Сид Чаплин - Тонкий шов

Джозеф Макналти посмотрел сначала на племянника, потом на Неда, который, тяжело дыша, лежал на траве, потом оглянулся на смолкших зрителей. И снова его взгляд уперся в Малютку Джона, застывшего у своей кроваво-желтой куртки. «Люблю отчаянных, — сказал он и через силу сглотнул. — Вот тебе моя рука, Малютка Джон. И не сочти за обиду: я дам тебе денег, а уж ты купи себе другой костюм».

Джон поднял с земли куртку и улыбнулся, откровенно дивясь ее безобразию. Потом накинул ее на плечи и оглядел себя.

«Ничего себе одежду я откопал, правда?»— спросил он. «В хозяйстве сгодится, — сказала Нора. — Хороший выйдет половичок, но никто не вытрет ноги о Джона Макканна». Просветленный догадкой, добряк Патрик улыбнулся и отошел, а Нора смочила в ручье платок и обмыла Джону лицо. «Королевский наряд! — сказала она. — Тебе ни к чему было его покупать. Он теперь всегда на твоих плечах. Ты достойно пройдешь свою дорогу, малыш». И знаешь, что сказал Малютка Джон твоей бабушке? «Только вместе с тобой». Так оно и вышло.

В конце Садовой улицы мальчик свернул и по тропинке сбежал к ограде. Сначала он высмотрел едва различимую дорожку, упиравшуюся на том конце широкого луга в приступочек у изгороди, потом перевел взгляд на быка, мирно щипавшего густую сочную траву у прудика. За той изгородью, напротив, высился террикон, и отец, наверное, уже взбирался на него; а здесь, в сотне ярдов, топчет густую траву бык, который считает этот луг своим владением и, конечно, погонит мальчика, если он ступит на дорожку. Оставался окольный путь — мимо кооператива и брошенной вентиляционной шахты, но тогда он рисковал разминуться с отцом. Он глубоко вздохнул и решил бросить вызов быку, черному, как ночь, с блестящей шкурой, под которой рябились мышцы, крутоголовому, распустившему с губ слюну. Про рога он постарался вообще не думать. Поднырнув под ржавую проволоку, туго натянутую между столбами, он ступил во владения быка, он даже успел поймать божью коровку на счастье.

Он прошел половину пути, когда, не глядя, почувствовал, что бык поднял голову и с интересом рассматривает его. Это очень трудно — не глядеть в ту сторону, но еще труднее идти ровным шагом, как его учили. Он изо всех сил старался держать взглядом желтые пятна лютиков, росших из травы готовыми букетами, и начинавшиеся за ними лопухи, буйствовавшие уже до самой изгороди. Все-таки он не выдержал и украдкой глянул через плечо. А там вот что: опустив голову, бык переступал с ноги на ногу и всхрапывал. Этот бычий сап он услышал даже сквозь грохот собственного сердца и на минуту оцепенел от ужаса. И тут донесся голос отца:

— Иди спокойно, сынок, и, ради Христа, не оглядывайся.

До отца была сотня миль, с ним там кто-то еще. Даже издалека он разглядел отцово лицо, черное от угольной пыли и блестевшее от пота. Отец сорвал с головы кепку и вышел на луг. Радость захлестнула мальчика. Он сделал шаг и пошел медленно. Но почему-то отец уходил в сторону от него, и он в растерянности остановился.

— Иди прямо к приступку, — крикнул отец. — Только медленно! Медленно! А сам, размахивая кепкой, побежал.

— Эй! — крикнул он быку. — Сюда, ко мне! — и потряс своим большим красным платком. Мальчика подмывало кинуться к отцу, но там был бык, и он с острым чувством стыда понял, что больше всего на свете боится этого быка, что этот страх пересилил даже любовь к отцу.

Через лопухи к нему бежал незнакомый человек. Казалось, он никогда не добежит до него. Мальчик навсегда запомнит, какая странная тишина вдруг повисла над полем. На весь мир бухало его сердце, к нему мчался кто-то высокий, в лохмотьях, по ногам больно хлестала высокая трава, где-то далеко кричал отец, отвлекая быка, и вот уже высокий незнакомец подхватывает его на руки. Сверху он успел еще раз увидеть отца: тот несся быстрее ветра — под самым носом у быка. Потом его, словно тючок, перевалили через изгородь и, оттолкнувшись о приступок, следом легко перемахнул через ограду незнакомец.

— Порядок, — тяжело дыша, сказал он. — Он его обморочил. Отец махал им уже с дороги, а бык бесновался за оградой от нерастраченной ярости и обиды.

Вытирая платком лицо, к ним на террикон тяжело взошел отец.

— Быстро у тебя голова работает, — сказал незнакомец.

— Приходится, — буркнул отец. — Бестолочь! Тебе сколько раз говорили!

— Прости, пап.

К счастью, отец отвлекся на незнакомца.

— Один бог знает, что бы мы без тебя делали.

— Да то же самое и делали бы. Он бы шел себе и шел потихоньку, как было сказано.

Его взгляд остановился на туго сжатом кулачке.

— Прости за любопытство: что у тебя там, малец?

— Глупость какая-нибудь. Он, словно барахольщик, подбирает что попало.

А мальчик только сейчас вспомнил о своем трофее и разжал кулак.

— Черт побери, это божья коровка!

— Что я тебе говорил?

— Отпусти ее.

— Может, она принесет мне счастье.

Он взял букашку и посадил себе на руку. Коровка выпустила прозрачные крылышки и улетела. Потом откуда-то вывернулась и снова села ему на руку.

— Видал, малец? Значит, денек у меня будет удачный.

Он осторожно перенес букашку на травинку. Потом поднялся с земли и сверху посмотрел на отца с сыном. Хотя одет он был в страшную рванину, стоял он прямо как господь бог.

— Мне пора.

У мальчика мучительно сжалось сердце.

— Куда ты сейчас? — спросил отец.

— В Барни, там и переночую.

— Может, перекусишь с нами? Сытый желудок веселее носить.

Незнакомец помотал головой.

— Я не любитель ловить людей на добром слове. И время поджимает.

— Говори что хочешь, но мы тебя голодным не отпустим. И давай не спорить.

Незнакомец еще раз взглянул на отца.

— Я серьезно говорю.

— От куска хлеба с сыром, я, конечно, не откажусь, — уступил тот, — и от луковички, если не жалко.

— Разоримся и на луковичку. У тебя какая специальность?

— Слесарь, токарь. Только это когда было, еще до войны. Женился — и сразу в окопы. А когда вернулся, определили стажером и через год с месяцем уволили.

— Героев мы уважаем.

— На жизнь никаких денег не хватало. Пришлось выметаться, а жену отправить к родным. С тех пор мотаюсь без работы.

— Беда, что и говорить.

— Главное — никак не могу войну из себя вытравить. Я ведь на Марне был и на Сомме.

— Аэропланы, танки, наблюдательные шары, — оживился мальчик. — Вы их видели?

— Если на Сомме, то там одна грязь и слякоть. Там некогда было глазеть по сторонам, приходилось все время смотреть под ноги. Нас больше утопло, чем погибло от пуль.

— А воздушные бои были? — спросил мальчик. Раскинув руки, он загудел, как шмель, обежал вокруг и спикировал на землю.

— Не до аэропланов нам было, — покачал головой незнакомец.