ахнул ковыряльщик и протаранил меня. И еще ногой поддал. Потом спокойненько отобрал мою добычу и погреб с ней к берегу. Что самое обидное — он и за мной вернулся. «Держись, уже близко», — приговаривал он, буксируя меня к берегу. Там собрался народ. Смех, шуточки. Я тогда впервые испытал это чувство — ненависть.

Мокрую рубашку я приторочил к багажнику, прямо на тело натянул свитер и тихонько уехал. Согнувшись над рулем, я миль десять вымещал обиду на педалях, но обида так и не прошла. Много лет спустя я проболтался одному старикану врачу, пьянице и цинику, что мечтал хоть раз в жизни спасти кого-нибудь. «И сейчас мечтаете? — спросил он, насмешливо перекосив лицо. — А вам не приходило в голову, что, может быть, не всякая жизнь того стоит?»

Но это потом, а в ту пору я, как мог, наказывал себя за неудавшуюся карьеру спасателя. Меня единственно утешало, что тот пройдоха, ковырявший пальцы на ногах, не получил ни медали, ни даже просто благодарности. Я стал избегать воды. Как заведенный крутя педалями (велосипед у меня был без свободного хода), я уезжал, куда глаза глядят, и наддавал, если по пути попадались пруд, озеро или речка. И никак не мог отделаться от того позорного воспоминания.

Наверное, прошло года два, и однажды летом, прихватив девчонок, я с двумя приятелями поехал в Скарборо. Я уже работал и в тот день был выходной. Мы набрели на плавательный бассейн, и один говорит: «Среди нас чемпион по плаванию и прыжкам в воду. Ему с этой вышки прыгнуть — пара пустяков». Жаль, говорю я на свою голову, что не взял с собой плавки и полотенце. Девицы подсказывают: можно взять напрокат. Им хотелось, чтобы я прыгнул с самой верхней площадки. Я лез на эту верхотуру целую вечность и когда оттуда посмотрел вниз, то сразу захотел обратно. Я увидел голубой квадратик воды и одинаковые белые пятна вместо лиц. Мои спутники ободряюще махали мне руками. Останется вечной тайной, как я набрался духу пройти до конца доски, когда все мое существо заклинало сесть, обхватить доску ногами и выжимать себя вперед по миллиметру.